Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
15 Эхо

Когда Серафина открыла глаза, первым, что она увидела, был ослепительно белый потолок. Резкий запах лекарств тут же ударил в нос. Это был лазарет.

Она попыталась приподняться, но тело оказалось тяжёлым, словно промокшая в воде вата.

— …

Горло пересохло. Она открыла рот, но звука не вышло. Язык был твёрдым и сухим, будто вся полость рта набита песком.

Она повернула голову. На стуле у окна сидела сестра Равина.

Та смотрела наружу. Её профиль, словно выточенный из камня, был холоден и неподвижен. На шее всё ещё виднелись слабые следы синяков.

— …Во-ды… по… жа…луйста.

Едва выдавившийся голос был хриплым, трескающимся.

Левина повернула голову. Её глаза казались пустыми. А под глазами тянулись глубокие тёмные тени, – можно было бы подумать, что это из-за света позади.

Она молча встала, взяла со столика у кровати стакан и протянула его.

Серафина дрожащими руками приняла стакан. Холодная вода смочила пересохшее горло, и только тогда к ней будто начало возвращаться сознание.

— …

Как только Серафина поставила стакан обратно, Левина рывком схватила её за воротник. Всё произошло мгновенно.

— Кха!

Тело Серафины резко подалось вперёд. Лицо Левины оказалось буквально в паре сантиметров.

— Зачем ты там так сидела?!

— Я… не совсем понимаю, о чём вы…

— Почему ты целый день обнимала мёртвого Равина? Не позвала никого, даже не подумала снять его вниз!

— …Равин ведь… мёртв?

Рука Левины ослабла. Её привычно бесстрастное лицо будто готово было исказиться, но вместо этого она лишь прикусила губу, отвела взгляд в сторону и тяжело вздохнула.

— …

— Я знаю. Он мёртв. Так что не смотрите на меня так. Я не сошла с ума.

Сказав это, Серафина резко опустила голову и вдруг начала захлёбываться диким смехом.

— Разве это не смешно?

— Что?

— Да всё. Вся эта ситуация. Моё жалкое состояние. Ваше. Это же нелепо, не так ли? Я сказала ему, что хочу, чтобы он умер… и он действительно умер.

Пустой лазарет наполнился её смехом. Хотя больше это походило на рыдания.

Левина молчала, просто глядя на неё сверху вниз. На её лице по-прежнему не было никакого выражения.

— Вам не смешно? Ваш брат умер.

— …

— Впрочем, да, он ведь всего лишь был позором семьи, бельмом в глазу. Вы скорее чувствуете облегчение, правда? Что скажете, будущая глава рода Эдельгард?

Серафина вдруг перестала смеяться и подняла взгляд на Левину. Её лицо было в слезах, но глаза при этом горели гневом.

— Почему вы молчите? Не притворяйтесь такой невозмутимой, когда вы вся прогнили изнутри.

Брови Левины едва заметно дрогнули. Это было единственным изменением на её лице.

— Ещё одно слово – и я расценю это как оскорбление.

— Ах, вот как?

На губах Серафины появилась кривая усмешка.

— Значит, стоит вам услышать одно-единственное резкое слово, вы сразу реагируете так… Вы и с Равином вели себя также?

— Потому что он этого заслужил.

— Ах, заслужил? Ну да, пожалуй, Равин был таким человеком.

— …

— Но всё равно так нельзя было.

— Ты сейчас хочешь об этом говорить? После того, как сама же хотела разрыва помолвки, ты смеешь это говорить?

— Именно ВЫ подтолкнули меня к этому.

Левина вздрогнула от слова «вы».

— Не смей так со мной разговаривать.

Её голос дрогнул, когда она это произнесла.

— А как же тогда? Может, назвать вас, как только что, будущая госпожа рода Эдельгард?

Левина не ответила. Она лишь пристально смотрела на бывшую невесту Равина, её брови чуть заметно нахмурились.

— Вы знаете, почему Равин умер?

— Полежи и остынь. Я понимаю, что смерть Равина тебя потрясла, но сейчас ты ведь явно не в своём…

— Где вы тут найдёте человека в более трезвом уме, чем я?!

Серафина почти закричала, но тут же успокоила дыхание. Затем спокойно продолжила холодным голосом:

— Это из-за вас.

Её голос звучал тихо. Но воздух в лазарете, казалось, стал ещё холоднее.

— Вы прекрасно знаете, почему он стал таким.

Левина всё так же молчала. Она лишь смотрела сверху вниз на Серафину.

— В детстве он тянулся к вам. Он больше всех восхищался вами, старался понравиться, он даже у меня спрашивал, какой подарок вам выбрать, чтобы растопить ваше сердце.

Серафина поднялась с постели. Тело было всё ещё тяжёлым, но это не имело значения.

Она хотела смотреть Левине прямо в глаза.

— А вы? Вы всегда смотрела на него, как на насекомое. Позор рода. Грязный бастард. Словно одно его существование было вам омерзительно

— Что ты вообще знаешь? Я всё равно считала его братом и заботилась о нём.

Голос Левины был низким и твёрдым.

Но её взгляд скользнул в сторону, к стакану с водой на тумбочке, к которому она нервно прикоснулась пальцами. Посмотреть в голубые глаза Серафины она не смогла.

— Вы ведь прекрасно знаете, как с ним обращались в поместье до поступления в академию. Перечислить вам всё по порядку? Я слышала об этом слишком много – ведь мы выросли вместе. Да и сама я не раз видела, как вы прямо у меня на глазах его игнорировали.

— …Это всё было ради него. С какого-то момента он начал забывать своё место и наглеть. Ему нужно было напомнить, где его место.

Левина немного задумалась, а потом продолжила:

— Ты и сама должна знать: по всем правилам бастард не должен был жить в одном доме со мной и получать то же образование. Всё, что он получил, было благодаря моей снисходительности. Только потому, что я хотя бы наполовину считала его кровным родственником.

Серафина на миг потеряла дар речи. Рассуждения Левины казались ей настолько убедительными и непробиваемыми, что найти в них хоть малейшую трещину было невозможно.

Но для Серафины Равин был просто Равином. Какая бы кровь в нём ни текла, она любила его. И уж точно не ненавидела его только за то, что он был бастардом.

— То, что он получил не забота, а откорм на убой. Лучше бы вы вообще не жили вместе.

Левина подняла голову и встретилась с Серафиной взглядом.

Под глазами у неё пролегли тёмные круги. Губы высохли и потрескались, щёки были странно красными, будто у простуженной.

— Ты перегибаешь.

— Перегибали именно вы.

— Понимаю, что смерть бывшего жениха тебя расстроила, но ты совсем потеряла чувство реальности?

— Равин вас уважал. Хотел быть похожим на вас. Для него вы казались самым потрясающим человеком – спокойным, умным, безупречным, умеющим всё. Он скорее хотел быть вами, чем кем-то вроде меня…

— Ну и какой теперь толк от таких слов.

— А я, в отличие от вас, довольно глупая. Наверное, в этом мы с Равином похожи. Или, может, потому что мы слишком долго были вместе, он стал похожим на меня. Но я не умею делать вид, будто всё в порядке, будто умерший – это всего лишь мёртвый человек, как вы.

— Ты говоришь так, будто виновата во всём я.

— А что же ещё думать? Если вспомнить, что выгнали его из рода по сути вы… А я хотя бы старалась всё исправить, пыталась снова наладить с ним отношения. Разве вы не слышали слухи? О том, что я каждое утро заходила к Равину в комнату. Все об этом знали.

— Старалась? Ты называешь это стараниями? Приходить каждое утро и только убирать за ним? Так наняла бы нормальную прислугу и посылала её вместо себя. Или он стал тебе жалким и «дорогим» только после разрыва помолвки?

Голос Левины был холоден, как лёд. Но в нём слышалась едва заметная дрожь.

— Да, я выгнала Равина. Ну и что? Что он мог бы сделать, если бы остался? Ты думаешь, он мог стать главой рода? Даже если бы и стал – думаешь, старейшины его бы пощадили?

— Вы говорите так, словно всё это было ради него.

— Так и есть. Если бы он остался в доме, будь он хоть чуть-чуть не пустым повесой, его бы отравили задолго до этого.

— Только вот яд подсыпали бы вы.

— …Ты сегодня совсем не держишь язык за зубами

— А разве я когда-нибудь умела?

Серафина слабо улыбнулась. То была усмешка – горькая, насмешливая, направленная на саму себя.

После того дня, когда она обнимала мёртвое тело Равина, её одолевала лишь одна мысль: что стоило бы вырвать себе язык, чтобы больше не произносить таких слов.

— Вы говорите, что всё делали ради Равина, но это ложь. Такая, как вы, не имеете права называться его сестрой… семьёй…

Серафина не смогла продолжить и прикусила губу.

Левина отвернулась к окну, словно больше не могла смотреть ей в лицо.

Между ними повисло молчание. Из-за окна доносились приглушённые звуки – мимо проходили студенты. Мир за пределами комнаты был по-прежнему спокоен, словно ничего не произошло.

На самом деле смерть Равина и была «ничем». В конце концов, что такого в том, что умер изгнанный из рода отброс, с которым ещё и расторгли помолвку? Лишь лёгкая тема для пересудов, но уж точно не трагедия.

— Зачем ты хотела расторгнуть помолвку?

Первой заговорила Левина. Это была попытка сменить тему, увести разговор в сторону. По крайней мере, так, чтобы обвинения больше не звучали в её адрес.

— Если ты и правда хотела лучшего для него, то должна была остаться рядом до конца, не так ли? Даже если, как ты говоришь, я подтолкнула тебя к расторжению помолвки.

— …

На этот раз Серафина не ответила. Её взгляд упал вниз, на собственные пальцы.

Тонкие, белые пальцы. Те самые, что когда-то держали руку Равина.

— Верно… зачем же я тогда это сделала?

Серафина рассеянно уставилась в пустоту, затем продолжила:

— Сколько раз я снова и снова ждала, надеялась – и столько же раз сама же разочаровывалась в нём. Верила, что всё изменится, а потом отворачивалась из-за одного лишь мелкого недоразумения. Я ведь ни разу по-настоящему не верила его словам.

Она тревожно принялась грызть ногти. Те и так были коротко обрезаны, поэтому кожа лопнула и показалась кровь.

— Когда он постепенно отдалялся от меня, я лишь осыпала его упрёками, но ни разу не помогла.

Серафина тупо смотрела на выступившие на пальце капли крови.

— Может, поэтому… мне хочется, чтобы был кто-то, кого можно винить. Я не хочу слышать, что это моя вина. Даже если это правда. Вот потому-то я ненавижу вас.

— От этого он не вернётся.

— Знаю.

Серафина ответила почти спокойно.

— Но именно поэтому я ещё сильнее вас ненавижу. Хоть вы-то должны были верить ему до конца. Вы ведь сами сказали, что заботились о нём как о брате? Значит, вы были семьёй.

— Семья…

Левина повторила это слово, будто впервые слышала. Её губ коснулась лёгкая, холодная усмешка.

— Каким для тебя был Равин?

Вопрос прозвучал неожиданно. Серафина не понимала, зачем он был задан, но образ Равина всплыл сразу, и она ответила без колебаний:

— Он был добрым. По крайней мере, в самом начале, когда мы познакомились. Он не умел причинять боль другим и всегда улыбался. Он не умел ненавидеть.

Глядя куда-то в пространство, она всё глубже предавалась воспоминаниям.

— Таким я его знала. До того, как вы сделали его другим.

— Да. Он действительно был таким.

Отозвалась Левина так же, уставившись куда-то в пустоту.

— Но всякий раз, как он встречался с тобой, он переставал быть послушным и милым младшим братом и снова становился Равином.

Серафина не поняла, что именно хотела сказать Левина, и промолчала.

Даже обвиняя её, Серафина не чувствовала облегчения. Поэтому она прекратила свои упрёки. По крайней мере сейчас. Сейчас она была слишком уставшей.

— И что вы теперь будете делать?

Спросила Серафина.

— Раз его больше нет, значит, и того, кто раздражал вас, тоже больше нет. Легче стало?

Левина медленно повернула голову и посмотрела на неё.

— Похороны будут завтра утром. Они пройдут скромно.

Серафина лишь кивнула.