— Да, мы и правда почти не разговаривали.
Я произнёс это негромко, оставив ладонь на плече Серафины. Голос звучал спокойнее, чем я ожидал.
— Раньше мы то и дело, что ссорились, стоило нам только пойти в кафе и выпить по чашке кофе. А мне всегда просто хотелось посидеть вот так с тобой рядом и говорить о пустяках…
Я почувствовал, как плечо Серафины под моей рукой едва заметно дрогнуло. Она подняла голову и посмотрела на меня.
— Тогда… давай будем делать это отныне. Мы же можем и дальше встречаться вместе, верно? И тебе не нужно каждый раз для этого писать мне письма. Ты недавно писал, что из парка видна красивая луна, давай я подготовлю сэндвичи и пойдём туда вместе… Хорошо?
Её голос дрожал, казалось, ещё немного и у неё потекут слёзы.
— Скажи честно… сейчас ты со мной потому, что любишь меня? Или я выгляжу настолько жалко, что ты не можешь пройти мимо?
Её глаза дрогнули, на её лице застыла гамма разных чувств.
— Ты слишком добра ко всем.
— Добра?…
Повторила она шёпотом и опустила голову. Её пальцы, лежавшие на коленях, нервно задвигались, словно не находя себе места.
— Может… в чём-то ты и прав. Но разве возможно, чтобы я не любила тебя?
— Нет. Но обычно люди, которые любят друг друга, не ведут себя так, как мы с тобой.
— Мы… мы ведь не такие, как все. С самого детства у нас были только мы двое. Другие этого не поймут – ни наследница Эдельгард, ни отец, ни кто-либо другой.
— Но ведь тебе никогда не нравилось быть рядом со мной. Вот недавно ты пришла всего раз, а потом и вовсе стала меня избегать.
— Это… это не потому, что я тебя не люблю. Просто… всё стало так запутанно… А затем всё в голове перемешалось.
— Правда?
— …Да.
— Но ведь нам скоро придётся разорвать помолвку.
— …Откуда… откуда ты это узнал?
Её слова прозвучали так тихо, что их едва можно было расслышать. Я не стал скрывать источник.
— От наследницы Эдельгард.
Стоило мне произнести имя Левины, как Серафина ещё сильнее прикусила нижнюю губу. Казалось, у неё вот-вот выступит кровь.
— Неважно… даже если ты услышал это от неё… я всё равно попытаюсь как-нибудь это остановить… Хотя решение принял отец, когда пошли слухи о том, что семья от тебя…
Она, запыхавшись, вываливала слова рекой. Фразы путались, не складываясь в цельные предложения.
— Остановить? Невозможно. Это не нам с тобой решать. Всё определят наследница Эдельгард и граф Беллуж.
На мои слова Серафина яростно замотала головой, будто отрицая саму реальность.
— Я… я что-нибудь придумаю. Тебе не нужно помогать, и вообще тебе ничего делать не нужно. Всё равно тебя ведь из рода выгонят!…
На этом месте она резко осеклась, словно вдруг осознала, что проговорилась. Лицо её побледнело.
— Верно. Скоро меня и правда выкинут. Значит, тебе больше и не придётся быть рядом со мной, Серафина. Ты ведь сама говорила: если бы не род, то и знать меня не захотела бы.
— Я сказала это сгоряча! Просто… просто в тот момент я была зла…
— Слова, сказанные сгоряча, зачастую идут от всего сердца.
Я усмехнулся и пожал плечами. Её лицо исказилось.
— Это никак не связано с нашими семьями… Я люблю тебя независимо от них.
Голос Серафина предательски предательски дрогнул, ломаясь на каждом слове.
— Может быть, всё это было лишь заблуждение.
— Заблуждение? Как время, которое мы провели вместе до сих пор, может быть заблуждением?
— Не знаю.
Её голос поднялся на тон выше. А я лишь спокойно смотрел на неё.
— Но мне порой кажется, что даже, если я буду умирать, ты будешь только стоять и смотреть на меня.
От этих слов лицо Серафины побледнело. Застыв на месте, она не продолжала смотреть на меня, не зная, что ответить.
— Почему… почему ты думаешь, что я так поступлю? Зачем ты говоришь о таких вещах?
— Просто, ты всегда была такой.
Я почувствовал себя отвратительно. Я словно повторяю в точности за Серафиной.
Мы провели рядом больше десяти лет, и, похоже, даже слова, которые вырывались в минуты разочарования и недоверия, оказались одинаковыми. От этой мысли накатила странная печаль, смешанная с пустотой.
Время многое способно излечить, но есть вещи, которые оно так и не способно решить, – и признавать мне это совсем не хотелось.
— Когда это… Нет, разве я поступала так?
Серафина резко вскочила с места. Её глаза наполнились слезами.
— Когда я хоть раз просто смотрела и ничего не делала? Кто убирал за тобой каждый раз, когда ты напивался и превращал комнату в бардак? А когда тебе было больно, когда тебе было тяжело – я всегда была рядом! Даже тогда, когда тебя мучала та ненормальна наследница! Даже когда ты сам вёл себя как хулиган! И даже тогда, когда ты шлялся с другими хулиганами и какая-то девица держала тебя под руку!
Её голос становился всё громче. Несколько студентов, проходивших по коридору, украдкой взглянули в нашу сторону.
