До самого вечера я только и делал, что курил сигареты в комнате, смотря как солнце садится за окном, а темнота медленно накрыла небо. Пепельница успела за это время превратиться в маленькую горку из окурков.
Во рту стояла горечь, а голова гудела. Табак, что оставила Эстель, был на редкость крепким. Но именно эта крепость и позволяла мне на время обрубить клубок тяжёлых мыслей.
Я поднялся со скрипучего стула и направился к двери.
*Щёлк*
Стоило повернуть ручку и приоткрыть дверь, как что-то застряло в проёме, издав глухой удар. Дверь не распахнулась до конца, словно во что-то упёрлась.
Опустив взгляд, я увидел, что на пороге застрял крохотный сверкающий камешек.
Я лениво отшвырнул его ногой. После этого вышел и начал спускаться по скрипучим деревянным ступеням.
Стоило пройти немного, как в глубине коридора показались фигуры слуг. Они шагнули навстречу, их лица выражали осторожность и лёгкий страх.
— Молодой господин вам что-то нужно?
Один из них достал маленький блокнот и ручку.
— Мы слышали, что вы любите видеть ухоженный газон, поэтому мы заранее приготовили ножницы…
Их взгляды то и дело скользили по моему лицу, потом к рукам и опять по кругу. Я невольно фыркнул и бросил:
— Не нужно. Занимайтесь своей работой.
Они на секунду замерли, будто проверяя, не ослышались ли, а потом молча поклонились и так же тихо скрылись в коридоре, откуда появились.
В воздухе стоял затхлый запах старого особняка – сухое дерево, въевшаяся в стены пыль. Я прошёл к парадному входу, толкнул тяжёлую дверь и вышел наружу.
В лицо ударил влажный ночной воздух. В нём смешивались прохладная сырость, запах остывшей после дневного зноя земли в саду, лёгкий аромат неизвестных цветов и свежая горечь травы, напитавшейся росой.
На небе мерцали звёзды, но луна скрывалась за облаками и едва светила мне путь.
Я вновь ощутил тот странный запах, что начал улавливать с тех пор, как смог пользоваться магией. На этот раз он был куда яснее. Сладкий, но с примесью чего-то тлетворного, словно запах гнилого фрукта смешали с запахом ржавого железа.
Казалось, он тянулся из-за флигеля, со стороны леса, принесённый ветром.
Двигаясь в сторону источника запаха, я миновал сад и вышел к знакомому входу в лес. Это была та самая тропа, по которой я почти каждый день ходил вместе с Линеттой.
Я знал её так хорошо, что мог бы с закрытыми глазами пройти и сказать: где и какие камни и корни деревьев торчат из земли.
Как только я вошёл в лес, воздух стал заметно холоднее.
Шорох листвы, колышущейся от ветра, далёкий крик совы, треск сухих веток под ногами – всё это заполнило слух.
Я вдруг понял, что никогда раньше не приходил сюда ночью.
Ночной лес оказался куда страшнее, чем я мог представить. Не так страшен, как пламя, в котором горишь заживо, и всё же в нём таилась какая-то жуть. Казалось, что вот-вот из темноты выйдет повесившийся призрак и заговорит со мной.
Я шёл довольно долго, пока перед глазами не открылся знакомый ручей. Днём он всегда журчал тихо и спокойно, но сейчас вода будто неслась быстрее обычного.
На поверхности дрожало отражение слабого лунного света, и даже это вызывало тревогу.
Я снял обувь и опустил ноги в холодную воду. Ледяной холод мгновенно обхватил мои щиколотки.
И когда я шагнул на противоположный берег…
Весь мир вокруг внезапно стих.
Шороха ветра, стрекот насекомых, журчания воды… Всё оборвалось разом. Будто само понятие звука исчезло из мира.
Теперь только удары сердца и тяжёлое дыхание гулко отдавались в голове.
Воздух изменился. Он был не просто холодным, но и вязким, душным, и неприятно тяжёлым. Каждый вдох казался влажным и липким, словно сырой холод просачивался внутрь и оседал где-то в глубине лёгких.
Зрение тоже исказилось.
Луна, до этого бледная и тусклая за облаками, теперь лила вниз мерзкий красный свет, окрашивая землю зловещим сиянием.
И под этим светом весь лес исказился, потеряв привычный облик. Знакомые деревья больше не тянулись к небу. Их кроны корчились в нелепых и жутких формах.
Листья перестали быть зелёными и живыми. Они побагровели, словно запёкшаяся кровь, а кое-где приняли больнично-фиолетовый оттенок, как у гниющей кожи. На некоторых же поблёскивала под лунным светом липкая слизь, медленно стекающая вниз.
И всё же я продолжал шагать вперёд. Земля под ногами казалась ненормально мягкой, слишком податливой.
Каждый шаг отзывался мерзким ощущением, будто я ступал по мокрой, скользкой коже.
Запах становился всё невыносимее. Теперь он не просто жёг ноздри, мешая дышать. Казалось, этот тягучи, отвратительный смрад прилипал к языку.
Но хуже всего был взгляд. Я чувствовал взгляды со всех сторон.
Мне казалось, что сам лес целиком смотрит на меня. Каждое дерево, каждая травинка, каждый камень – всё имело глаза и обращало на меня своё внимание.
Я обернулся – и реки, которую только что перешёл, уже не было. Но вместо крика, я сунул руку в карман и достал сигарету, подаренную Эстель.
Огненная искра вспыхнула на кончике пальцев. В этот раз пламя вырвалось быстрее обычного и оказалось куда больше, чем я ожидал.
Сигарета вспыхнула вся разом, и я поспешно стряхнул лишний огонь, оставив тлеющий кончик. Затем глубоко затянулся.
Когда жгучий, горький вкус табака коснулся языка, странные ощущения на миг отступили.
Пройдя ещё немного, передо мной показалась деревня.
Прямо посреди деревни Линетта и несколько знакомых лиц из местных жителей держались за руки и кружились в танце.
Вокруг них лежали мёртвый скот, гниющая еда, груды костей, слишком уж похожих на человеческие, и небрежно разбросанные костры.
А по периметру стояли люди в ослепительно белых одеждах, на лицах у них были тёмно-багровые маски. В руках они держали жезлы с выгравированным символом церкви и, кружась, повторяли тот же безумный танец.
Вдруг все остановились. Достав кубки, они поднял тушу забитых животных, чтобы их густая кровь заструилась вниз в сосуд.
Сначала они сами жадно пили, запрокидывая головы и облизывая губы, а затем вылили остатки прямо в рты Линетты и лежащих рядом с ней жителей деревни.
После этого они приложили лезвия к собственным телам. И когда белые одежды окрасились кровью, танец начался вновь.
Я-то думал, что раз они еретики, то, может быть, и людей едят. Но, похоже, всё не так уж мерзко, как я думал, хоть и выглядят всё равно сумасшедшими.
Впрочем, и церковь, и эти – разницы особой в них я не вижу. Стоит разок побывать в их темницах, и всякая вера в них надолго отпадёт.
Пока я прокручивал эту мысль, они вдруг разом упали на землю и, подняв головы, уставились прямо в мою сторону. А потом сорвались с места.
С мыслью, что я в полной жопе, я развернулся и бросился бежать, но меня быстро схватили. Они оказались чертовски быстрыми. Хотя они и были людьми, бежали они не на двух, а на четырёх конечностях.
Я дёргался изо всех сил, но в итоге меня всё равно скрутили и поставили на колени перед Линеттой.
— О! Это же молодой господин! Что вас привело сюда?
Линетта радостно улыбнулась.
Я промолчал, и тут один из еретиков, в маске и окровавленной белой одежде, вцепился зубами в моё плечо. Я отчётливо почувствовал, как острые зубы вонзаются в плоть.
— …Я слышал, что тут завелись еретики.
— Но ведь даже между собой деревенские не выдают себя. Откуда же ты это услышал…
Линетта посмотрела на меня с лёгкой растерянностью.
— Кайл-то в курсе, чем ты таким тут занимаешься?
Стоило прозвучать имени Кайла, как её глаза, до этого вытянутые вертикальным зрачком, вдруг приняли обычную, округлую форму.
—А?... Откуда молодой господин знает о братце Кайле…
Но не успела она договорить, как на её губах снова растянулась ухмылка, а зрачки снова вытянулись вертикально.
