Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
76 Замешательство

Я долго стоял, задумчиво глядя, как Левина падает вперёд. Затем поднял голову к небу. Оно было чистым, без единого облака.

По спине пробежал холодок, и я невольно вздрогнул. Крепче сжав револьвер, я шагнул к Левине. Шорох сухих листьев под ногами звучал особенно громко.

Она, тяжело дыша, пыталась хоть как-то подняться. На спине белой блузки зияла маленькая дырка, и вокруг неё медленно расплывалось красное пятно. На фоне всё сильнее распространявшейся крови, сама дырка уже почти не бросалась в глаза.

Я подошёл ближе и навёл ствол ей на голень. Палец дёрнулся дважды – по одному выстрелу в левую и правую ногу.

Вздрогнув всем телом, Левина издала сдавленные стоны. Казалось, эти звуки никогда не могли бы сорваться с её уст.

Она, упираясь руками в землю, с трудом повернулась и взглянула прямо на меня. Её лицо, перепачканное грязью, исказила боль.

Я посмотрел на неё и снова поднял револьвер, направив ствол в голову. Палец лёг на спусковой крючок.

Но вместо выстрела я тяжело выдохнул и медленно опустил оружие.

— Всё было ложью?

Голос Левины звучал надорвано и хрипло.

— Не всё.

Услышав это, Левина тихо рассмеялась. С её смехом смешивался судорожный кашель. Звучало это странно, почти жутко.

— И правда… Мне нужно было беспокоиться не о тебе, а о себе.

С этими словами она тыльной стороной ладони стерла кровь, стекавшую по губам.

— Я тебе настолько ненавистна? Ты прекрасно знал, чего я хочу, но притворялся, будто не понимаешь. И вместо этого говорил лишь то, что я жаждала услышать… Позвал меня погулять вдвоём наедине. И всё ради этого?

Даже с простреленным телом Левина упрямо продолжала говорить. Я шагнул ближе.

И кончиком ствола слегка коснулся её лба.

— Даже дети, когда им кто-то нравится, могут злобно пошутить или поддразнить. Но то, что ты делала со мной… На такое никто бы не решился, хотя бы от страха быть возненавиденными.

 — Я и ты – мы ведь другие. Мы не такие, как все. Ты ведь должен понимать, почему я так поступала.

Её взгляд по-прежнему был устремлён прямо на меня. Что бы я ни делал, что бы ни говорил – она ни разу не отвела глаз.

Она всегда давила своим взглядом. Нравилось ли это собеседнику или нет.

— И чем же мы отличаемся?

— Я ведь тоже никогда не росла, окружённой любовью. Я думала, что такие, как я, кому повезло родиться с благородной кровью, просто обязаны так жить.

Она снова вытерла кровь, стекавшую по губам, и продолжила:

— Но оказалось, что нет. Только я одна была такой. Ни у правящей семьи, ни у других великих домов я не видела, чтобы детей воспитывали без любви. Только мы такие.

Левина хрипло усмехнулась.

— У них, наоборот, чем больше было богатства и власти, тем больше в них было любви. Они получали слишком многое – и потому умели отдавать.

Я смотрел на то, как она, вся в крови, продолжает спокойно говорить, и вдруг поймал себя на мысли: а не стоит ли ещё разок стрельнуть, раз она ещё так бегло может говорить.

— Ты и я родились среди этих больных, вот всё и дошло до такого. Мне стоило быть такой же глупой, как мать, которая в своём возрасте устроила побег с любовником.

Левина, дрожа, прикусила губу так сильно, что пошла кровь. Алые капли потекли по подбородку вниз.

— Она не сбежала. Это я её похитил.

Услышав это, Левина на миг застыла, словно не веря услышанному. Потом едва слышно спросила:

— Как?…

Но я не ответил на этот вопрос.

— В детстве ты столько зла мне сделала, а затем меня из рода выперла. Это тоже было из искренней любви?

— В детстве… я ведь ничего не понимала.

Ответила Левина. Я уже хотел вспыхнуть на эти слова, но удержался. Она выдохнула и, собираясь с силами, снова заговорила.

— А из рода я тебя выгнала, чтобы ты встретился с трудностями и понял, рядом с кем тебе действительно комфортнее находиться.

— Значит, ты рассчитывала, что я вернусь оборванцем, а ты запрёшь меня в флигеле, где будешь держать как ручного питомца?

Левина криво ухмыльнулась. Из-за крови, что блестела на губах, её улыбка выглядела чудовищно.

— А что, не так уж плохо бы вышло.

Она дышала тяжело.

— В детстве я ведь ничего не понимала. Не знала, что ты – единственный, кто может любить такую, как я. Такую чудачку с дурным характером никто не станет любить. Я и сама себя ненавижу. Но семья же должна любить и беречь друг друга, разве нет?

Левина, едва сдерживая слёзы, протянула ко мне руки. Они были перепачканы кровью и землёй.

— Говорят, в других семьях такого не бывает. Так почему же у нас всё так? Если в обычных семьях этого не случается – значит, мы с тобой не такие, как все.

Я горько усмехнулся.

В голове хотелось разделить «Равина» и самого себя. Но это оказалось не так просто, как хотелось.

Я сжал виски, пытаясь унять головную боль, но от этого легче не становилось. Точно так же, как и от всего происходящего сейчас.

Левина, тяжело дыша, сказала, что ей трудно говорить, и попросила помочь подняться и хотя бы прислониться к дереву.

Я подошёл, взял её за руку и помог встать. Но когда подводил её к дереву, она вдруг резко дёрнула меня к себе.

Я едва не потерял равновесие и не рухнул вперёд, но, упершись ладонью в её лицо, всё же удержался и выпрямился.

На лице Левины мелькнула улыбка – такая, словно она только что выкинула глупую детскую шалость.

Как только наши взгляды встретились, я прижал ствол к её животу и спустил курок.

Когда Левина от боли почти упала, я схватил её за волосы и рывком поднял на ноги.

Она снова начала тяжело дышать, уголки глаз дрожали.

И всё же в её облике не чувствовалось скорой смерти. Я, может, и не умирал от пулевого ранения, но опыт смерти у меня был. И опыт подсказывал, что она не умрёт, даже если я не позабочусь о ней.

Я скользнул взглядом к её ране. В месте, где должна была расползаться кровь, мерцал слабый свет. Кровь не растекалась.

Вспомнилась Левина, что зашла в комнату перед тем, как я сбросился из окна. Она тогда выглядела живее, чем я ожидал.

Возможно, она зачитала какое-то заклинание.

Я сунул указательный палец в отверстие от пули на её животе.

Когда я начал ковырять рану, Левина выгнулась и издала сдавленный стон.

— У… угх… п-пре… хмнг… крати… хик…

Она попыталась оттолкнуть моё лицо ладонью, но в пальцах не было никакой силы.

Внутри у неё всё было липким и, не тёплым, а даже раскалённым.

Задыхаясь от боли, Левина вцепилась в моё плечо. Хотела оттолкнуть, но пальцы лишь судорожно сжимали ткань моей одежды, не в силах меня сдвинуть.

— Похоже, действительно больно.

Сказал я, вытаскивая палец. Левина, тяжело дыша, обмякла и прислонилась к дереву.

В этот момент вдалеке показалась размытая фигура в белоснежной одежде. Наверное, это была Эстель.

— То, что ты говорил мне, то, как ты ко мне был добр… всё это было лишь чтобы в конце убить меня? Не может быть. Ты… ты должен меня любить, обязан!

Прохрипела Левина, с губами, залитыми кровью.

— Я тебя не ненавижу…

Ответил я.

— И убивать не собираюсь.

На эти слова Левина лишь горько усмехнулась.

— Мой брат не может быть настолько глупым. Ты ведь понимаешь, что если не убьёшь меня прямо здесь, то что в итоге будет?

Я не ответил. Лишь чуть приподнял голову и убрал револьвер за пояс.

— …Ты же тоже не убила меня.

И в этот момент послышались шаги.

Звук шагов приближался. Эстель улыбнулась и помахала мне рукой. На ней было не привычное белоснежное облачение священницы, а чёрная.

— Разве ты обычно не в белом?

— Сегодня, похоже, придётся немного запачкаться, поэтому переоделась. А почему ты об этом заговорил?

— Просто тебе оно больше идёт.

— Тогда с этого дня буду носить только его.

Я не стал вдаваться в подробности и попросил её лишь залечить рану.

Левина перевела взгляд на Эстель. Глаза её на миг расширились, а затем она горько усмехнулась и опустила взор к земле.

— Ты продался церкви?

— Не церкви, а мне.

Ответила Эстель. Она присела на корточки перед Левиной и кончиками пальцев легко коснулась раны на её животе, постепенно залечивая её.

— Я получила Равина в обмен на то, что заберу у тебя всё и передам ему. Он сказал, что сделает для меня всё, что я захочу: поцелуи, объятия, бессонные ночи… И так, возможно, всю жизнь.

Эстель чуть коснулась её губ, скользнула по ним пальцами и хищно улыбнулась.

Левина попыталась оттолкнуть её руку, но пальцы лишь слабо скользнули по запястью Эстель. Слова не выходили – лишь глухие стоны боли. Вскоре, возможно, из-за напряжения она потеряла сознание.

Эстель, глядя на обмякшее тело, подняла её и уложила в карету.

Потом повернулась ко мне:

— Равин, умеешь управляться лошадьми?

— Не умею, но попробую.

Я ответил так и вместе с Эстель собрал остатки еды с расстеленной циновки, после чего поднялся на место кучера.