Юрий… сколько же должен был вынести тот мальчик, сам, в одиночку, под тяжестью переплетённых жадных желаний взрослых. Если всё это время он был лишь слепой ширмой, за которой скрывалась их мрачная игра…
Со Рён с трудом сглотнула, горло обожгло. В памяти всплыл спокойный голос, рассказывавший о прошлом так просто и прямо, будто это не его боль, а чужая. Но стоило вспомнить, как тихо дрожал от него воздух спальни, сердце болезненно сжалось.
— Я уже выбрала этих детей.
В её глазах, полных слёз, до сих пор зиял след того выбора, словно свежая рана. Со Рён неподвижно смотрела на Дарью, чьё изнурённое дыхание хрипло рвалось наружу. И всё же она знала: есть только одни слова, которыми можно ответить.
— Я его не отпущу. Никогда.
Отныне всё её желание, весь её эгоизм будут вращаться лишь вокруг одного человека — Ли У Шина.
Пусть мир рухнет, пусть сгорит всё вокруг, — она спасёт только его. Потому что он был её целым миром.
— Я до конца останусь эгоисткой, — прошептала она.
С этими словами Со Рён будто прижала к груди самое сокровенное, потаённое в душе У Шина — ту боль, о которой и сам он, возможно, не догадывался. Она втянула в себя страдание мальчишки, как если бы захотела разделить его до последней капли.
Веки дрогнули, и вдруг показалось, будто лёд, сковывавший её изнутри, начал таять. Нет, скорее — его жизнь проникла в неё, вплелась в её собственную, и из двух судеб выросло единое дерево. Со Рён подняла взгляд, и в нём вспыхнула новая, упрямая твёрдость.
— ――
Наверное, что-то отчаянно оберегать — значит неизбежно отказаться от всего остального.
Так Ригай сошёл с ума, пытаясь удержать своё. Так Джу Соль Хон отвергла материнство. Так Максим сжёг всё, что любил.
А Ли У Шин… солгал и ушёл — ради того, чтобы защитить её.
Что ж… теперь, пожалуй, она сможет принять и его противоречия. Ведь она сама родилась и выросла в тканях тех же переплетённых узоров — в сетях, что ткали они, взрослые.
И потому теперь она заберёт их ребёнка, того, кто всегда оставался в тени, чужим и забытым. Она вернётся в тот разрушенный, обледеневший Зимний замок и вытащит из пепла изломанное тело мальчишки.
— У вас, бабушка я хочу узнать ещё очень много всего, — тихо сказала Со Рён.
****
— Угх…!
Едва выбравшись из-под руин Зимнего замка, он увидел, как к нему тянется чья-то рука. Лица не было видно — оно терялось за ослепительным сиянием. Чужие пальцы осторожно коснулись его глаз, смахивая пепел и грязь. С каждым движением осыпался чёрный прах, а ресницы мелко дрожали.
Кто… это…
Женская ладонь прижалась к его замёрзшей щеке, дыхание обдувало глаза, выдувая угольную крошку. Тёплый ветер ласково коснулся кожи.
Юрий напрягся, враждебно насторожился, но в следующую секунду мягкие губы коснулись его века и тут же отпрянули. Мальчишка вздрогнул — и в то же мгновение мир перевернулся.
— ――!
Он зажмурился, резко втянул воздух — и вместо пепелища над ним простерся незнакомый потолок. Зрачки Ли У Шина были расширены до предела.
Торс обнажён, грудь туго перевязана искусно наложенными бинтами. Состояние было хуже некуда. И не мудрено: крошечный парашют, спрятанный в бронежилете, не мог выдержать вес двоих взрослых мужчин. Стоило очнуться, как спина зажглась адским жаром, словно его приложили к раскалённому углю.
— Блядь… да замри ты хоть на секунду!
Даже когда они падали в ущелье, тело несколько раз кувыркнулось. Он понимал: если отпустить Кию, тот, возможно, и не разобьётся насмерть. Но пальцы не разжались. Убрать его с дороги — это право принадлежало Со Рён, а не ему. Ебучий, но единственный её брат… эта мысль до конца не давала У Шину отстраниться.
Стиснув зубы, он всё же вцепился в этот проклятый груз и рванул вниз вместе с ним. Вцепился руками и ногами, прижал шею, не давая Кие вырваться.
Хлипкая ткань парашюта хоть немного замедлила падение, но остановить бросок в ледяную реку не могла.
— Распрямись, ублюдок! Делай, что я сказал…!
Чем ближе вода, тем сильнее он тянул носки вниз — и вошёл в неё отвесно, с грохотом. Струя метнула его тело, словно копьё, прямо в глубину, и там, среди обломков вагона, железо рассекло ему голову.
В сознании вспыхнуло лицо Со Рён — близкое, как вчера. Оставить её одну на ветру, среди этого холода… Для такого чувства в языке не существовало слов.
— Чёрт… сука…
Тяжесть в голове невыносимая. Он попытался подняться, но боль распахнула рот, и вырвался лишь сиплый стон:
— Угх…
Тело покрылось синяками от макушки до пят, будто его избили железными дубинками. Вроде ничего не сломано, но руки и ноги дёргались мелкой дрожью, словно механизмы с перебитыми пружинами.
Сознание прояснилось, а тело всё равно оставалось ватным. Он опустил взгляд и увидел: на предплечье, прямо над веной, расплылся тёмно-фиолетовый след от иглы.
Какая сволочь это сделала…
По спине стекал липкий холодный пот. Где он? Где очнулся? Он моргнул несколько раз и, застыв, уставился перед собой.
В одной половине поля зрения — тьма, но постепенно начали проступать очертания: тонкое одеяло, не спасавшее от холода, стены, кое-как подбитые досками, щели, сквозь которые врывался ледяной ветер. Ни одного прибора, ни намёка на телефон.
На истёртом ковре валялся мусор: использованные шприцы, обрывки одежды, окровавленные бинты, марля, ножницы — всё свалено в одну грязную кучу.
Он едва успел порадоваться, что зрение медленно возвращается, как горло свело тошнотой.
Где сейчас Со Рён? Не схватили ли её американцы? Не ранена ли она? Опять, как всегда, одна?
— Блядь… — губы зашептали сами. — Надо было раньше познакомить её с На Вон Чханом…
Мысль о том, что она где-то бродит в промозглой темноте одна, разрывала нутро. В груди пустота, в горле — жгучий ком, словно он проглотил уголь.
Ли У Шин снова ухватился за край кровати — перед глазами всё плыло. Хоть он и с силой вдавливал пальцы в виски, тошнотворное кружение никак не проходило.
Тело будто перестало принадлежать ему: некогда выверенные мышцы, чёткие нервы — всё распалось, рассыпалось, двигалось как попало.
И тут…
— Ну и цирк. — Он хрипло усмехнулся, глядя на железо у щиколотки.
Кто-то приковал его ногу цепью к кровати. Такое безумие мог сотворить только один ублюдок…
Снаружи донеслось тихое насвистывание, и вдруг дверь распахнулась настежь. Вошёл человек, чью морду он мечтал разорвать на куски. Кия, весь так же перемотанный бинтами по грудь, остановился и, увидев его, весело присвистнул.
У Шин встретил его взглядом ледяным, неподвижным, полным ненависти. Между ними повисла острая тишина. Кия прищурился, склонил голову набок и спросил:
— Ты что, память потерял?
— Если собрался нести чушь, лучше объясни, что с этими шприцами, — отрезал У Шин.
— Ха… значит, нет. — Кия с лёгким разочарованием почесал бровь.
Он волоком подтащил обугленный круглый стол, опустился на него и закурил. Сигарета засветилась, но лицо его оставалось в полумраке.
— Это старый мотель, снесли да не доделали, — сказал он спокойно.
— Что?
— Я тебя спас. Брюки не снимал, не обольщайся. Туалет там. — Он небрежно выпустил дым и ткнул пальцем в дверь. — Если приспичит — иди. Только цепь короткая, целься метко.
Мыском ноги он толкнул железо на его щиколотке. Взгляд У Шина стал жёстким, мрачным. В висках стучало, сознание рвалось оборваться.
— Не до шуток. Почему ты тогда схватил Со Рён за руку?
Голос его прозвучал, как хриплый гул из глубины горла. В любую секунду он мог сорваться на ярость. Глаза оледенели, челюсть застыла.
— Второго раза не будет. Только попробуй тронуть её.
Кия вальяжно растёр сигарету о столешницу и вперил в него взгляд.
— А что, я должен был там один сдохнуть?
— ……
— Ты бы сидел спокойно и смотрел, как Соня вытаскивает меня первым?
Его губы скривились в ярости, но уже в следующее мгновение лицо вновь стало равнодушным. Он смотрел на выцветшие, протекавшие от сырости обои — взгляд странно спокойный, отрешённый.
У Шин стиснул язык зубами, не давая себе отключиться. Тело не слушалось, мышцы отказывались повиноваться.
— Грязная тварь… Что за дрянь ты мне вколол?
— Американцев одним махом не убрать, — усмехнулся Кия.
Веки наливались свинцом. В сознании осталась лишь одна мысль, одно имя, вспыхивавшее, как звезда: Со Рён… моя Сова…
Горькая кровь скатилась в горло.
— Хотел хоть раз по-взрослому себя повести… — Кия криво усмехнулся, уставившись в мутную лампу. — Как думаешь, Соне понравится? Я собираюсь надеть облачение того самого сахалинского «пророка».
— Ы…― нг…— слова распались на стоны, рот уже не слушался.
— Когда твой дед ещё был жив, кое-что потаённое тут процветало, — продолжал Кия. — Соня вспомнит. Обязательно придёт. Так что до тех пор спи. На этот раз нас ждёт финальная сцена.
Белая вязкая масса легла на лицо Ли У Шина, закрыла глаза и рот. Воздух оборвался.
Со Рён… вот бы ты убежала отсюда. Вот бы спряталась так, чтобы никто никогда не нашёл…
В темноту уходящего сознания он уносил лишь эту молитву.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления