Онлайн чтение книги Счастливая психопатка Merry Psycho
5 - 176

Впервые громко рассмеявшийся ребёнок тоже затаил дыхание, захваченный сияющей гладью озера. Юрию очень хотелось увидеть, как распахнулись эти красивые глаза, но времени на это не было.

Он напряг бёдра, оставляя за спиной всё более затихающую мелодию светильника. Никогда ещё он не пересекал это озеро так стремительно и отчаянно. Горло саднило от ледяного ветра, лёгкие сжались.

Если бы только это не был побег. Если бы вместо того, чтобы спасаться с ребёнком на плечах, мы просто играли, бегая за круговертью света…

И тут ладошка вцепилась ему в волосы на затылке, будто натянула поводья.

— …Нельзя туда. Не ходи.

— !..

Сердце грохнуло в груди от неожиданности — голос оказался тоньше, чем он ожидал, и гораздо сдержаннее. Ребёнок, наконец-то заговоривший при нём, тихо вымолвил:

— …Надо вернуться.

— Всё нормально. Потерпи ещё немного. Мы не можем вернуться сего…

— Шш!..

Ребёнок решительно прошипел и сжал плечо до боли. Даже прерывистое дыхание, которое до этого билось в шею, полностью стихло.

Тот самый малыш, который только что радостно подпрыгивал на спине, вдруг стал пугающе спокойным. Зато сердце у него стучало с бешеной силой, будто разрывая грудную клетку, и этот ритм передавался через соприкосновение их тел.

Из-за порывов ветра Юрий едва мог открыть глаза, но вдалеке мелькнула чья-то тень.

На краю ледяного озера, из темноты, поднимался мутный дым.

Кто…

Показался силуэт одинокого человека, который держал руки в карманах пальто. Ледяной взгляд Максима Солженицына был направлен точно на них. Музыка стихла, и на озеро вновь опустилась темнота.

Юрий врезался лезвием коньков в лёд и резко остановился. В тот же миг Максим вытащил руки из карманов и подал какой-то знак.

Сотни налобных фонарей вспыхнули вокруг, ослепительный свет ударил по глазам, и юноша судорожно отвернулся.

Сука… попались. Ругательство прокатилось в горле, не вырвавшись наружу.

— Всё нормально. — сонно прошептал ему малыш и начал ёрзать. Ступнями, которые не дрожали ни капли, он уверенно оперся о плечи Юрия.

Ребёнок пригнулся, напряг всё тело, как зверёк перед прыжком. В одно мгновение его присутствие исчезло — даже дыхания не было слышно.

Нет!.. Юра инстинктивно прижал малыша к себе и резко рванул назад, катясь по льду. Яростный шум сердца перекрывал остальные звуки.

Он больше ничего не слышал — ни крика, ни голоса ребёнка. Только хриплое дыхание и резкий свист лезвий, рассекающих лёд.

Фьють! Фьють! Что-то, острое, наподобие стрел, вонзалось в лёд, загораживая ему путь. Юрий еле-еле успевал уклоняться, пока не почувствовал, как что-то обмякло у него на шее.

Юноша пошатнулся и с испугом обернулся — вся рука и кисть ребёнка были изрезаны, потому что он отбивал все летящие снаряды.

— Какого, блядь!..

Этим крохотным кулачком… кого он, сука, защищает… Глаза жгло, дышать становилось всё тяжелее.

В тот момент, из ружья выстрелила верёвка с крюком, пересекла озеро и зацепила Юрия за грудь.

Он ударился головой об лёд, но ребёнка не выпустил — сжал так крепко, как мог.

— Ух…

Впервые за всё время юноша подумал: Хорошо, что на нём эта маска. По крайней мере, голову не расколет.

Свет карусели всё так же кружился, лучи падали на окровавленное лицо Юрия.

Шаги приближались со всех сторон, но он упрямо держал то, что было у него в объятиях.

Нет. Не отдам. Вам я его не отдам. Я не хочу возвращаться в этот грёбаный Зимний замок.

Однако вопреки желанию он потерял сознание.

*****

— Ах, мой внук пропал.

Веки, тяжёлые, как свинец, не дрогнули. Оцепеневшие чувства, едва пробудившись, тут же вновь погружались в болотную трясину. Казалось, руки и ноги были связаны, а сам он заперт в тесном пространстве.

— Решил ради пробы перевернуть весь дом вверх дном — и, разумеется, слухи уже дошли до Кремля. Сколько же всё-таки гнид кишит в моём собственном доме…

Слух вернулся к нему раньше зрения. Это был насмешливый голос деда, который сквозь плотную пелену звучал приглушённо и гулко. Из-за этого многие слова не доходили до уха, а голова работала туго.

— Видишь сам: стоит в особняке случиться ЧП, и информация тут же утекает в Кремль. Теперь-то понял? Что бы ты ни задумал, тебя остановят на каждом шагу.

— Г-господин премьер-министр…

Послышался незнакомый голос. Тихий, испуганный до предела.

Что за дрянь мне вкололи? Временами у него буквально отключалось сознание. И каждый раз разум рассыпался, а потом медленно собирался обратно. Чёрт…  Юрий застрял в зыбкой паутине. 

Максим, бросив взгляд на комнату, где был заперт его внук, продолжил:

— Один вопрос. Ты правда думаешь, что тот, кто знает российские секреты, сможет покинуть страну? Да ещё и прихватив с собой собственность России?

— !..

— И, мало того, ты осмелился впутать в это мою жену?

Мужчина, которого притащили сюда, мелко задрожал худыми плечами.

Максим хорошо знал этого человека. Кореец, который ещё со времен учебы в МГУ часто общался с Иваном.

Родной сын лидера сахалинского культа, ведущий исследователь, поднявший российскую разведку на новый уровень. И, вдобавок ко всему, паразит, подбиравшийся к Дарье.

— Я бы на месте правительства не отпустил детей с Сахалина. Они весьма ценны. Мы вложили в них столько сил — как ты мог подумать, что Россия просто так от них откажется?

— Э-это…

Беззубое правосудие, к которому призывал его этот человек, звучало как детский каприз. Максим посмотрел на него с нескрываемым презрением.

— Мир никогда не придёт на помощь слабым. Причина проста: они сами окажутся в опасности.

— !..

— Такая борьба никогда не принесёт никакой выгоды, и в итоге всё закончится, как с Иваном и Яной — бессмысленной смертью.

Максим поморщился и прижал пальцы к ноющим вискам. Когда-то он уже пытался устроить бегство Дарьи из России. Но как только об этом стало известно, ключевых фигурантов тут же устранили разными способами.

Дарья Солженицына. Жена премьер-министра, покровительница Чечни — слишком значимая и, следовательно, слишком опасная фигура. Проблема была в её статусе: она не просто политическая фигура, а жена самого премьера.

Если бы она сбежала, это вызвало бы волну тревоги и подозрений внутри самой системы. Вот почему Россия всеми силами блокировала её побег и усилила слежку.

Так что ему проще было держать её в Зимнем замке. Так и прошли шесть лет.

К счастью, она вела себя тихо. Да, часто погружалась в прострацию, обращалась с мужем как с пустым местом, и теряла дар речи, когда видела его лицо. Но — по крайней мере — она не делала ничего, что могло бы вызвать гнев правительства.

А на самом деле всё это время она просто готовилась к побегу.

— Дарья — женщина с историей.

— …

— Если она снова предаст Россию — смерть ей обеспечена. Думаешь, убьют только Дарью Солженицыну? А мой внук? Неужели ты веришь, что Кремль пощадит его?..

Она и её наследие исчезнут без следа. Максим напряг челюсть, жилы вздулись. Он жил как избалованный ублюдок, упиваясь своей фамилией, но единственная, кто сломала его гордость — была она. Женщина, от которой все шарахались.

— П-прошу… просто… просто сделайте вид, что ничего не знаете!..

Ригай упал на колени, ударившись лбом о пол. При виде этого Максиму вспомнилась Даша, которая вчера, рыдая, умоляла убить её, протягивая пистолет, из которого он шесть лет назад застрелил невестку.

Максим стиснул зубы. «Если не собираешься меня убивать — помоги. Помоги. Если не готов нажать на курок, тогда… отпусти меня, прошу… отпусти!..» Рыдания жены всё ещё стояли в ушах.

— Господин премьер-министр! Один-единственный раз, пожалуйста… только один!..

— …

— Мой р-ребёнок… здесь. Я не знаю ни лица, ни имени. Я… я отвратительный отец, бросивший собственного ребёнка. И я… я никогда не заслужу прощения, что бы ни сделал…

— Из-за тебя моя жена в опасности!..

— Д-дарья… мне нужна помощь госпожи Дарьи… пожалуйста… хоть раз… Я отдам свою жизнь, если нужно, чтобы отплатить за эту милость…

— Ты правда думаешь, твои мольбы меня тронут?

Максим усмехнулся. Дарья тоже вчера стояла на коленях и умоляла его. «Убей меня… если ты хоть немного меня любишь, нажми на курок… закончи эти мучения…» Он холодно улыбнулся.

Он сам учил внука не вестись на ложный выбор. Не поддаваться иллюзии, что у него есть «вариант». И в итоге сам теперь оказался в тупике.

Её голос, обращенный к нему, был сладким, пульсирующим, полным отчаяния. Даша… моя маленькая луна…

— Нет. Я не могу этого допустить.

В глазах Ригая мелькнуло отчаяние.

— Неважно, закрою ли я глаза на это или нет. Как только вы попытаетесь вывезти сахалинских детей и покинуть Россию, вас всех убьют. Лучшие агенты пойдут по вашему следу.

— …

— Если только Бог не поможет, вам никогда не спастись и не скрыться. — Максим холодно отклонил план Ригая. Тот зажмурился и бессильно опустил голову.

Слабые. Все, до единого, чертовски слабые. Максим взглянул на фото Ивана и Яны, стоящее у него на столе. Идиоты. Всего-то какие-то сахалинские крысята — почему вы так за них цеплялись? Почему вы шли на смерть ради них?

Фараоны Египта бросали младенцев в Нил ради своей страны. Запихивали их в пасти крокодилам без тени сомнения. Максим зажмурил воспалённые глаза.

Но выживший ребёнок раздвинул воды Красного моря и утопил армию фараона.

Колёса вражеских колесниц ломались ни с того ни с сего, облачный столб закрывал беглецов от взгляда преследователей. Дети шли и шли, и ноги их не стирались до крови и не покрывались волдырями. А ночью их вела огненная вспышка. Это была рука Господа.

— Но ты пришёл не к Богу, а ко мне. — Максим прикурил сигару. — …В день, когда я убил Ивана и Яну, Даша назвала меня исчадием ада.

Против России столп облака бессилен.

Значит, нужно нечто большее. Что-то могущественное.

Дым от сигары поднялся вверх.

— Сможешь ли ты прожить всю оставшуюся жизнь в месте, куда не проникает солнечный свет, с клеймом террориста?

— !..

Побелевший Ригай резко поднял голову.

Это был финальный сценарий в жизни Максима Солженицына.