— Ах, да. Молодой господин же тоже в академии учится!
Проговорила Линетта вполголоса, пнув с дороги тушу животного, валявшуюся у ног.
— Со стороны это может показаться чем-то еретическим, но на самом деле это просто обряд, чтоб помолиться за долголетие. Такое могут совершать только избранные.
Она сладко потянулась прямо передо мной. На ней было странное одеяние, напоминавшее больше накинутую на плечи толстую ткань, чем обычную одежду.
— А Кайл, этот убогий, жалкий придурок, такой же как его родители. Он опасен, поэтому его выгнали… нет, скорее все просто издевались над ним, и потому он так и не смог нормально влиться в деревню… Так откуда ему об этом знать?
И в этот миг зрачки Линетты вновь приняли круглую, привычную форму.
— Мы были очень близки, прямо как родные брат и сестра… И я всё время мечтала, чтобы люди в деревне наконец-то поняли, какой братец Кайл добрый и замечательный… мне грустно, что так получилось. Но я рада, что он смог без трудностей поехать в столицу, куда всегда хотел. Я бы сама с радостью поехала вместе. Даже сейчас хочу выбраться отсюда. Эта деревня… она и правда омерзительна и ужасна.
С этими словами зрачки Линетты вновь вытянулись вертикально. На её лице промелькнула усмешка, в которой ясно читалась насмешка.
— Хотя… да кому придёт в голову поверить, что всё это не ересь. Хм… Знаешь, я ведь ещё с нашей первой встречи наполовину втрескалась в тебя. Так что как насчёт того, чтобы остаться здесь, со мной? От тебя ведь так приятно пахнет…
Она выхватила у стоявшего рядом священника кинжал, провела лезвием по моему лицу, а затем без колебаний вонзила его мне в грудь.
А затем шёпотом прошептала мне на ухо. От её дыхание несло тем самым удушливым запахом.
— Если будешь жить со мной здесь, проживёшь долго-долго. Нет места счастливее и веселее, чем в этой деревне. Если кто-то будет раздражать, то я его выгоню.
Она говорила, что «выгонет», но кто знает – может она его принесёт в жертву? Во всяком случае, жить рядом с этой переменчивой сумасшедшей мне совсем не хочется.
В последнее время я уже думал, что и с Левиной, и с Серафиной, и с Эстель жить вместе – плохая затея. А тут мне предлагают уединиться с сумасшедшей в еретичной деревне. Не будет удивительным, если я однажды проснусь утром в качестве принесённой жертвы.
— Тут тихо, никто и не заглянет. Хочешь – могу устроить тебя и в церкви при высоком чине. Ты ведь всё равно убогий бастард, верно?
Шёпот Линетты эхом отдавался в моём мозгу.
Боль от ножа, что торчал в груди, не ощущалась. Но вот особый, едкий запах от Линетты становился всё сильнее.
С каждым её словом, с каждым мгновением после того, как клинок вонзился, аромат так сильно сгущался, что меня начало тошнить.
— Родовое наследство тебе не светит, так может, хоть в церкви поднимешься? Некоторые из здешних людей уже там живут.
— Завались.
На миг растерявшись, она дёрнулась и отшатнулась.
— Ты… священник?
Вдруг её глаза вновь округлились, а выражение лица переменилось. Передо мной теперь стояла испуганная девочка.
— Тогда… пожалуйста, помогите мне.
Линетта произнесла это, словно колеблясь.
— Эта деревня должна исчезнуть.
Стоило ей вымолвить эти слова, как она застыла на месте. Губы продолжали двигаться, но звука не было, будто она разговаривала сама с собой.
И в тот же миг у неё из горла начали прорастать тонкие деревянные шипы. Они разрастались и в один момент хлынули во все стороны, пронзая и жителей деревни, и людей в кроваво-красных масках.
Вслед за этим за спиной раздался голос.
— Равин!
Это был голос Левины.
— …Сестра?
— Беги сюда!
Даже без её слов ноги уже сами толкали меня вперёд, к Левине. Хоть и она сама была безумной, но, по крайней мере, не настолько, как те еретики.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления