Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
108 След

Вскоре после выпуска Левина стала главой рода.

Она, конечно, ворчала, что всё пошло наперекосяк из-за меня, но, если честно, ей это место подходило куда больше, чем мне.

Власть шла ей удивительно естественно. Стоило только мельком взглянуть – всё в доме и в делах шло куда более гладко, чем тогда, когда главой был я.

По поводу свадьбы с Серафиной и Эстель. Я всё откладывал эту тему, придумывая новые оправдания. К счастью, поводов для этого хватало с головой.

Как раз в этот момент демоны вторглись на окраины – исчезали феоды, пали королевства, и теперь в земли Эдельгард хлынули потоки беженцев. Творился настоящий хаос.

Только вот никто не ожидал, что среди этих беженцев каждый четвёртый окажется еретиком.

В общем, время было совсем неподходящее для разговоров о свадьбе и детях. Это стало удобным оправданием для меня, и, кажется, обе они это прекрасно понимали.

Но ни одна не решалась заговорить первой. Они ежедневно следили друг за другом, ревниво держа друг друга в узде.

А я, по правде говоря, был вполне доволен. Если не будет свадьбы с Эстель, то мне не придётся говорить ей, что я не собираюсь заводить с ней детей. Я не смог бы вынести, если бы снова увидел то выражение на её лице.

Так, замяв проблему и позволив времени утрясти всё само собой, я постепенно привык к жизни, где поочерёдно проводил дни то с Эстель, то с Серафиной.

Когда Эстель начинала жаловаться, хватало лишь чуть больше телесной близости, а Серафине было достаточно, чтобы я просто проводил с ней время и гулял, как раньше.

Хотя, с началом вторжения демонов, и это перестало иметь хоть какой-то смысл.

Ситуация оказалась куда серьёзнее, чем я думал. Их появление, словно маленькая трещина в плотине, способная разрушить её целиком, – мир начал неудержимо рушиться.

Помимо напирающих демонов, за ними, несмотря на то что церкви выжигали еретиков подчистую, из тьмы выползали ещё толпы, устраивая всё больший хаос.

В то время, когда я сидел в особняке, притворяясь главой рода, и возился с магическими камнями, я даже не догадывался, какая чертовщина творилась в мире. Зато, по крайней мере, я научился использовать магию.

Но теперь, я, конечно, понимаю отчего простолюдины тогда толпились у ворот, желая убить меня.

Звучит, может, немного не к месту, но небо было удивительно голубым.

Не сказать, чтобы оно совсем безоблачным, парочка белых облаков всё же плыла, но форма у них была такая аккуратная, что даже солнце, согревающее землю мягким теплом, казалось частью этой идеальной картины. Лежа под этим небом, я чувствовал себя словно в раю.

Тёплая, чуть влажная трава приятно обнимала тело. От её прикосновения веяло сонливостью, а веки тяжелели, словно налились свинцом.

И всё же где-то на краю сознания мелькнула мысль, что вскоре я снова проснусь в том прокуренном аду, где валялись окурки и письма.

Я лежал, глядя на ослепительное синее небо.

И вдруг, будто кто-то расплескал по нему чёрную краску. Сотни стрел взмыли вверх, описывая дугу. А за ними, переливаясь всеми цветами, взорвались заклинания – огонь, молнии, всё, что может рвать человеческое тело в клочья.

Красные, синие, зелёные потоки света разрывали небесный холст.

Звуки доносились приглушённо. Похоже, я оглох.

Глухие крики, предсмертные вопли, взрывы. Хотя уши этого и не слышат, тело всё равно невольно вздрагивало от громких звуков.

Хлюпающий звук разрывающейся плоти, треск ломаемых костей, чьи-то отчаянные мольбы о пощаде. Бормотание и стоны смешались в нечто, что резало слух даже сквозь тишину.

— Равин! Очнись! Не закрывай глаза! Если сейчас заснёшь, то последуешь за своей матерью и больше не проснёшься! Открой глаза, чёрт возьми, открой глаза!

Левина заорала, схватив меня за воротник, и со всей силы влепила пощёчину.

*Шлёп!*

От удара, от которого голова едва не свернулась, моё затуманенное зрение вдруг прояснилось. Левина, вся в ссадинах и царапинах, крепко держала меня.

Её глаза налились кровью, а губы пересохли до трещин.

Дышать было трудно. С трудом поднимая правую руку, я ощупал грудь — шершавые бинты были туго обмотаны вокруг грудной клетки и живота. Настолько туго, что казалось, будто рёбра вот-вот треснут.

— Эстель скоро будет здесь! Я уже запустила заклинание, чтобы она рванула сюда немедленно! Она увидит сигнал и сразу прибежит! Только не закрывай глаза, сукин сын, слышишь? Не смей их закрывать, паршивый ублюдок! Если ты сдохнешь и оставишь меня одну… я тебя убью! Без тебя я...

Но её слова постепенно превратились в гул. Как будто я слушал их из-под толщи воды. Звуки тонули в вязкой тишине и становились далекими. А лицо Левины расплывалось, будто растворялось во мраке.

Вскоре раздался оглушительный взрыв, и нас накрыла тень. Эстель в чёрной одежде, вся забрызганная кровью и ошмётками плоти, подбежала к нам с встревоженным лицом.

Она что-то крикнула и начала изливать на меня тёплое сияние. Священный свет окутал моё тело.

Но, похоже, она всё еще была взволнованной.

Я заметил выражение растерянности на лице Эстель и, движимый тем же любопытством, с трудом поднял голову. Даже повернуть шею оказалось мучительно тяжело.

Приподняв взгляд, я посмотрел вниз и увидел, что раны начали затягиваться, но в какой-то момент процесс остановился. Разорванная плоть медленно сходилась, затем вдруг замерла, будто исцеление оборвалось на полпути.

Накатившая сонливость смела всё остальное. Я опустил голову и закрыл глаза.

****

К счастью, открыв глаза, я понял, что не вернулся в ту треклятую комнату. Я только-только добрался до главного сражения, а если бы мне снова пришлось проходить через семейные дрязги, расторжение помолвки и прочей дряни, то точно бы всё не ограничилось головной болью.

Очнулся я среди множества раненых. Раз уж здесь ещё были кровати, значит, битву мы всё же не проиграли.

Воздух пропитался запахом крови, трав и лёгким, еле ощутимым смрадом смерти.

Верхнюю одежду мне успели сменить, но штаны остались те же, что были на поле боя, всё ещё перепачканные грязью и кровью.

На самом деле, то, на чём я сейчас лежал, словно назвать кроватью. Скорее, это грубо сколоченные доски, на которые набросили одеяло.

И раз уж я был дворянином, то, видимо, ко мне решили проявить уважение и повесили вокруг куски ткани вроде занавесок. Ткань, конечно, грязная, но это лучше, чем ничего.

Приподняв край занавески, я осмотрелся. Повсюду лежали люди – кто без рук, кто без ног, у кого и вовсе отсутствовала часть туловища. Со всех сторон доносились мучительные стоны.

А рядом… Серафина. Она сидела на стуле и неотрывно смотрела на меня. Заметив, что я открыл глаза, её челюсть напряглась – я услышал, как она стиснула зубы. Кажется, она была вне себя от злости.

— Р-Равин. Я же ясно сказала тебе – не лезь вперёд и стой позади.

— А я сказал, что не собираюсь.

Голос дрогнул, пересохшее горло с трудом пропускало слова.

— С-с этого момента, что бы ты ни сказал, я з-загоню тебя обратно в тыл!

Взгляд Серафины напоминал тот чуждый, настороженный взгляд, что был у неё, когда она носила повязку на глазу.

— Почему… почему ты никогда не думаешь о себе? Ты ведь толком и сражаться не умеешь! Почему всегда! Почему всегда ты лезешь вперёд, когда можешь остаться позади!?

Серафина закричала. Её голос дрожал.

— Где Левина и Эстель?

— …

Серафина промолчала. Затем тяжело вздохнула и, не глядя на меня, ответила:

— Г-герцогиня, возмущаясь тем, что о-отряд Кайла не могут выполнить даже одно поручение как следует, п-пошла к ним затевать ссору. А с-святая… она з-занимается похоронами погибших.

Я хотел говорить с ней, глядя в глаза, и потому попытался приподняться. Опершись спиной о стену, я почувствовал тупую боль, и чистые бинты на груди тут же снова начали пропитываться кровью.

Серафина снова вздохнула и осторожно размотала бинты, что стягивали моё тело. Позвав кого-то рядом, она взяла у него чистые повязки и, не говоря ни слова, стала перевязывать меня заново. На этот раз туже, чем прежде.

— Т-ты совсем о с-себе не думаешь. Безрассудно лезешь рожон, будто тебя не волнует с-смерть.

— Но в этот раз я всё же убил двух демонов.

— Д-даже необразованный уличный попрошайка, если д-дать ему копьё, тоже смог бы это сделать.

Я хотел было ответить, но Серафина не дала мне и слова сказать. Она стянула бинты ещё сильнее, что мне стало трудно дышать.

— П-подумай о нас… не только обо мне, но и об Эстель. С-святая ведь тоже любит тебя. Обе… Мы обе любим тебя. И ты разве не говорил, что любишь нас обеих? Разве не говорил, что не можешь из-за этого решить, кого ты любишь больше и с кем ты хочешь связать узами брака? А теперь ты вдруг говоришь, что идёшь на войну. А когда герцогиня сказала, что не отпустит тебя одного и пойдёт с тобой, ты не отказался, и даже с радостью согласился. Вместо того чтобы оставаться где-нибудь в безопасном месте и стрелять из-за спины, ты со своими жалкими магическими способностями решил идти в бой и использовать какие-то никчёмные заклинания. Не было бы вообще разницы, если бы ты просто метал свои заклинания в небо в надежде, что они хоть кого-нибудь убьют! А когда я говорила использовать заклинание, то ты толком ничего сделать не можешь и попадаешь только тогда, когда демоны вплотную к тебе подходят! И потом, вечно ты придираешься к еде, целый день сидишь с сигаретой во рту, а на любые вопросы толком не отвечаешь! А когда ты с святой – делаешь такое лицо, какое мне никогда не показываешь… Почему ты вообще так себя ведёшь!?

Серафина схватила меня за плечи и прижала к стене. А затем, посмотрев в глаза, сказала:

— На самом деле ты ведь никого не любишь, верно? Мы тебе вообще не важны, да? И твои слова, что ты любишь меня – тоже ложь, я ведь права?

Я схватил её за запястья и резко притянул к себе. Она пошатнулась и упала прямо мне в объятия.

— Сейчас… я так себя веду именно потому, что люблю тебя, Серафина. Я делаю всё это, потому что дорожу вами. Потому что люблю вас сильнее всех на свете, вот почему я делаю глупости, берусь за то, что мне не по силам, и совершаю поступки, которых от меня никто не ждёт.

Серафина прижимала ладонь к моим ранам, и боль от этого становилась невыносимой, но я не хотел показать, насколько мне больно. Если сейчас начну дрожать, то буду выглядеть совсем жалко.

Она смотрела на меня рассеянным, затуманенным взглядом. Я наклонился ближе и, не говоря больше ни слова, легко коснулся её губ.

После поцелуя, она ещё долго касалась своих губ пальцами, а потом тихо сказала:

— Снова ты пытаешься выкрутиться словами.

Я с лёгкой улыбкой ответил:

— Не выкручиваюсь. Просто если мы и дальше будем так ругаться, то умрём от рук еретиков и демонов.

— …

— Когда всё уляжется, давай поженимся.

— …Ты эти слова и святой же скажешь?

Пробурчала она, отворачиваясь. Но при этом её щёки заметно порозовели.

Я лишь молча улыбнулся. Какого это – любить человека, что готов отдать за него жизнь?

В этот раз мне самому хотелось уйти первым. Смотреть, как знакомые спины уходят вперёд, оставляя меня одного, чтобы я мог прожить подольше – было не так уж приятно.