Онлайн чтение книги Счастливая психопатка Merry Psycho
5 - 171

…Онанизм? Вы серьёзно говорите об… онанизме? Вы правда об этом меня предупреждаете?

Юрий чуть не лопнул от возмущения, но не мог рискнуть и объясниться. 

Он задерживался в туалете, потому что боялся, что с ним что-то не так, потому что у него в штанах всё не как у других. Вот и разглядывал подолгу своё добро.

Я даже не осмеливаюсь прикоснуться к себе — кажется, стоит случайно задеть не тот участок, и всё изогнётся ещё больше!

И такого, как я, в чём вы вообще обвиняете! 

Мальчишка с досады только и мог, что дёргать ни в чём не повинную одежду.

— Всегда будь опрятен. Не веди себя распущенно.

— …Понял.

Гордость саднила, но он не мог перестать думать об этом странном ощущении, что ворочалось у него в груди. Куда малец, чёрт возьми, делся? Поймать бы его, не упустить… Он прикусил нижнюю губу.

Максим Солженицын между тем молча смотрел на разбитый лоб внука, на щёку, вздувшуюся от лопнувших капилляров, и на шею, где уже начинали выступать синяки.

— Повезло тебе, Юрий.

— А?

— Охоту отложим. Пока никуда не выходи. Бабушку инфаркт схватит, если она тебя в таком виде увидит.

— А…

— Все остальные дела на потом оставь. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на восстановлении.

Может, потому что в этот раз он пришёл без добычи, но взгляд деда показался особенно тяжёлым и колючим.

Всё из-за этой проклятой крыски. Юрий сжал кулаки и молча пошёл вверх по лестнице.

— Юный господин, рада знакомству.

Он не видел её раньше: служанка с чёрными, как смоль, волосами с глубоким поклоном произнесла приветствие.

Пустой взгляд Юрия скользнул к её руке. Несколько аромасвечей, который часто использует бабушка…

Похоже, она взяла в дом нового человека. Спустя целых шесть лет.

Но у Юрия с самого утра в висках пульсировала боль, и разглядывать лицо прислуги он попросту не мог.

— Прошу, позаботьтесь о бабушке, — он, пошатываясь, прошёл мимо неё по коридору.

*****

Столовая была скорее местом, где старались держать дистанцию, чем комнатой для приёма пищи.

В центре стоял длинный, как рельсы, холодный стол, и на противоположных его концах сидели внук с дедом.

Бабушка всегда должна была находиться рядом с мужем — это позволяло ему удобно подливать ей вина или воды и накладывать мясо.

И всё же Юрий любил этот до тошноты вытянутый стол. По крайней мере, во время еды ему не приходилось видеть лицо деда слишком близко — и это его вполне устраивало.

— От министра юстиции я услышал занятную вещь. Юрий, ты, говорят, сказал нечто невероятное его третьему сыну?

— Я ничего особенного не сказал.

— Мне сказали, что из-за того, что председатель студсовета по ошибке не учёл часть бюджета, пришлось отменить несколько мероприятий. А ты посоветовал ему не извиняться — и это, по-твоему, «ничего особенного»? — спросил с издёвкой мужчина.

Ложка с громким звоном упала на пол.

— Зоя, выйди пока, — сказала бабушка и отправила служанку за дверь.

— Он же председатель, — Юрий ответил спокойно, будто ничего не произошло. Следы на лице почти исчезли, и воспоминания о том дне стали расплывчатыми.

С каждым днём ему всё больше казалось, что это случилось не с ним. А раз так — незачем помнить об этом. Он решил вычеркнуть ненужные обрывки из головы и стереть следы волнения.

Пока на столе расставляли бесчисленные блюда, Максим подпёр подбородок рукой, ожидая продолжения.

Юрий развернул салфетку и спокойно продолжил:

— Каждый может ошибиться. Но люди, облечённые властью, рушатся не из-за самих ошибок, а из-за того, как они с ними справляются.

Даже с такого расстояния было видно, как Максим оживился и заинтересовался этим ответом.

— Если председатель студсовета начнёт извиняться, найдутся те, кто усомнится в его компетентности. Подумать могут и о том, что есть ещё какие-то ошибки, в которых он пока не признался. 

— …

— Оправдания никого не удовлетворят, а извинения только поставят всех в неловкое положение. Когда просишь прощения, ошибка не исчезает — она просто врезается глубже в память.

— Юра…

Бабушка с тревогой взглянула на внуча, слова которого резали слух. Но дед, не отводя от него странного взгляда, продолжил:

— И что же надо делать в таком случае?

— Назначить козла отпущения.

Морщинистое лицо Максима застыло — почти незаметно, но всё же.

Именно в этот момент Юрий почувствовал странное движение. Что за…

Под ногами задрожала мраморная плитка. Он внутренне сжался, но за столом, в разгар беседы с дедом, не мог просто так заглянуть под скатерть. Однако одна из плиток определённо сдвинулась. И оттуда… вылезли тонкие пальчики.

Подожди… да ну нахуй, мне показалось?

Он чуть не вскочил со стула, но нарушить этикет за обеденным столом — худшее преступления в доме Максима Солженицына. Пришлось просто сглотнуть пересохшим горлом.

— …Козла отпущения? — вырвался тяжёлый, глухой голос деда.

— Это старый, надёжный метод. У любого короля всегда есть любимые вассалы… — Юрий отвечал безмятежно, но как только взгляд снова скользнул вниз — всё в голове обрушилось. — Что… 

На секунду он будто вышел из строя, заморгал, как сломанная машина.

Я опять… вижу то, чего нет? Почему… этот крысёныш лезет из-под пола?

Чёрные, как уголь, детские глаза уставились прямо на него. А из-под приоткрытой плитки показалась голова — та самая тварь.

Юрий неосознанно прижал плитку ногой, надавив изо всех сил, чтобы крысёныш не смог выбраться.

Если я не поехал кукухой, то этот гадёныш, похоже, действительно решил сдохнуть. Блядь. Совсем. С ума. Сошёл. Он стиснул челюсти, чтобы не зарычать вслух.

Как, чёрт возьми, он пробрался в Зимний замок? Если попадётся деду на глаза — ему конец.

Холодный пот выступил на спине, мысли рвались, как порванные нити. Сумасшедший. Что бы это ни было — оно ёбнутое.

— Когда репутация короля оказывается под угрозой, он по одному приносит их головы в жертву, — Юрий говорил ровным голосом, будто ничего не происходило. Время от времени он скоблил тарелку ножом, создавая фоновый шум.

Плитка под ногой продолжала шевелиться. Если эта мелкая тварь вылезет — будет пиздец. Максим Солженицын не знает жалости. Ни в коем случае он не должен увидеть ребёнка.

— Вот почему, чтобы подняться высоко, нужны не деньги и слава, а подручные и козлы отпущения. Я посоветовал председателю студсовета без колебаний избавиться от казначея, с которым он дружит.

— …

— Дружба… иногда бывает очень полезной вещью, правда?

Тишина стала ледяной. Но сердце Юрия готово было взорваться по совсем другой причине: нечто со звуком ударилось о плитку снизу.

Он резко опустил нож на тарелку и прокашлялся. Едва Юрий приподнял ногу, как из-под пола, будто змея, скользнула эта тварь и прилипла к его икре.

Блядь… Он дрожащей рукой потянулся к бокалу с водой — глотал судорожно, не в силах унять дрожь в теле. Это просто пиздец…

— Ха-а…

Может, в лесу поселились какие-то бомжи? Или… может, Солженицын тайно воспитывает внебрачного ребёнка?.. 

Юрий раздражённо перебирал версии одну за другой, и, как ни странно, последняя звучала даже правдоподобно.

— …делаешь?

Каким бы длинным ни был стол и как бы пышно ни свисала скатерть, скрывать происходящее под ним становилось всё труднее. Вопрос был только во времени.

Ребёнок всё ещё носил железную маску, и если он высунется из-под стола, неизбежно поднимется шум. Юрий незаметно опустил кулак под стол и тихо постучал по плитке, давая ему знак замереть и не шевелиться.

— Юрий.

Сегодня я точно заработаю гастрит. Он продолжал жевать мясо, пока не заныла челюсть, — просто чтобы хоть как-то скрыть, что происходит внизу.

Тем временем возле ноги у него сидел ребёнок, прижавшись попой к его ступне. Чтобы спрятать его, Юрий поднял ногу, стараясь держать её горизонтально. Бедро жгло от напряжения, дыхание сбилось.

— Юрий Солженицын!

Юра дёрнулся от резкого окрика и посмотрел прямо. Глаза Максима вспыхнули гневом.

— Где бродит твой разум, что ты осмеливаешься летать в облаках во время еды?!

— А у вас есть внебрачный ребёнок?

— …Что?

Брови деда взметнулись вверх, как острые крюки.

Ну всё, приехали… Юрий изо всех сил сдержался, чтобы не перекоситься в лице. Даже бабушка, обычно не поднимающая головы во время трапезы, заморгала и уставилась на него. Максим тем временем медленно изучал выражение лица внука.

Раз уж всё пошло наперекосяк, Юрий решил идти до конца и стать ещё наглее.

— Я просто подумал, вдруг есть ребёнок, которому по какой-то причине не досталась ваша фамилия.

— …

— Мне кажется, в этом нет ничего постыдного. Если вы представите его, я бы мог о нём позаботиться…

— Ты что, окончательно стыд потерял?! — Максим задрожал, сжимая нож и тыча им прямо в сторону внука. — Где ты нахватался этой безнравственной чуши?! Библию перепиши заново или ещё раз пройди курс полового воспитания! С сегодняшнего дня ты под домашним арестом! Человека хуже, чем подросток в пубертате, не существует!

Ребёнок под столом вцепился ногтями в Юрия, и тот невольно провёл рукой по его голове, ощутив холодный металл маски и жёсткие, как метёлка, волосы. Едва он это сделал, как ребёнок резко пополз назад и, будто и не было его, снова скрылся под плиткой.

Сначала на Юрия нахлынуло облегчение, а за ним — острая, разъедающая пустота. Я снова его упустил?

На лице юноши проскользнул холодный отблеск. Он потёр напряжённую шею, краем глаза посмотрел под стол — от ребёнка не осталось и следа.

Похоже, в Зимнем замке действительно завелась какая-то странная крыска…

Он был лёгким, как пылинка, но его отчаянное тепло — цепляющееся, липкое — оставалось под кожей. Юрию казалось, что он ещё долго не забудет, как ребёнок судорожно обнимал его под столом.

«Юрий, помни. Даже если ты её не видишь — дорога всегда есть».

Где-то в памяти зазвучал забытый голос родителей.

Взгляд его потемнел и медленно опустился на плитку.