Послышались шаги.
Раздавался скрип сухого деревянного пола, словно кто-то шел по старому коридору.
Звуки шагов были равномерными, но, казалось, они совсем не приближались.
*Топ-топ*
Пол слегка дрожал, и вибрация, сопровождавшая каждый звук, явно становилась ближе. Но сам звук – нет. И громче он не становился.
Казалось, будто время остановилось.
Почему-то этот звук странно гармонировал с запахом старых книг, пыли и плесени в книгохранилище.
И вдруг, шаги оборвались. Так резко, что это даже сбило с толку.
Лишь лёгкий шлейф чего-то, прошедшего мимо, остался в воздухе. Чего-то с искусственным ароматом лимона.
— Книги не откроют тебе всего, как и рождение не определит твою судьбу. Конец же лишь зависит от того, что ты сделаешь на своём пути.
Её облик был нечётким, даже слегка расплывчатым. Будто мираж или изображение на фотографии, у которой сбился фокус. Очертания её фигуры вроде бы есть, но всё равно казалось, что она просвечивается.
И всё же я был уверен: это именно та девушка, что протянула мне лимонную конфету.
— А я ведь надеялась, что она окажется со вкусом не лимона, а персика. Да и дешёвый запах сирени был бы тоже неплох.
Прозвучал голос. Её губы не двигались, но слова всё равно эхом отозвались в воздухе.
И хотя она стояла прямо передо мной, казалось, будто она всего лишь отголосок, оставшийся от кого-то.
И всё же мне не было страшно. Даже если я не мог толком ни разглядеть, ни расслышать её, почему-то она казалась до боли знакомой.
— Лимон сам по себе неплох, но ты не был лимоном, насколько я тебя помню. Может, мы просто потеряли слишком многое. А, возможно… и я, и ты слишком многого пожелали.
Размытая рука протянула мне конфету – самую обычную, завёрнутую в грубую бумажную обёртку.
Когда я застыл на месте, она сама подошла ближе, раскрыла мою ладонь и вложила туда конфету, а потом ещё долго не отпускала меня.
Казалось, будто от прикосновения исходило лёгкое тепло, но в то же время я не ощущал ничего. Словно солнечный свет на закате, что лишь слегка касался кожи своим теплом.
— Ты молодец. Но в этот раз тебе нужно постараться чуть больше. Ты должен найти достойный конец.
После этих слов её силуэт начал медленно рассеиваться, словно чернила, растворяющиеся в воде.
Я протянул руку, но так и не смог дотянуться неё. На кончиках пальцев ощущались лишь невесомые пылинки и холодный воздух.
Словно призрак, она исчезла перед моими глазами.
****
Говорят, я просидел в запретном книгохранилище два дня. Так, по крайней мере, рассказала Левина.
Она сказала, что я просто сидел, уставившись в пустоту, сложив на пол несколько книг, а потом уснул, привалившись к стене. Но я этого не помню.
И на удивление, это было не столько жутко, сколь странно. Но всё же я совсем не растерялся – наверное, если из раза в раз умирать и возвращаться к жизни, к таким вещам поневоле начинаешь привыкать.
После того дня моя жизнь вернулась в обычное русло.
Серафина вела себя так, будто ничего не случилось: она снова разговаривала со мной, а иногда мы даже проводили время вместе на свиданиях.
Кайл не приходила. Я сам тоже не искал её, и она ко мне не заходила.
Даже если мы случайно сталкивались в коридоре после занятий, она лишь отводила взгляд и тут же убегала куда-то, избегая меня.
Почему-то казалось, будто между нами провели черту. И, возможно, потому что черта была проведена не моей рукой, мне так хотелось её стереть.
От странного, давящего чувства я вышел в коридор перед своей комнатой и постучал в дверь соседней, но ответа так и не последовало.
Соседняя комната всегда была пуста. Девушки с волосами, которые на свету отливали белым, а в темноте становились серыми, кажется, в этом здании не существовало.
Полупрозрачное окно, которое прежде стоило лишь вспомнить, и оно всплывало перед глазами отчётливо, теперь постепенно меркло и расплывалось.
Но, по крайней мере, конфета, которую она мне тогда протянула, осталась. Завёрнутая в грубую бумагу, она так и лежит нетронутой – я всё ещё ношу её с собой.
Интересно, стану ли я когда-нибудь счастлив в будущем?
И если да, то нынешнему мне остаётся лишь покоиться в гробу, довольствуясь окружённой любовью?
Как смешно – даже желая себе счастья, я почему-то завидовал себе будущему.
Да и с чего я уверен, что когда-нибудь действительно стану счастливым?
Я ведь даже не смею сказать Серафине, что хочу на ней жениться. Не смею предложить ей завести ребёнка. Не смею сбежать с ней куда-нибудь подальше. Всё из-за того, что мне нужно остаться здесь, пока не придут демоны только для того, чтобы, сражаясь, снова сдохнуть, как псина.
Наверное, я просто убеждаю себя, что всё будет хорошо. Потому что со стороны будто всё действительно идёт как надо.
Я продолжал ходить на лекции, на которых я никак не мог сосредоточиться – слова просто влетали в одно ухо, и вылетали из другого.
Да и толку-то. Даже если слушать внимательно, в этом не было никакого смысла.
Когда-то я старался учиться, чтобы получать приличные оценки. Тогда, после выпуска, я мог бы жить пусть и бедно, но спокойно – где-нибудь на окраине тихого провинциального городка, куда не дотягиваются чужие взгляды, вместе с Серафиной. Но я лучше других знал, что в нынешнем положении всё это не имеет ровным счётом никакого значения.
Погружённый в свои мысли, я шёл по пустынной улице, где почти не было людей, как вдруг почувствовал за спиной чьё-то стремительное, угрожающее движение. Резко обернувшись, я машинально швырнул в сторону книгу.
…Кайл получила ею прямо в лоб, вскрикнула и, потеряв равновесие, плюхнулась на землю.
— Угх! Ай… чёрт, как же больно…
Застонала она, потирая лоб.
— …Ты в порядке?
— А, да. Это всё же моя вина… сам же внезапно подбежал.
Пробормотала она, смущённо отводя взгляд.
— И зачем ты вообще бежал?
— Ну… ты же сам сказал, что после драки легче подружиться… Я подумал, что после того, как одолею тебя, говорить будет проще.
— И тем не менее, встретившись взглядом со мной, ты делаешь вид, что не заметил меня и просто убегаешь.
— …Просто я не знал, как помириться. Я никогда раньше не заводил настоящих друзей.
— Помириться?
— Ага, помириться. Я… я ведь был неправ. Есть кое-что, что я должен был сказать, но так и не сказал. Ты ведь ничего от меня не скрываешь, хотя мы знакомы совсем недолго.
С этими словами Кайл снова улыбнулся так же, как тогда. Той самой чистой, чуть застенчивой улыбкой.
— А ещё ты… мой первый друг.
— А как же Серафина? И… ну, та, что всегда рядом с тобой – Дженна?
— Серафина… скорее не друг, а… товарищ, которому можно доверить спину. Хотя… сейчас, если честно, мне даже немного страшно быть рядом с ней. А Дженна… не знаю, как сказать… всё сложно. Она скорее благодетель, чем друг.
Ответила Кайл, неловко перебирая пальцами.
— …Тебя ведь, наверное, беспокоит то, о чём мы говорили с Серафиной, да?
Она отвел взгляд и, не находя себе места, прикусывала губу.
— Я бы соврал, если бы сказал, что меня это не беспокоило.
— Тебе не было интересно, что она тогда имела в виду?
Совсем нет. Кому станет любопытно то, что он и так уже знает.
Но если человек, называющий тебя другом, говорит с тобой вот так, то наверное, даже если меня это не волнует, стоит быть тактичнее.
Передо мной стояла всё та же Кайл, которую я ежедневно дразнил за необразованность, иногда называл глупой, а она в ответ лишь надувала губы и отмалчивалась. Не знаю, можно ли нас всё ещё назвать друзьями. Но как бы то ни было, казалось, я всё ещё воспринимал Кайл как парня.
— …
— …
— …В общем, это… я себя сейчас ужасно неловко чувствую. Как вообще мирятся люди?
— …Понятия не имею. Я ведь тоже никогда не мирился с друзьями.
На её лице довольно быстро промелькнуло лёгкое разочарование после моего ответа.
Кайл вздохнула и всё же продолжила говорить.
— Я, как сказала Серафина, лжец. Вру всем, кто меня окружает, живу так, будто это само собой разумеется, и даже не чувствую вины.
С этими словами она пошла вперёд, словно приглашая следовать за ней. Я двинулся вслед.
Мы шли по тихой, уединённой дорожке академии.
— Ты ведь знаешь, в какой деревне я жил раньше?
— В той, где жила Линетта?
Кайл кивнула.
— Люди там были странные. Все до единого, они смеялись над чужим несчастьем и гордились собственным.
Она вдруг остановилась и просто уставилась в землю.
— Линетта раньше такой не была. Но после безлунной ночи… стала такой же, как они. Смеялась над чужой болью и превозносила свою.
Она снова опустила взгляд и медленно пошла дальше. Я без слов шагал рядом.
Через мгновение она медленно снимала пиджак. Сняв два слоя верхней одежды, Кайл обмахивалась рукой и обернулась.
Белая ткань, туго обвивавшая тело, плотно стягивала её грудь.
— …Ты не особо удивлён.
— Трудно было это не заметить.
— …С каких пор ты об этом знал?
— После того разговора с Серафиной было бы странно не догадаться.
— …Понятно.
Тихо ответила Кайл и начала снова натягивать одежду.
— Это родители велели мне носить. С самого детства я должен был носить это, пока жил в той деревне.
— Родители?
— Да. Они говорили, что я родился мальчиком. Правда это или нет – уже неважно. Главное, что я должен носить это в деревне.
Кажется, она запуталась в одежде, так что я подошёл к неё помочь.
— Поэтому и имя у мне дали самое заурядное – Кайл, и волосы всегда держали короткими. Ну и… я старался накачать мышцы. А в итоге всё равно правда раскрылась.
Она опустила голову, краснея, и начала застёгивать пуговицы, избегая моего взгляда.
— В любом случае, похоже, моим родителям не нравилась деревня. Хотя они, как и все, учились в тех же местах и жили той же жизнью, им это, похоже, было ужасно ненавистно. Ведь люди в деревне были дураками.
Мы заметили скамейку. Кайл мелкими шагами подошла первой и села.
— Не в смысле, что они были глупыми – просто ведь дураки всегда считают всех, кроме себя, дураками.
Я тоже сел рядом с ней на скамейку.
— Мои родители не были дураками. Просто они были не такими, как все. А «не быть как все» там считалось чем-то плохим… По ночам мне хочется, чтобы мои воспоминания сгнили.
Я сел чуть поодаль на таком расстоянии, что между нами мог бы поместиться ещё один человек.
— Однажды ночью в деревне устроили праздник. Такое устраивали время от времени, но я никогда не участвовал в них, поскольку родители всегда останавливали меня. Но, как оказалось, всё это было не так уж плохо. В тот день люди, которые обычно пренебрежительно называли меня сыном чудаков, вдруг стали приветливыми: улыбались, разговаривали со мной, угощали вкусной едой.
Кайл повернула голову, бросив на меня короткий взгляд, и чуть придвинулась ближе.
— А рагу с хлебом, которое дала Линетта… было просто восхитительным. Поэтому я и хочу, чтобы моя память хоть немного подгнила. Я не хочу помнить, какой у него был вкус.
Её голос заметно дрожал.
— Эм… я, наверное, заболтался, да?
Я ничего не ответил и лишь кивнул.
Да, рассказ затянулся. Да и время было уже позднее.
Кайл снова улыбнулась.
— Даже если с Серафиной мои отношения немного натянутся, думаю, это не страшно. Я ведь никогда в жизни не заводил настоящих друзей. А мама с папой говорили, что когда найдёшь настоящего друга – нельзя ему врать.
Она посмотрела прямо на меня.
— Будешь ли ты моим другом?
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Примечание:
Долго думал насчёт того, в каком роде переводить диалоги, но пока наверное оставлю так: в мыслях Равин обращается к Кайлу как к девушке, а при разговоре с ней как с парнем. А Кайл я так и оставлю обращение к себе как парню, поскольку она всю жизнь жила как мужчина. Думаю изменю это, когда произойдут какие-нибудь значительные изменения в их отношениях.
Думал ещё переделать её имя на Кейл, но, во-первых, её родители явно хотели назвать её мужским именем, чтобы обмануть (зачем-то) деревню. А, во-вторых, у Кейл на корейском другая запись – 케일 (фонетически: Кеиль), а у Кайл – 카일 (фонетически: Каиль)
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления