Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
1 Первая

В комнате смешались пыль и затхлый запах старого алкоголя. Окно было плотно занавешено тяжёлыми шторами, так что невозможно было понять, день сейчас или ночь.

Единственное, что наполняло пространство, – слабый свет и пылинки, медленно кружащиеся в его лучах.

*Тук-тук*

Сухой, безжизненный стук нарушил тишину и больно резанул по барабанным перепонкам, но я, лежавший на кровати, не пошевелился, решив, что это просто галлюцинация.

Ведь в этом проклятом месте не могло быть никого, кто пришёл бы ко мне.

Хотя, если подумать, возможно, один человек всё же был.

— Ра́вин! Я знаю, что ты там. Открывай дверь.

Резкий, до боли знакомый голос – он не был галлюцинацией.

Я медленно поднялся. Кости жалобно заскрипели, издавая неприятные звуки.

Зачем она пришла?

Когда я открыл дверь, в комнату вместе с ярким светом из коридора ворвался полный презрения взгляд.

После долгого времени, проведённого в темноте, мои глаза невольно сощурились от солнечного света. Передо мной стояла сестра – Левина.

Идеально выглаженная форма, без единой пылинки, и аккуратно зачёсанные белоснежные волосы. Всё в её облике было зеркалом, отражающим ещё резче убогий вид и жалкое существование Равина.

Зажав нос, Левина решительно вошла в комнату. Её туфли, словно брезгуя, ступали на пол, который не убирали уже несколько дней, приподнимая каблуки, чтобы коснуться его как можно меньше.

— Какая мерзость. Даже звери живут чище, чем ты.

— Просто скажи, зачем пришла.

Мой голос был хриплым и надломленным — неудивительно, ведь я так давно не произносил ни слова.

Вместо ответа Левина достала из-за пазухи плотный конверт и бросила его на стол.

Печать из красного воска с чётким родовым гербом. Этого одного хватало, чтобы понять, о чём в нём говорится.

— Последнее уведомление от семьи.

…Последнее.

Слово застряло у меня в голове и зазвенело, будто гулкий удар. Вот и всё, теперь – конец.

Впрочем, я и так ожидал, что этим всё закончится.

Чувство, когда одно за другим рушатся все связи, оказалось странным, незнакомым и вместе с тем почему-то освобождающим.

— Тебя отправили в академию, чтобы ты взялся за ум, а в ответ слышат лишь о твоей дурной славе, да ещё и в итоге ты влипаешь в неприятности? Отец сказал, что у семьи больше нет причин покрывать твою позорную репутацию…

— …

— С этим письмом ты отречён от нашего рода. Оплачивать твоё обучение он тоже не собирается, так что из академии тебя скоро исключат. Жильё ищи сам. Деньги, что ты украл у семьи и разбрасывал по округе, у тебя ведь есть, верно?

Я ничего не сказал. Лишь продолжал смотреть на конверт, лежащий на столе.

Сил даже на оправдания не осталось. Объяснения? Их я давал уже десятки, если не сотни раз. Но в ответ всегда получал только недоверие и презрительные взгляды.

Единственным, во что они верили, были зловещие слухи, окружавшие Равина Эдельгарда, его давняя дурная слава и накопившиеся за годы проступки. А ещё – та ситуация, которая словно заранее предопределила итог, в котором он значится «злодеем оригинала».

Менял ли я своё поведение или нет — никого это не волновало.

Но я пытался… хоть как-то вырваться из этого.

Я старался исправить неприятное прошлое, связанное с этим ослепительным главным героем. Подошёл к нему, улыбаясь, протянул руку для рукопожатия, но тот лишь с кислым выражением лица пожал её. А при каждой новой попытке сблизиться – спешил уйти.

Слухи были слишком сильны, так что я не держал обиду на того, но сожаление всё же оставалось. А с того момента, как поползли разговоры о том, что Равин уже перешёл от женщин к мужчинам, я вовсе перестал пытаться приблизиться.

Чтобы хоть как-то удержать репутацию в дворянском обществе, в которой я уже валялся в грязи, я надевал маску, улыбался и старался угодить мерзким старикам.

Люди же только перешёптывались: «Интересно, что ещё задумал отброс Эдельгард?»

Впрочем, я и сам понимал, что, окажись на их месте, подумал бы так же. Ведь если отъявленный проходимец вдруг начнёт строить из себя приличного человека, значит, либо ему в спину уже дышит смерть, либо его семья собирается отречься от него.

Я пытался наладить отношения и с невестой, что ненавидела меня… нет, скорее, слово «ненавидеть» было бы слишком мягким, чтобы описать то, что Серафина испытывала ко мне.

Однажды она обмолвилась о редком лекарственном растении, и я достал его, приложив к письму, надеясь смягчить её сердце. Но она сожгла его прямо у меня на глазах.

«Мне омерзительна жизнь, связанная с тобой, Равин».

«Ты всё такой же, ничуть не изменился».

«Даже мысль о том, что мы были друзьями в детстве! Что я когда-то любила тебя! Что мы обручены! Всё это настолько отвратительно, что я с ума схожу!»

Что ж…

Даже выслушивая подобную чушь, я всё же продолжал унижаться и делать бессмысленные попытки ухаживать за ней, пока несколько дней назад очередная крупная ссора не закончилась окончательным разрывом помолвки.

Честно говоря, я не был этому удивлён.

В целом я согласен, что люди не меняются, но всё же…

Я ведь пытался. Я изо всех сил пытался вырваться из этой трясины.

И все эти усилия рушились под тяжестью недопониманий, предвзятости и проступков, накопившихся задолго до того, как я смог бы их исправить – будто сам мир требовал, чтобы я следовал заранее написанному сценарию.

Я не мог понять, зачем вообще меня забросили в этот мир.

Разве не лучше бы родиться не отбросом из знатного рода, а каким-нибудь деревенским фермером по имени Ганс?

Хотя теперь я уже не уверен, можно ли всё это назвать недоразумениями. Скорее, казалось, что как бы я ни пытался изворачиваться, мне просто навязывали заранее определённый финал.

[Соберите концовки!]

[Награда: возвращение в изначальный мир.]

Системное сообщение, мерцающее перед глазами, словно насмехалось надо мной.

«Концовки»… но какие именно? Что они имели в виду?

В этой проклятой игре моя единственная развязка – жалкий финал падшего злодея, разве нет?

Надежда на возвращение домой…

Она была последней верёвкой, за которую я цеплялся, но даже она, сгнившая и рассыпающая в пыль, выскальзывала из рук.

— Даже не думай показываться на глаза. Ты позор семьи.

Голос Левины вырвал меня из клубящегося в голове бреда… или, может, это вовсе и не бред был.

На её лице читалась ненависть, уже переросшая презрение, будто она смотрела на уличную грязь.

Если меня вышвырнут вот так… смогу ли я вернуться? Вот бы просто закрыть глаза, и в следующий момент оказаться в своей крошечной квартире на 20 квадратных метров.

А что насчёт всего, что я делал до этого? Разве недостаточно того, что я исправился и вёл себя как нормальный человек?

Что-то же должно было иметь значение. Не желает же весь мир моей смерти…

— Да, верно. Мне ведь нельзя показываться кому-либо на глаза, верно?

И в тот миг мне пришла мысль: а что, если умереть прямо сейчас? Смогу ли я вернуться?

— Свали, Левина.

— Что?…

— Ты же сказала, всё что хотела. Я ведь теперь уже не часть вашей семьи. Так что если дело сделано – проваливай. Всё равно, что бы ты ни сказала, я всё равно этого не «пойму».

Она смотрела на меня с каким-то ошарашенным выражением, и я вдруг подумал: наверное, это впервые, когда я отвечаю хоть сколько-нибудь дерзко.

Если подумать, Равин всегда был каким-то… нелепым человеком. Настоящий подонок, но при этом бесхребетный, когда дело касалось собственной семьи, – что бы они с ним ни делали, он просто отшучивался и пропускал всё мимо.

Теперь-то мне всё это уже безразлично. Пусть мерцающее перед глазами системное сообщение останется там, а я… если прямо сейчас просто исчезну…

С мутной, спутанной головой я, игнорируя полный презрения взгляд сестры, взял со стола бутылку.

Казалось, череп вот-вот расколется.

Я хочу, чтобы всё это просто кончилось.

Мысли о смерти цеплялись друг за друга, тянулись бесконечной чередой, пока я уже едва понимал, что именно делаю.

— В тот раз, ты мне сказала: если уж собираюсь жить как ничтожество, то лучше бы просто сдох… Когда же это было…

Я отвернулся, стараясь не встречаться с отвратительным взглядом сестры, и, приложившись к горлышку бутылки, пробормотал это вполголоса.

Хотя… можно ли вообще называть её сестрой? У нас ведь разные матери.

С детства я нередко слышал от неё, что, если осмелюсь назвать её «сестрой», она меня убьёт. Конечно, это было не со мной, а с Равином.

Но, кроме слова «сестра», ведь и нет другого подходящего обращения.

— Кажется, это было на семнадцатый день рождения…

Я – или, точнее, не совсем я, а «Равин» – достал из ящика револьвер, который когда-то добыл, и направил на неё.

Хотя эти воспоминания должны были принадлежать не мне, моя память и память Равина смешались настолько, что вместе с ними, похоже, передалось и его горькое чувство обиды.

— Что ты тогда сказала, в день, когда умерла мама… не помню уже.

Я наблюдал, как лицо сестры, ещё минуту назад смотревшей на меня с выражением «какой же ты жалкий», теперь искажается в ужасе.

Затем поднял револьвер и приставил дуло к виску.

— Но хотя бы в тот день ты могла бы обойтись без слов про бастарда…

Холод металла был таким отчётливым, что на миг заглушил пульсирующую боль в голове.

Я видел, как губы Левины беззвучно шевелятся. Наверное, она что-то говорила, но до меня долетал лишь звон в ушах.

Не знаю, произошло ли это пока она что-то говорила, либо после того как успела договорить…

В любом случае, я крепко зажмурился и спустил курок.

С самого момента, как я попал в этот мир, я хотел это сделать, но я слишком боялся того, что будет дальше.

Вместо сухого «бах» прозвучал скорее глухой, рвущийся звук, и моё сознание померкло.

****

[Соберите концовки. 1/?]

[Награда: возвращение в изначальный мир.]

— Ха…  они, блять, издеваются…

Смотреть на время не было ни малейшего желания.

Я достал из кармана дешёвую сигарету, сунул в рот и прикурил. Но сколько ни втягивал и ни выпускал дым, на душе легче не становилось.

И тут взгляд зацепился за письмо. То самое, что недавно горело у меня перед глазами, словно бесполезная щепка для растопки.