Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
130 Закат (18+)

— Равин. Почему ты в последнее время ведёшь себя так, будто всю жизнь повидал?

Это был голос Левины.

Я сидел внутри шкафа. Судя по тому, что Левина смотрела на меня сверху вниз, это, вероятно, был сон о моём детстве.

— Думаю, даже если матушка умрёт, я не буду так уж сильно грустить.

— Это потому что герцогиня не любит тебя.

Ответил я своим детским голосом. Присмотревшись, я понял, что и Левина выглядела как девочка, только-только начинающая взрослеть.

— Хм. Знаешь, меня вообще-то легко ранить правдой.  Но это действительно так, она ведь и правда не любит меня. А отец, кажется, любит только тебя. Хотя… если подумать, может, и его любовь – не любовь вовсе.

Сказав это, Левина начала вонзать крошечный кинжал в пустое пространство передо мной.

— Если честно, я не до конца понимаю, что такое любовь. Мне никогда не доводилось видеть перед глазами чего-то такого, о чём можно было бы с уверенностью сказать, что это настоящая любовь.

Стоило чуть изменить позу, и можно было бы порезаться о лезвие.

— И потом, если бы отец действительно любил тебя, он бы уже давно заметил, что с тобой творится, и спас тебя.

Левина подошла, взяла меня за лицо и, улыбнувшись, ласково помяла мою щёку.

— Прости. Но ведь ты понимаешь, что я делаю это не потому, что хочу, да?

Сказав это, Левина закрыла дверцы шкафа.

Перед глазами стало темно. Снаружи послышался звук, как она привязывала ручки шкафа верёвкой.

Раньше мне как-то везло и удавалось выползти наружу.

Когда снаружи больше не доносилось ни звука, я осторожно пошевелил руками и начал медленно вытаскивать маленькие ножи, которые Левина вонзила внутрь.

Кожа слегка порезалась, но, поскольку я этого не видел, боль почти не ощущалась. Ведь боль по-настоящему приходит только тогда, когда видишь рану своими глазами.

Привычным движением я собрал одежду внутри шкафа в одну кучу, чтобы можно было удобнее прислониться, а кинжалы сложил у ног и опёрся о стенку.

Я постарался устроиться как можно удобнее, но всё равно было не слишком комфортно.

****

— Я в комнате оставила немного угощений. Может, поешь перед уходом?

Спросила Левина.

— Опять что-то подмешала в еду, да?

— Не помню уже. Но тебе я бы точно ничего не подсыпала.

Была ночь. Почему-то она была холоднее и гораздо темнее, чем обычно.

Приведя меня в комнату, Левина усадила на диван, потом принесла несколько кусочков сыра, немного закусок и бутылку вина. Когда я потянулся за бутылкой, она перехватила моё запястье.

— В прошлый раз я пила всё, что ты наливал. Так что сегодня налью я.

Я взял со стола пару кусочков сыра и немного закусок, а потом осушил бокал, который она подала.

Каждый раз, как он пустел, Левина снова и снова подливала, при этом и сама пила свой. Вскоре она принесла новую бутылку – ту же самую, что и в прошлый раз.

Щелчок пробки, вылетевшей из горлышка, звонко рассёк тишину комнаты. Сначала она налила себе. Потом мне.

Потом она взяла нож и разрезала головку сыра. Звук, с которым твёрдый сыр ломался под лезвием, также прозвучал отчётливо.

Она положила отрезанный кусочек на крекер и пододвинула его ко мне.

Я взял его, долго разглядывал с подозрением, и всё же положил в рот. Хруст солоноватого крекера и сливочный вкус сыра смешались на языке. Я сделал глоток вина.

Вяжущий вкус напитка окутал рот, перебив лёгкое ароматное послевкусие сыра густой терпкостью.

Левина снова наполнила мой бокал. А затем и ещё раз.

Иногда она и сама брала крекер, клала на него кусочек сыра и ела.

— Вкусно?

Спросила она.

— Так себе.

— Правда?

Левина бросила в рот крекер и снова взяла бутылку вина, чтобы наполнить наши пустые бокалы. Стеклянное горлышко тихо звякнуло о край бокала.

Мы пили молча.

В комнате не слышно было даже тиканья часов. Казалось, время остановилось.

Левина принесла ещё одну бутылку. На этот раз – белое вино. Она достала два новых бокала.

Пробка вышла с чуть более глухим звуком, чем прежде. И затем Левина начала разливать нам вновь

Почти прозрачная жидкость с лёгким золотистым оттенком заполнила бокалы. Слабый фруктовый аромат коснулся кончика носа.

Я взял с тарелки одну оливку. Она была солёной, с кислинкой.

Потом отпил белого вина. На вкус оно было легче и свежее предыдущего.

Левина, держа бокал в руке, медленно прошлась по комнате и остановилась у окна, глядя наружу.

— Знаешь, когда мы были детьми…

Вдруг сказала она.

— Когда я заперла тебя в шкафу, о чём ты тогда думал?

— Ни о чём.

— Правда?

— Ага. Просто было хреново.

— Не было страшно?

— Было.

Я ответил и осушил бокал. Левина снова наполнила его.

— Мне тоже было страшно.

Произнесла она.

— Я боялась, что ты так там и умрёшь.

— Но ведь не умер же.

— Да.

Она едва заметно улыбнулась и залпом осушила свой бокал. Её горло слегка дрогнуло. 

Третья бутылка опустела. На столе появилась четвёртая.

На этот раз – дистиллированный спирт. Внутри бутылки лениво колыхалась янтарная жидкость.

Левина принесла две маленькие рюмки и наполнила их. Резкий запах алкоголя мгновенно заполнил комнату.

Я поднёс бокал к лицу и вдохнул. Запах обжёг ноздри.

Я выпил всё одним глотком. Горячая жидкость обожгла горло, скользя вниз. Я почувствовал, как внутри всё будто горит.

Левина тоже опустошила рюмку. Её лицо слегка порозовело. Она опустилась на стол и подняла на меня взгляд. Кажется её глаза слегка затуманились.

— Равин.

— Что.

— Даже если бы мы были честны друг с другом, всё бы всё равно осталось как есть, да?

— Ага. Встретить кого-то ещё настолько наивно отвратительного, как ты, не так-то просто.

—Ты тоже недалеко от меня ушёл.

Я сделал ещё один глоток. Теперь вкус спиртного уже почти не ощущался.

Левина поднялась. Подошла ко мне и, раздвинув ноги, села прямо на колени.

— Что такое любовь, по-твоему?

— …Сестра?

— Просто ответь.

Сказав это, Левина обхватила моё лицо ладонями и придвинулась ближе.

Похоже, из-за алкоголя обоняние уже притупилось – я чувствовал лишь горячее дыхание, щекочущее кожу.

Наверное, если я объясню ей, что такое настоящая любовь, даже если скажу, что люди любят друг друга, заботясь, уважая и общаясь – она лишь скажет, что это касается только их любви, а не моей.

Но то, что я сделал с Эстель, можно ли вообще назвать любовью? Нет… это было скорее похоже на развратника, который захотел купить святую, продав собственное тело. Но она действительно любила меня. А я… да…

— Думаю, я никогда по-настоящему не любил. Просто обманывал себя, думая, что это любовь.

Я тупо уставился на Левину.

Её губы выглядели влажными. Неосознанно я наклонился ближе… и остановился.

— Нет… От того, что я так долго был рядом с тобой, мой рассудок совсем уже помутился.

Я ударил Левину по щеке – она глупо улыбалась, сидя сверху.

Вставая, я скинул её на пол, схватил одной рукой за волосы, другой – за плечо. И бросил её на кровать.

— Для тебя ведь всё это и было любовью, да? Запирать меня в шкафу. Говорить каждый день, что хорошо, что моя мать сдохла, что таким, как она, давно пора было сдохнуть, и что её сын заслуживает ровно того же. Закрывать глаза, когда герцогиня калечила меня. Заставлять меня есть грязь, бить, душить, не давать нормальной еды, подливать в воду какую-то дрянь, принуждать меня есть лошадиный корм. Приказывать мне лизать пол, если не хочу, чтобы ты могла нечаянно позже убить Серафину… Разве… Разве человек способен на такое?... Хааа… И ты смеешь говорить, что я не достоин называть человеком? Лишь теперь, когда ты не можешь помыкать мной, ты так слащаво подлизываешься ко мне. Это ты называешь любовью? Да?

Левина не ответила. Потому что я сжимал её горло.

— Если это так, то я… тоже любил тебя, сестра.

Левина закашлялась, хватая меня за руку. Тонкие пальцы царапали мне предплечье, но я почти ничего не чувствовал.

Когда её руки обмякли и начали соскальзывать вниз, я ослабил хватку на её шее. Она тяжело дышала, глядя на меня покрасневшими от лопнувших сосудов глазами.

Я стал расстёгивать её блузку.

Пуговицы медленно расходились одна за другой. Её зрачки безумно метались, но сказать Левина ничего не могла. Казалось, она совсем не понимала, что происходит.

То ли оттого, что была пьяна, то ли просто не осознавала, что я делаю. А может, и то и другое сразу.

Мы плохо понимаем друг и друга. И именно потому – всё это и произошло.

А знали ли мы вообще хоть что-то друг о друге?

Даже если бы мы слышали друг друга и честно раскрыли свои чувства, разве что-нибудь изменилось бы?

— Всё же я ведь добрый. И более нормальный, чем ты, сестра. У меня есть человек, который меня любит, и я должен быть достаточно нормальным, чтобы суметь ответить ему тем же. Поэтому я покажу тебе, как выглядит хоть немного настоящая, нормальная любовь. Я покажу тебе так, чтобы ты смогла это понять по-своему.

Я стянул с Левины блузку, юбку и леггинсы. Затем, наконец, снял с неё бюстгальтер, и наклонился ближе. От неё пахло алкоголем и потом.

— П-подожди, погоди! Что ты… ч-что ты делаешь?! Х-хотя бы… х-хотя бы немного отойди! О-отойди я говорю!!!

Левина вскрикнула. Она извивалась, пытаясь прикрыть грудь руками, но я уже держал её обе руки левой рукой – она могла только беспомощно корчиться.

— Если собираешься трогать меня, то… хоть помойся сперва!…

От тяжёлого опьянения тело не слушалось. Я снова ударил Левину по щеке, потом в живот.

— Прости. Но я ведь всё это делаю не потому, что мне так хочется. Просто ты, сестра, ничего в этом не смыслишь. Поэтому так и вышло… Потому что это ты во всём была виновата. Левина… чёрт, это же ты была не права. Не я, а ты. Это ты всё довела до такого. Ты всё это начала, так почему все эти слова – «подонок», «ничтожество», «ублюдок» – приходилось слушать мне?…

Левина попыталась сжаться и спрятаться от меня, но я прижал своё тело к ней сильнее, не давая ей даже пошевелиться.

Чувствуя её тело под собой, вспомнилось, какой она была в детстве – плоская, как доска.

— …Равин, ты… плачешь?

Левина протянула руку к моему лицу, но я отшвырнул её, не давая коснуться.

А потом сам потянулся к ней. Её прикосновения причиняли боль. Но если это сделаю я – может, тогда не будет так больно.

Не отвечая, я приспустил с неё трусики, но не полностью снял их, и приложил ладонь к её промежности. В тот же миг тело Левины вздрогнуло, а без того покрасневшее лицо от вина, стало ещё румянее.

Под пальцами я почувствовал несколько жёстких волосков.

— Ты совсем не ухаживаешь за собой.

— Н-не трогай… там же грязно…

Я сжал пальцами короткие волоски и резко дёрнул. Левина вскрикнула, издав глухой стон, а ноги слегка задрожали.

— С-стой… н-не надо… это странно… так неправильно… кто вообще делает такое?

— И правда. Кто бы мог такое делать, да?

Я засунул пальцы правой руки ей в рот и начал водить ими по влажной полости, надавливая на язычок, а потом глубже – на глотку. Левина задыхалась и дёргалась, её тело судорожно изгибалось, но я не убирал руку.

— Унгх… Мнгхэ…

Сжимая моё запястье, она закашлялась не в силах вырваться. Из глаз покатились слёзы.

Тогда я вынул руку и крепко прижал Левину к себе.

— Ра… Равин, наверное, в-вино было какое-то не то. Ты сейчас странно себя ведёшь.

Я ударил Левину по щеке.

— Я всё видел. Ты опять подсыпала в мой бокал этот чёртов белый порошок – прямо на край, туда, где я пью. Конечно, мне теперь не по себе. Ты ведь с детства только этим и занимаешься, да?

Ничего не ответив, Левина просто крепко обняла меня и тяжело задышала. Когда она почувствовал, как что-то упёрлось ей меж ног, она тихо спросила:

— Ч-что там?

Постепенно пристраиваясь, я подался всё ближе, прежде чем резко войти в неё. Растерянная Левина вздрогнула всем телом. Она попыталась отстраниться, но я не дал ей и шанса на сопротивление.

Во всём этом не было ничего романтичного и приятного. Вряд ли кто-то вообще смог бы назвать подобное занятием любовью.

Чувствуя скорый прилив оргазма, я вышел из неё и спустил всё на лицо. Потом, не говоря ни слова, взял блузку и небрежно вытер с неё белую тягучую жидкость.

— Почисти своим ртом.

Когда Левина не поняла, что я имею в виду, я схватил её за волосы, стащил с кровати и заставил опуститься на колени. Когда я уже засадил ей в рот, она продолжила мяться – я шлёпнул её по щеке. Оказалось, это возбуждает сильнее, чем я думал.

Я долго двигался у неё во рту, пока не почувствовал, как её язык робко касается моей кожи, и только тогда позволил ей закончить. Натянув брюки, я снова уселся на место, где мы недавно ели крекеры, поднял недопитую бутылку и сделал глоток прямо из горлышка.

— Наверное, это и есть любовь, которую ты искала, сестра?

— Это… то, чего я хотела?

Спросила Левина, с трудом сдерживая слёзы.

— Не знаю. Просто, мне показалось, именно этого ты и хотела.

Левина подняла на меня взгляд. И, ничего не сказав, заплакала. Я крепко обнял её и продолжал успокаивать, пока она не уснула.

****

Когда я открыл глаза, обнажённая Левина спала рядом, обнимая меня. Более того, в воздухе чувствовался запах алкоголя и тот особый запах, который остаётся после того, как мужчина и женщина проводят ночь вместе.

— Вот дерьмо…

Я вообще не помню, что произошло прошлым вечером.