Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
67 Замешательство

Я проводил всё ещё плачущую Серафину до общежития. Она молча прижималась ко мне, не говоря ни слова. И тихо, словно ребёнок, лила слёзы.

Когда слёзы иссякли, на уголках её глаз остались красные следы. Стоя у дверей комнаты, она какое-то время еще колебалась заходить.

— Равин… может, зайдёшь ненадолго? Я налью тебе чаю.

— Не стоит.

Я покачал головой.

— Я пойду.

Стоило мне повернуться, как она слабо ухватилась за край моего пиджака.

—Письмо… я прочитала его.

Тихо произнесла она. Но я никак не мог вспомнить, о чём именно было то письмо.

— Правда?

— Я всё подготовлю для парка. Пойдём вместе?

Я ненадолго задумался и затем кивнул.

— Тогда я пойду.

Я осторожно разжал её руку, всё ещё державшую край моего пиджака, и ушёл.

****

С того дня время просто текло. Равин жил своей обычной жизнью: днём слушал лекции, а ночью пытался уснуть.

Иногда приходила Левина. Она, задаривая подарками, оставляла целые россыпи дорогих диковин: изящно выточенную чёрную трубку, табак с пряным, экзотичным ароматом, крепкий алкоголь с незнакомыми этикетками. Ставила всё это на стол, ненадолго присаживалась – и так же молча уходила.

Эстель же всегда встречала Равина с радостью. Для неё он уже стал человеком, без которого невозможно обойтись. И хотя знакомы они были не так уж и давно, в какой-то момент он незаметно превратился в того, кто стал ей необходим.

Как-то вечером Равин перекусил парой яблок, что принесла Эстель, и, немного подумав, наконец заговорил о том, что собирался сказать уже давно.

— Помнишь что случилось в хранилище запретных книг?

Он, полулёжа на длинной скамье, спросил, глядя в потолок.

— Ах, это. Конечно, помню.

Эстель, сидя на краю алтаря и болтая ногами, ответила как всегда лёгким тоном.

— Было довольно забавно наблюдать, как эти тупые демонопоклонники воображали, будто смогут управлять тем, что призовут.

— Из-за того, что ты тогда только наблюдала, всё вышло так, будто виноват в том дне оказался я – просто потому, что оказался в запретном книгохранилище не в то время.

На слова Равина Эстель замерла. Рука с яблоком остановилась, и она, с чуть неловким выражением, бросила на него встревоженный взгляд.

— Ну да, я слышала такие разговоры… но если даже до меня дошли такие слухи, значит, твоя репутация и без того уже лежала на самом дне.

Равин ничего не ответил и лишь вынул из-за пазухи трубку.

Несколько дней назад Левина заглянула и оставила её в качестве подарка. Он плотно набил её табаком, потом открыл маленькую коробочку и аккуратно присыпал сверху щепоть порошка.

Чиркнув спичкой, оранжевое пламя вспыхнуло и вскоре перекинулось на табак.

Дым потянулся по трубке и наполнил его рот.

Он медленно выпустил его наружу, и на миг густая дымка заслонила взгляд.

— Да, репутация моя и правда давно ползала по земле. Но «благодаря» этому теперь меня и из семьи выгнали. А там, глядишь, и до официального разрыва помолвки дойдёт, хоть пока точной даты и нет.

Равин произнёс это так, будто речь шла о пустяке, словно обсуждал дождь или солнце за окном.

Эстель посмотрела на него и было хотела что-то сказать, но быстро закрыла рот. Ей вовсе не хотелось ляпнуть лишнего и навлечь на себя его гнев.

Равину же вдруг вспомнилось, как когда-то они с Эстель делили дешёвые сигареты. Он курил их почти каждый день, хотя на самом деле они были отвратительные – крепкие, горькие, без всякого вкуса.

И всё же именно тогда, по какой-то причине, они казалось удивительно свежими и лёгкими.

Когда Равин впервые оказался «Равином», он изо всех сил старался использовать всё, что помнил. А когда его решимость постепенно начала угасать, он начал обходить стороной разные события, что происходили вокруг, и просто… просто хотел жить тихо и спокойно.

Ведь кроме как грызть страницы книг, у него всё равно ничего не получалось. Он думал, что будет лучше не соваться лишний раз куда не надо, а завести хотя бы связи с главными фигурами оригинальной истории – и на том хватит.

Но даже это не получилось. В конце концов он перерыл всё – от магических трудов в библиотеке до запретных фолиантов в книгохранилище, в поисках пути домой, – и докатился до нынешнего положения.

А в какой-то момент само желание вернуться исчезло. На смену ему пришла иная мысль, прочно засевшая в голове: не навлечь на себя ненависть и при этом быть хоть кем-то любимым.

Но желать подобного, живя в облике «Равина», возможно, было эгоизмом.

Послушает ли Эстель его? Сделает ли всё так, как он попросит? Или всё ещё будет видеть в нём отражение своего брата?

По крайней мере сейчас она ни разу не упомянула о брате и не пыталась сравнить его с ним. В отличие от прежнего.

Раньше Эстель сама сближалась так близко, что расстояние между ними и вовсе переставало ощущаться. А теперь, стоило Равину сделать шаг навстречу, она лишь краснела, смущённо отводила взгляд и слегка отстранялась.

Равин решил воспринимать это скорее как что-то хорошее. Он поднялся со своего места и подошёл к Эстель, сидящей на алтаре.

Он протянул ей трубку. С её края тонкой нитью поднимался дым.

— Помнишь, я просил тебя помочь?

Эстель долго смотрела на трубку, которую протянул ей Равин. Потом, слегка покраснев, нерешительно взяла её в рот и глубоко затянулась дымом.

Она тихо закашлялась и тут же расплылась в смущённой улыбке.

Увидев это, Равин решил для себя окончательно: Эстель испытывает к нему симпатию. Действительно ли это так или нет – уже не имело значения.

— Конечно, помню. Но знаешь, этот табак странный. Сама не понимаю, почему тянет улыбаться. Что ты туда подмешал?

В шутливом тоне она спросила его.

— Тебя это так сильно волнует?

— Если мне не понравится, то церковь может тебя и наказать.

Для Эстель это, скорее всего, была всего лишь лёгкая шутка. Но как только её слова коснулись слуха, в голове Равина вспыхнули воспоминания о собственной смерти в огне.

Запястье, безжалостно отсечённое Серафиной перед самой казнью. Боль от пламени, медленно пожиравшего его тело, пока он был привязан к столбу. И Эстель, бесследно исчезнувшая где-то в тот момент.

Он знал, что в том не было её вины, и всё же чувство головокружения накрыло его.

Равин выхватил трубку из её губ. А затем резко навалился на неё.

— Если подумать, ты была началом всего.

Равин, прижимая её плечо, тихо произнёс:

— Я не виню тебя… но всё же, в конце концов, именно с тебя всё и началось. Ты – причина того, почему я живу вот так.

Их ноги слегка переплелись, тела оказались совсем близко. Эстель могла бы с лёгкостью оттолкнуть Равина или даже вышвырнуть его прочь, но лишь немного извивалась, не оказывая серьёзного сопротивления.

— …Э-это немного… неподобающе, так что слезь уже.

Она слегка заёрзала, и всё же, кроме пылающих щёк, заметного отпора не последовало. А когда Равин никак не реагировал, её голос стал более настойчивым:

— Я… я сказала — встань! Равин, я, я правда вышвырну тебя отсюда!

В её словах слышались скорее игривый каприз, чем гнев, и Равин невольно усмехнулся.

— Эстель. Кроме меня у тебя и нет никого, с кем можно провести время, с кем поговорить, к кому привязаться.

— Поэтому ты так самоуверенно себя ведёшь?

Язвительно отозвалась Эстель.

— Ну да, ты же всегда жил в окружении женщин, так что, наверное, в этом хорошо разбираешься.

Её слова прозвучали резко, но в них слышалась лёгкая ревность, а щёки при этом вспыхнули румянцем.

— …

— Если ты и правда не слезешь, то я… э-э… тогда, какое-то время не буду с тобой встречаться.

Эстель отвела взгляд, замявшись. В её голосе не чувствовалось настоящей угрозы – лишь робкая попытка пригрозить.

Равин слегка коснулся её лица, провёл рукой по волосам и тихо спросил:

— Правда?

На эти слова Эстель, смущённая, прикусила губу.

— Ты ведь не сможешь быть счастливой без меня. Такова твоя сущность. Ты сама говорила: кто вообще сможет тебя полюбить? Кто, кроме меня, полюбит не святую, а именно Эстель?

Равин прошептал ей это прямо на ухо. Те слова принадлежали ей из прошлых циклов, тем не менее нынешняя она не сильно отличалась от той.

— Ты ведь не сможешь нормально жить без меня. Сейчас у тебя, кроме меня, никого и нет.

— Равин…

— Будь я сейчас хоть злым колдуном, демонопоклонником, убийцей из инцидента книгохранилища, отбросом или еретиком – что ты теперь сможешь сделать?

Равин поднял её подбородок и заставил смотреть прямо в его глаза.

— Эстель, ты ведь не можешь без меня. Пусть я сам не понимаю почему, но стоит тебе увидеть меня – и твоё сердце начинает сжиматься и тосковать по любви.

Несмотря на свои уверенные слова, Равин допускал, что может ошибаться, но если всё пойдёт не так, он был готов прибегнуть к последнему средству.

— …

Каждое его слово отзывалось у Эстель острой болью. Так было с самого их знакомства, так продолжалось до сих пор, и, как она вдруг поняла, будет продолжаться всегда.

И всё же, всё, что говорил Равин, было правдой. Нет, неправдой, но раз это говорил он, для неё самой это становилось правдой.

Эстель лишь хотела одного — чтобы Равин её не отверг. Не святую, а именно Эстель.

Равин наклонился ближе к её шее и легко коснулся её губами.

— Ммм.

Эстель задержала дыхание и поджала плечи, когда её пронзило щекочущее чувство.

— Ты единственная, кто может помочь мне. А я единственный, кто может помочь тебе.

У Равина промелькнула мысль, что он звучит как дешёвый жиголо, и вместе с тем вспомнилось, как когда-то его называли дьявольским блудником, совратившим святую.

Его левая рука медленно скользнула вверх по гладкой ткани её священного одеяния, остановившись под грудью.

Он усмехнулся, наклонился ещё ближе. Достаточно, чтобы их губы могли соприкоснуться, и тихо сказал:

— Есть человек, которого я хочу видеть мёртвым. Если он умрёт, я сделаю для тебя всё.

Эстель несколько мгновений сидела ошеломлённая, с приоткрытым ртом.

Затем тяжело выдохнула, снова втянула воздух и переспросила с раскрасневшимися щеками и чуть затуманенным взглядом, устремлённым на Равина.

— …Даже поцелуй?

Равин не ответил. Он убрал руку с её плеча и медленно поднялся.

Ощущая себя немного неловко, он поправил одежду. А потом, глядя сверху вниз на всё ещё лежавшую и покрасневшую Эстель, произнёс:

— Да.