Но как только наши глаза встретились, они, будто по негласной договорённости, поспешили ускорить шаг и скрылись в конце коридора.
Я по-прежнему сидел на скамейке и лишь поднял взгляд на неё.
— Да, ты всегда была рядом.
Я сказал это ровным голосом.
— Но ведь ни разу ты не была на моей стороне. Когда Левина при тебе унижала меня, когда другие показывали на меня пальцем – ты просто стояла рядом и смотрела. И молча соглашалась с их мнением.
— Но… но ведь она была так страшна. Ты же и сам знаешь. Что мог тогда сказать обычный ребёнок против такого человека?
На лице Серафины отразилась печаль. Кожа на лице покраснела.
То ли от головокружения, то ли от ярости. А может, она подхватила простуду.
— Разве я сделал что-то не так?
— Ты всегда создавал только проблемы. Эта история с запретным книгохранилищем! Постоянные драки с другими ребятами! Ты хоть понимаешь, как сильно… как сильно я за тебя переживала? Как ты думаешь, что я чувствовала, наблюдая, как ты всё больше рушишь себя?
— Серафина, знаешь – на этот раз я могу сказать только «прости».
Я смотрел на неё с тревогой и усталостью.
Один и тот же разговор, один и тот же итог. Да, многое вроде изменилось, но если сам результат остаётся прежним, а меняется только путь к нему, можно ли вообще сказать, что что-то действительно изменилось?
— Не знаю. Я ведь думал, что понемногу становлюсь лучше. С теми парнями, которых ты назвала хулиганами, я даже не общался, на занятия ходил без прогулов, учился старательно, да и оценки были неплохие.
— Какая польза от этих оценок? От того, что ты прочитаешь пару лишних страниц, человек разве меняется?
В голосе Серафины звучало разочарование.
— Посмотри на меня – как бы я ни была талантлива в магии, как бы прекрасно не управлялась с маной, но я даже не могу изменить сердце мальчика передо мной. Так какая тогда ценность в этих оценках и книгах?
Я невольно усмехнулся.
— И что же, по-твоему, я должен был сделать?
— Если бы знала… я бы сама сделала хоть что-нибудь первой.
Серафина сказала это дрожащим голосом. Я хотел ответить, но почему-то слова застряли в горле, так и не сорвавшись с губ.
До каких пор мне ещё раз за разом, умирая, придётся ещё проходить через это? С усталым выражением я посмотрел на неё.
Серафина, глядя на меня, вцепилась правой рукой в своё платье, а левую положила на запястье, будто пытаясь унять дрожь. Я уже почти начинал чувствовать раздражение от того, что наши разговоры никогда не приводят к иным результатам.
Серафина медленно выровняла дыхание. Но даже в этом дыхании всё ещё ощущалась дрожь, когда она тихо заговорила:
— Если бы я знала, я бы точно что-нибудь сделала, Равин. Но я совсем ничего не понимаю. В один… в один день у меня вдруг сильно закололо в груди. И мне начало казаться, что ты вот-вот исчезнешь.
Она подошла ближе и крепко сжала мою руку. Её ладонь была холодной.
— Я бы помогла тебе. Что бы это ни было, если бы знала, точно помогла бы. Но я правда… правда не понимаю, что нужно делать, Равин.
Она медленно обхватила мои пальцами, словно в мольбе.
— Не смотри на меня так, будто я чужая. Не улыбайся так, будто я тебе никто.
Её голос дрогнул.
— Прости, что не смогла тебе помочь. Что не смогла тебе довериться.
Слова оборвались, и она разрыдалась.
— Поэтому прошу, не смотри так на меня. Я не хочу видеть этот твой взгляд.
Сквозь всхлипы она выдавила:
— Скажи, что любишь меня. Скажи, что кроме меня у тебя никого нет. Скажи, что счастлив, потому что я рядом.
Беззвучные слёзы скатывались по её щекам.
— Я готова на всё… потому что чувствую, будто ты можешь умереть. Каждый день я слышу слова, которые я тебе говорила, но которых никогда не произносила. Я снова и снова вижу во сне, как ты умираешь у меня на глазах. Так что прошу, не смотри на меня так. Ведь именно с таким выражением лица ты всегда уходил, перед смертью.
Серафина опустилась на колени передо мной, сидящим на скамейке, и зрелище это, мягко говоря, не было приятным.
Я поднял её, медленно похлопал по спине, стараясь хоть немного успокоить.
— Ты говоришь, что любишь меня?
На эти слова Серафина лишь безмолвно кивнула, всхлипывая и уткнувшись лицом в моё плечо.
Она прижалась ко мне. На миг она замялась, но вскоре коротко ответила, не поднимая взгляда и не показывая, какое у неё сейчас лицо:
— …Да.
Наверное, я хотел услышать это немного раньше. Потому что вместо радости внутри меня поднялась скорее тревога.
Сейчас она ведёт себя так, будто способна на всё ради меня, но если я и правда сотворю что-то ужасное – сумеет ли она сохранить свои чувства?
Если бы тогда, когда я выстрелил в Левину и убил герцогиню, Серафина оказалась рядом, разве она не осудила бы меня?
Одно было очевидно: после смерти всегда что-то меняется. И я лишь смутно начинал догадываться, что именно.
Что нужно делать дальше – я всё ещё не знаю. Но одно я решил точно: я не буду стоять на месте и наблюдать, как моя подруга детства.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления