Онлайн чтение книги Счастливая психопатка Merry Psycho
7 - 227

С каждым шагом по белому снежному полю ноги уходили всё глубже, проваливаясь до колен.

Соня крепко держала шершавую ладонь и шла через бескрайний холм. В пальцах ощущалось неловкое, но тёплое движение, а за спиной вился неуверенный свист, щекоча её затылок.

Она хотела бы обернуться, но голова была тяжёлой, и шея словно закостенела. Вместо этого девочка нащупала пальцами тугой металлический обруч, сковывавший её череп. Холодное, безжизненное железо лежало на голове каменной тяжестью, и Соня тяжело, обречённо вздохнула.

И вдруг — словно что-то надломилось: железо загрохотало и задрожало.

— О…!

Соня остановилась и посмотрела вниз. На белоснежную землю упал грубый железный винт.

В тот миг, когда она поняла, что этот винт слетел с её головы, за ним один за другим посыпались остальные, как горсть рисовых зёрен, высыпанных из ладони. Железные пластины, ещё мгновение назад стягивавшие её, начали расходиться, и вскоре тяжёлый обруч разлетелся на куски.

— Ах…!

Глаза Сони распахнулись во всю ширь. Давивший на лицо и голову металл исчез, и перед ней открылась бездонная лазурь неба — чистая, прозрачная, без единого облачка.

— Ух ты…

Задрав голову, она оглядела сверкающий белый холм вокруг. Губы сами собой растянулись в улыбке, а сухие глаза вспыхнули живым светом.

Голова стала такой лёгкой… Неужели это правда?

Она запрыгала на месте, звонко выдыхая морозный воздух, вдыхая его полной грудью. Казалось, по венам разливается звонкий, холодный поток, словно горный ручей вливается прямо в сердце.

Соня потрясла головой, проверяя — не вернулась ли тяжесть. Потом нерешительно коснулась лица. Под пальцами оказалась не холодная железная поверхность, а живая кожа — шероховатая, тёплая, мягкая. Сердце подпрыгнуло от радости, и девочка расцвела в широкой, солнечной улыбке.

«Боже мой… Это не сон!»

Ощущение свободы было таким ярким, что словами его не передать. Но стоило Соне оглянуться назад, как сияние на её лице стало медленно угасать.

— Кия… почему ты…

Брат, всё это время следовавший за ней по пятам, по-прежнему носил на голове и лице тот самый страшный обруч.

На его маленьком, приземистом теле громоздкий железный шлем выглядел ещё более нелепо и пугающе, даже если забыть о чувствах.

— Кия, сними это! Стоит чуть пошевелиться — и винты сами посыпятся!

Она потянулась к нему рукой, но Кия отшатнулся.

— Я не хочу снимать.

— Что?

— Мне нельзя. Я так хочу.

— Почему?

Соня нахмурилась, не понимая. Его слова казались ей бессмыслицей. Но из-под железной маски мелькнули чёрные глаза — они лукаво изогнулись, словно в тихом смешке.

— Вот и всё, — сказал он с лёгкой, нарочито беззаботной интонацией.

Соня молча смотрела на брата. Его перекошенная рубаха сползла с плеча, тяжёлый шлем давил на голову, а голые руки и ступни покраснели от холода. Всё в нём кричало о слабости, о боли, и сердце девочки болезненно сжалось. Но Кия не замечал ни холода, ни её тревоги — он лишь молча нагибался и подбирал с земли упавшие винты.

— Кия, ты что творишь! Пошли скорее!

— Не хочу. Я лучше все эти винты соберу.

— Что?

— Они теперь мои. Все до одного. А ты ступай к своему братцу.

— Какому ещё братцу? Что за чушь!

— Да ну, — протянул Кия, — тому самому… Сероглазому, которым ты так гордилась!

Лицо Сони залилось краской. Кия снова расхохотался, довольный её смущением. В порыве обиды она дёрнула его за руку — с той силой, будто вырывала из земли корень редьки.

Но он не сдвинулся с места. Тогда Соня свистнула — резко, властно, как всегда, когда требовала: «Иди за мной!» 

Так должно было прозвучать. Так свистела она раньше.

А теперь — ничего. Сколько ни складывала губы, сколько ни выдыхала воздух, свист не рождался.

«Странно… Я ведь всегда умела свистеть…»

Лишь пустой, бесцветный ветер проходил сквозь сжатые губы. И от этого становилось страшно — словно между ней и Киeй пролегла пропасть. Больше нельзя было позвать его, подтолкнуть, настоять. Только глухое молчание осело на губах.

Кия смотрел на её тщетные попытки и мягко, почти снисходительно улыбался. Потом, не торопясь, собрал все обломки её разрушенного обруча и прижал к себе, как драгоценность.

— Теперь преследование окончено. Одного куска мне вполне хватит.

И вдруг его тень вытянулась, заслонив собой маленькую Сону. Сам он всё ещё оставался ребёнком, маленьким и худым, но тень легла на снег тяжёлым силуэтом взрослого мужчины. В этом было что-то жуткое и необъяснимое.

— Но ведь, Соня, нам было весело… правда?

Он улыбнулся — так, что глаза исчезли, совсем спрятались за щелью смеха. Соня открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела: Кия, с той же лёгкой, насмешливой улыбкой, исчез в вихре снежной бури.

Растерянная девочка моргала — раз, другой, третий — и оглядывала бескрайнее снежное поле. Но от Кии не осталось ни следа. Только цепочка следов, тянущаяся туда, откуда они пришли. Ни винтов, ни осколков железа — ничего. Всё исчезло.

Лишь его голос, шёпот эха: «Соня, нам ведь было весело, правда?» — звенел у неё в ушах.

Соня, будто очнувшись, мотнула головой.

«Нет… Мне было тяжело. Очень тяжело…»

И всё же, несмотря на это, где-то глубоко внутри теплилась мысль:

«Но ведь у меня был ты. Такой брат…»

****

Сырой блеск выступивших слёз затуманил взгляд, и, когда Соня подняла глаза, за окном уже занимался рассвет. Она очнулась от странного сна — и вместе с пробуждением с ресниц сорвались тяжёлые капли.

Со Рён сама не понимала, отчего плачет. Сухой, привычный жест — стереть влагу с глаз — не объяснял того чувства, что охватило её. Это было предчувствие.

Нечто необъяснимое, но ясное: прошлое, казавшееся вечной ношей, вдруг обрушилось вниз и исчезло, словно провалилось под землю.

Со Рён безучастно стирала новые и новые слёзы, возвращая себе хладнокровие. Она знала: это конец. Последняя страница истории Сони, которую следовало закрыть самой.

«И всё же, Кия… если мы когда-нибудь встретимся снова…»

Она задержала дыхание.

«Пусть в тот раз в тебе уже не останется никаких воспоминаний».

В груди неприятно заныло, словно туда легла каменная глыба. Но губы всё равно тронула горькая усмешка — уж слишком нелепой казалась эта просьба самой себе.

И в тот миг дверь распахнулась с грохотом, и знакомые лица хлынули внутрь.

— Эй, Хан Со Рён!

В проёме застрял плечами Ки Тхэ Мин, а за ним — Джин Хо Дже. И только тогда до Со Рён дошло: одна рука у неё в гипсе, а плечо, лодыжка и запястье туго стянуты жёсткими бандажами.

Расколотая нижняя губа ныла, а щёки горели и пульсировали — словно после удаления зуба мудрости.

Израненное тело отзывалось усталостью, и тяжёлый вздох подступал к самому горлу. Со Рён обвела взглядом мрачную комнату, куда робко проникал рассветный свет, и её лицо мгновенно окаменело.

— Где инструктор?

— Э… то есть… понимаете… — промямлил Джин Хо Дже, и на его лице промелькнуло беспомощное смятение.

Со Рён рывком поднялась с кровати и, даже не надев тапочки, заковыляла к двери. Остальные поспешили за ней, растерянно переглядываясь.

— Эй, тебе ещё минимум пару недель лежать!

— Боец Хан Со Рён, прошу, успокойтесь и вернитесь в постель!

Но она, не слушая возражений, оттолкнула товарищей и вышла в коридор.

— Где мы?

— В… в загородном доме на Сахалине. Пока вы были без сознания, вам сделали всё необходимое. То же и с командиром. Но у него раны серьёзнее, так что врачи сказали — лучше пару недель провести здесь.

— В какой он комнате?

— Ну… — Джин Хо Дже нервно взъерошил волосы. — Нам строго-настрого приказали разместить вас по отдельности!

— Кто приказал?

— Вот честно — не знаю. Какой-то шумный тип. Вломился в наш канал связи, начал пеной брызгать… Голос тонкий, а вопит так, что уши вянут! Кричал, будто если вас поселить вместе, вы только хуже себе сделаете… 

Со Рён почти не слушала. Она шаг за шагом открывала двери в длинном коридоре, одну за другой, снова захлопывала, и двигалась дальше. И когда, наконец, толкнула одну из них — пальцы сжали дверную ручку так сильно, что суставы побелели.

В просторной комнате стояла лишь одна кровать, и на ней, глубоко погрузившись в сон, лежал Ли У Шин. Под лёгкой домашней одеждой проступали уродливые синяки, а обе руки были туго забинтованы после ожогов от электрических проводов. В бледновато-синем рассветном свете его лицо казалось исхудавшим, измученным, почти прозрачным.

Со Рён молча обернулась, закрыла дверь на замок, не позволив никому из бойцов войти. С трудом переставляя ноги, она подошла к кровати, приподняла одеяло и скользнула рядом.

Она устроилась головой в твёрдую, надёжную впадину подмышки. Закрыв глаза, вдруг ощутила предательскую щемящую боль у переносицы. Вот он — мой дом. Наш дом.

И всё же… ей хотелось большего. Её тянуло к нему сильнее, чем прежде. В охватившем её странном, жадном порыве Со Рён прижалась к мужу крепче. От его шеи ощутимо пахло дезинфицирующим раствором, но она не удержалась и осторожно провела языком по коже.

Стук сердца гулко отдавался в соприкоснувшихся телах. Её ладонь скользнула по его крепкому бедру, потом забралась под рубашку, коснулась горячей кожи. Между ног вдруг разлилось болезненное, жгучее напряжение, рот пересох и одновременно наполнился слюной, но она лишь крепче зажмурила глаза.

Хочу просто уснуть рядом с ним. А проснувшись — увидеть ясный, пронзительный серый взгляд. Тот самый, каким он смотрел на меня раньше…

— Это всё? 

Низкий голос, раздавшийся над самым ухом, мгновенно вернул её в реальность.