Я открыл глаза. Передо мной был не такой уж и незнакомый потолок.
Комната в академии. В ней стоял густой, тяжёлый, настолько въевшийся запах дешёвого табака, что сам себе удивляюсь – как я вообще мог здесь жить.
Я уже начинаю привыкать к возвращению после смерти. Вот только к самой смерти – никогда. Благо порошок, что дала Левина, избавил меня от боли. Впрочем, чувства признательности это не вызвало.
Ощущение оторванных конечностей и рассечённого горла всё ещё оставалось пугающе живым.
Я машинально провёл рукой по горлу, и на пальцах осталась кровь.
Кончиком пальца коснулся снова и понял, что край шеи слегка рассечён. Едва-едва, словно поцарапанный листом бумаги.
Я потянулся за платком, чтобы вытереть шею, но в нагрудном кармане его не оказалось, и тогда я схватил первую попавшуюся белую тряпицу и вытерся ею. Похоже, кожа была лишь слегка задета – кровь быстро перестала течь.
Мне это показалось немного странным, хотя меня должно больше удивлять само возвращение после смерти.
Испачканную тряпку я бросил на пол – всё равно скоро приберу комнату.
Поднявшись и потянувшись, я распахнул окно. Собрав в кучу валявшиеся на полу бутылки, мусор и пепел, сгрёб их в мусорную корзину, после чего достал из-за пазухи дешёвую сигарету и закурил.
Щёлкнув пальцами, я привычно сотворил заклинание и зажёг огонь.
*Вспых!*
На кончиках пальцев вспыхнуло пламя, куда крупнее, чем должно быть. Я невольно вздрогнул от неожиданности.
Три года, хоть лбом бейся, ни одно заклинание не выходило. А тут, стоило растратить всё состояние семьи и выжать крестьян досуха, – пожалуйста, получилось. Но повторять такое я больше не стану.
И само собой в памяти всплыл образ Линетты, неторопливо бродящей по особняку. Никогда бы не подумал, что кто-то может так спокойно ходить среди крови и ошмётков плоти и заводить непринуждённый разговор.
Я попытался вспомнить: была ли она вообще в оригинальной истории? Но если я даже воспоминания о том мире не могу вспомнить, то от какой-то «оригинальной истории» в голове давно ничего не осталось.
Если подумать, я ведь с самого начала пытался отделить себя от «Равина», и при этом даже не пытался вспомнить, кто я, как меня зовут, какую жизнь прожил, каким человеком был. Просто смутно считал, что всё вокруг меня фальшивка, даже не задавая лишних вопросов.
Мне ни разу не казалось это странным. И только спустя пять смертей, я начал это замечать.
Я же не полный идиот, и не старик, страдающий деменцией. Невозможно, чтобы мои воспоминания стали так сильно размываться, ведь прошло не так много времени в этом мире…
Погрузившись в эти мысли, я увидел, как в воздухе возникло полупрозрачное окно.
[Соберите концовки. 5/?]
[Полученная награда: Эхо, Послеобраз, Шрам, Призрак, □□]
[Награда: Любовь]
[Желаете принять награду □□?]
Сейчас мне не хотелось смотреть на всё это, поэтому я отмахнулся рукой, убирая полупрозрачный экран в воздухе.
[Желаете принять уже оплаченную награду?]
Экран, который только что померк и исчез, снова чётко всплыл перед глазами. Такого раньше не было, и я, попятившись, задел стол и повалился назад.
Но даже упав, я всё равно видел перед собой полупрозрачное окно, висящее в воздухе.
[Примите причитающуюся вам награду.]
[Да] [Нет]
Я сам не заметил, как, заворожённо уставившись в окно перед глазами, потянулся и нажал «Да».
В это же мгновение передо мной промелькнули образы:
Я еду верхом на коне, глубоко натянув на лицо капюшон плаща. Но я ведь не умею ездить верхом.
А потом – как я собираю тело Серафины, разрубленное пополам, как целых полдня сшиваю её иглой, а потом кладу в неумело сколоченный гроб и закапываю. Я закопал его, легко разрыхлив землю магией.
Но Серафина ведь не умирала у меня на глазах.
Следом – как я собираю изуродованное, едва узнаваемое тело Эстель, искромсанное оружием демонов, складываю его в ящик и предаю земле.
Но Эстель ведь не умирала у меня на глазах.
Дальше – Левина, сидящая в кабинете, улыбается мне светлой улыбкой, что-то говорит. Я качаю головой, и тогда она достаёт из-за пазухи магический камень и глотает его. Через мгновение Левину разрывает изнутри, и в комнате не остаётся ни одного места, не забрызганного кровью.
Но Левина ведь не должна была умереть. Она не могла умереть.
Образы, проносящиеся мимо, и спутанные мысли вдруг вызвали тошноту. Я сорвался с места, добежал до туалета, и меня вырвало сухими спазмами.
— Нгх, Кха! Умнгх…
К счастью, я ничего не ел, так что я ничего не запачкал. Сил подняться не было, и я ещё долго сидел прямо на полу. Даже усомниться в тех образах и чувствах, что только что пронеслись мимо, не хватало энергии.
Так я и сидел в ванной, пока вдруг не раздался звук открывающейся двери, а вслед за ним – знакомый голос.
— Зачем ты меня позвал… Равин? Ты у себя в комнате?
Послышались шаги, вошедшие в спальню. Она приблизилась и остановилась прямо у распахнутой двери в ванную, где меня и заметила.
Передо мной стояла Серафина, глядя дрожащим взглядом. В её руке была белая тряпка, испачканная кровью.
— Р-Равин! Тебе плохо?…
Серафина бросила всё, что держала в руках, и поспешила ко мне.
Лёгкий аромат сирени коснулся кончика носа. От этого подступившая тошнота чуть-чуть отступила.
Я ещё долго ловил её взгляд, полный тревоги, чувствовал, как она мягко касается моей щеки, глядя мне прямо в глаза, и только потом, пошатываясь, я поднялся с пола и плеснул себе водой в лицо у раковины.
— Нет, всё в порядке. А… почему ты здесь?
— Почему? Ты же сам меня позвал Равин.
— …Ах, точно.
— Т-ты ведь не ранен? Не заболел?
— Просто упал и ударился головой. Чуть отдохну – и всё пройдёт.
— Но всё же!…
— Подожди немного, я только умоюсь и выйду.
Серафина всё ещё смотрела на меня обеспокоенным взглядом, но послушно села и стала ждать. За это время я прополоскал рот, быстро почистил зубы и вышел из ванной.
Она сидела за столом, глядя на лежавшее там письмо – как щенок, которому велели ждать возле угощения, не смея даже прикоснуться к нему.
Я сел напротив неё и сказал:
— Это письмо для тебя. Можешь прочитать.
— А… да. П-письмо для меня, значит.
Серафина, с отсутствующим выражением лица, взяла письмо. Она уже собиралась вскрыть его, но вдруг спрятала конверт за пазуху.
— …Не собираешься читать? Только не говори, что выбросишь его.
— Н-ни за что! Я… я у себя в комнате прочитаю.
Она мгновенно ответила мне.
Потом Серафина подняла голову и посмотрела прямо на меня.Мне было слишком неловко спрашивать, почему она так на меня смотрит.
И вскоре Серафина расплакалась. Слёзы текли только из её правого глаза.
— Ч-что… Что случилось?… С правым глазом что-то не так. Кажется, что-то в него попало…
С этими словами Серафина резко поднялась со своего места, словно пытаясь убежать.
—Кажется, сегодня не получится поговорить…
Я тоже поднялся и, подойдя к ней, взял её за руку.
— Р-Равин?
Она удивлённо взглянула на меня.
— Может, сходим вместе как раньше… поедим шоколадное печенье?
— Печенье?..
— Да.
— Х-хорошо.
Серафина, вытирая слёзы рукавом и всё ещё плача, кивнула. Я так и не отпустил её руки и повёл Серафину в сторону шумной улицы.
Правда, я не был уверен, есть ли у меня деньги в кошельке. Давно я не беспокоился о деньгах – всё это кажется немного непривычным.
Улица кипела людьми, полные жизни и энергии. Я чувствовал себя неловко и, словно какой-то деревенщина, только что приехавший в столицу, вертел головой по сторонам.
Серафина, шагая рядом, сначала просто держала мою руку, а потом переплела пальцы и сжала так крепко, что пальцы даже слегка занемели.
С тех пор как мы вышли из общежития и дошли до кафе на оживлённой улице, мы не сказали ни слова. И всё же в этом молчании не было ни неловкости, ни дискомфорта.
В кафе мы заказали напитки, шоколадное печенье и булочку с кремом, который Серафина любила. Мы устроились на тихой террасе.
Официант принёс кофе, тёплое молоко, булочку и печенья. Серафина взяла молоко, но на печенье только смотрела, так и не притронувшись.
— Серафина, не будешь печенье?
Она раскрыла рот, взглянув на меня, и поспешно ответила:
— А… да. Я… я буду. Спасибо.
И начала медленно, крошечными кусочками жевать печенье, словно маленькая птица, клюющая зёрна. Съев половину, она опустила его обратно на тарелку
— Н-на самом деле, я тоже хотела поговорить с тобой.
Будто чувствуя сухость во рту, Серафина сделала глоток тёплого молока, и снова заговорила:
— Я уже сказала отцу и наследнице Эдельгард, что хочу разорвать нашу помолвку.
Она прикусила нижнюю губу. И из прокушенной кожи закапала кровь. Я поднял руку и мягко коснулся её губ, осторожно поглаживая их. Только тогда Серафина медленно расслабилась.
— Р-Равин… нашу помолвку расторгнут. Ты в порядке?
— Нет, не в порядке.
Я улыбнулся, отвечая. Но ни добавлять что-то ещё, ни показывать раздражение не стал. Я не хотел повторения тем бесчисленных утомительных разговоров.
И потому что Серафина, несмотря ни на что, действительно любила меня. Это не было ложью. Не из жалости, и не потому что ей жалко потраченных лет рядом со мной. Она правда любила меня.
— Я… я, похоже, тоже не в порядке. Мне, казалось, что я поступаю правильно, но всё совсем иначе.
Голос Серафины дрожал от сдерживаемых слёз.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления