Онлайн чтение книги Первой любви, с сожалением To my first love, with regret
1 - 41

Внимание! В этой главе содержатся сцены крайней жестокости, включая подробные (графические) описания пыток и телесных увечий.

Сначала герцог и вправду поверил, что это жнец: от одного его появления воздух похолодел, да и одет он был во всё чёрное с головы до пят.

Когда жнец снял фетровую шляпу, показались холодные светлые волосы. Вслед за этим на него уставились серо-голубые глаза, полные жажды убийства. Хоть и прошло много лет, заклятого врага он забыть не мог.

Герцог, задыхаясь, забился в конвульсиях. Этан Фэйрчайлд, словно довольный его реакцией, улыбнулся, обнажив белые зубы.

— Ваша светлость впервые так бурно приветствует ничтожного меня. Я с нетерпением ждал дня нашей новой встречи и надеюсь, вы тоже ждали меня, проведя немало бессонных ночей.

Так и было. Время от времени ему снились кошмары, в которых этот ублюдок, убив Гарри, приходил и за ним, и он просыпался с криком.

Во сне это чудовище ни разу не даровало ему той спокойной смерти, о которой он молил.

Нет. Этот ублюдок — не тот жнец, которого я ждал!

Ожидаемая смерть не принесла радости. Он снова забился в конвульсиях, бунтуя против Бога.

Боже, почему я должен умереть от руки того, кто убил моего сына? Этот ублюдок — вот кто убийца, заслуживающий смерти, так почему Ты даровал ему свободу!

— У-о-о! А-а-а-а!

Когда герцог издал звериный рёв, Этан Фэйрчайлд закатил глаза, словно ему было неловко это слышать. Он вскинул брови, глядя на подчинённого, охранявшего дверь, и указал на герцога. Он вёл себя так, будто разглядывал обезьяну в зоопарке.

— Майки, знаешь, почему герцог в таком состоянии? Он пытался сгноить меня в тюрьме, но я всё-таки выбрался, и он, чёрт возьми, спятил. А потом его голова...

Этан издал ртом звук «пиу» и показал рукой, будто голова взорвалась. Затем он свысока посмотрел на герцога и усмехнулся.

— Старик, надо было быть добрее.

Маслянистый тон, вульгарные выражения. Глаза герцога, сразу распознавшие в нём будущего гангстера, не ошиблись.

Лицо Этана было совсем близко. Глаза герцога сверкнули.

— Кха-а, тьфу!

Как только он плюнул, Этан вскинул голову. Слюна, которой плюнул герцог, упала ему же на лицо.

— Глупая голова. Достойно отца Гарри.

Он не мог говорить и издавал чудовищные звуки, не мог контролировать тело и извивался, пуская слюни. И этот мерзавец, не знающий манер, нахмурился, словно увидел что-то непотребное.

— Точно бешеная собака. Ах, в этом он тоже похож на Гарри.

Герцог мог лишь с открытыми глазами наблюдать, как тот оскорбляет его сына, которого сам же жестоко убил, а затем садится в изножье его кровати и суёт в рот сигарету.

Он неторопливо курил, наслаждаясь зрелищем его агонии. Во взгляде читалось наслаждение: великий герцог Кентрелл стал таким жалким. Герцог прекратил сопротивляться и холодно уставился на чудовище.

— Ах, как я боялся этого взгляда. Но это было тогда, когда я был юн и слаб.

Ш-ш-ш-ш.

— А-а-а-а-а!

В нос ударила вонь горелой плоти. Этан прижёг сигарету к веку герцога. Тот закричал, собрав все силы. Крик, должно быть, эхом разнёсся по коридору, но никто не пришёл.

— Кх-а-ак!

Даже когда раздался хруст ломаемых костей пальцев и снова послышались крики, Этан Фэйрчайлд, не встречая никакого сопротивления, медленно, словно смакуя, пытал его — того, кто всё чувствовал, но не мог сопротивляться.

— А-а-а-а!

— А, теперь ты издаёшь вполне человеческие звуки. Приятно убивать.

Он мягко улыбнулся, глядя на дрожащего от боли человека, словно тот был послушной собакой.

— И наконец-то у тебя глаза человека, которого вот-вот убьют.

От этого заявления, что пришло время умирать, он посинел от ужаса. Пытка полностью сокрушила даже гордость аристократа.

Пожалуйста! Пожалуйста, просто убей меня сразу!

Этот мерзкий маньяк-убийца, резко скривив губы, свысока смотрел на него, отбросившего гордость и молящего глазами. А затем он надел маску джентльмена, совершенно не вяжущуюся с его безумием, аккуратно затянув узел чёрного галстука до самого горла — галстука, который до этого вульгарно болтался на груди. Он выглядел даже торжественно, словно облачался в ритуальные одежды перед священным обрядом.

— Это вещь моего деда. Я берёг её для дня мести. То есть, для сегодняшнего дня.

Этан с удовлетворением погладил идеально завязанный галстук и спросил:

— Знаешь, как умер Капитан?

Он повесился.

Этот чёрный галстук... должно быть, это и была та самая вещь, на которой повесился Джеремайя Робинсон. На мгновение эта ужасная смертельная петля показалась ему единственным спасательным кругом из этого ада.

Да! Пожалуйста, пусть и меня убьют так же!

По сравнению с теми муками, что он уже перенёс, удушение было лёгкой смертью. Показать эту надежду во взгляде было глупой ошибкой.

— Нет. Удушить тебя так же — слишком милосердно. И это было бы оскорблением для деда.

Ш-ш-ш-ш.

— Кх-а-а-ак!

— Как ты смеешь желать той же смерти, что и Капитан?

Дьявол, прижёгший ему и второе веко, спросил своего подчинённого:

— Майки, какой самый мучительный способ казни в мире?

— Разве не смерть отрезанием плоти, по кусочку?

Как только Майки ответил, улыбка полностью исчезла с лица молодого босса. Он лишь тупо уставился на него, словно онемев от шока.

— Это было слишком жестоко? Я и сам не пробовал, только слышал...

— Майки.

Мужчина, который был крупнее него, шагнул ближе. Атмосфера была недоброй. Майки съёжился.

— Гений — он другой.

Но молодой босс лишь похлопал его по съёжившимся плечам, а затем рукой, в которой была зажата сигарета, схватился за лоб, словно у него разболелась голова.

— Чёрт возьми, а я велел ребятам приготовить бочку и бензин. Как стыдно.

— А, вот как? Сожжение — это тоже очень больно.

Словно демонстрируя эту боль, Майки начал танцевать, гротескно извивая свои длинные руки и ноги, изображая съёживающееся в огне тело.

— Нет. Сожжение — слишком лёгкая смерть по сравнению с твоей гениальной идеей.

— Но ведь... «по кусочку»... это же займёт слишком много времени?

— Наоборот. Именно поэтому это идеально.

Молодой босс посмотрел на тело, которое скоро будут кромсать, и погрузился в воображение. Он улыбнулся, пребывая в экстазе, словно одна лишь эта мысль будоражила и приносила облегчение. У него было лицо, которое даже мужчина нашёл бы очаровательным. Ему бы улыбаться так женщинам. Какая жалость, что он показывает эту улыбку, только когда уничтожает семью Кентрелл.

— Майки, я и правда думаю, что не смогу без тебя жить.

И эти слова ему бы говорить женщине.

— В знак благодарности я буду покупать тебе выпивку каждый день, пока герцог Кентрелл не умрёт.

— Тогда мне остаётся лишь надеяться, что его светлость будет умирать медленно.

— А-а-а! А-а-а-а-а!

— Хотя, похоже, будущий покойник хочет защитить кошелёк босса.

Помощник босса неторопливо, шаг за шагом, приближался, словно дразня загнанную в угол добычу. Он всё это время веселился, но сейчас, казалось, был самым счастливым с того момента, как вошёл в эту палату.

Подойдя к изголовью герцога, Этан надел чёрные кожаные перчатки. Словно хирург, готовящийся к операции.

— Начать с языка, убившего Капитана?

Этан всегда считал это несправедливым. Он потратил много денег и усилий, чтобы убить этого человека сегодня. Для него убийство было таким сложным делом, а этот тип просто сидел и легко убивал невинного человека, лишь пошевелив языком. Если убийство — это так просто, значит, мир определённо сошёл с ума.

У Этана было убеждение. Убивая, смотреть противнику в глаза — это элементарная вежливость. В том смысле, что ты сам берёшь на себя тяжесть убийства. Этот трусливый тиран не соблюдал даже этой элементарной вежливости. Причинам, по которым нельзя прощать этого человека, не было конца.

— У-у-у, уп!

Рука в кожаной перчатке вонзилась в рот герцога. Он попытался сопротивляться, укусив её, но рука, застрявшая во рту, не шелохнулась. Этан втиснул кулак. Раздался хруст, и челюсть беспомощно отвисла.

Он отчаянно пытался не отдать язык, но это было бесполезно. Чудовище схватило его язык и потянуло.

Безумец облизал верхнюю губу, словно у него потекли слюнки при виде чужого языка, и вытащил из-за пазухи кинжал. Серебряный клинок тускло сверкнул в лунном свете, но казалось, что даже его хищный блеск поглощён безумием, пылающим в мутных голубых глазах.

— У-у-у-у-у, кх...

Нож всё-таки вошёл в его рот. Чем больше он дёргался, пытаясь увернуться, тем дольше длился процесс отрезания языка. Никто не станет лежать спокойно, пока ему режут язык, даже если это продлевает боль. Впрочем, у палача и не было намерения отрезать его одним чистым движением, чтобы уменьшить страдания грешника.

Чем дольше длилась казнь, тем сильнее у герцога закатывались глаза и усиливались конвульсии, и в конце концов, не выдержав боли, он потерял сознание.

Когда крики прекратились, остались только чавкающие звуки разрезаемой плоти и возбуждённое дыхание мясника, но в какой-то момент стихло и это.

— Великолепно.

Этан Фэйрчайлд с гордостью продемонстрировал подчинённому отрезанный язык врага.