Холодный утренний воздух коснулся щеки. За высокими витражами едва начинал светлеть рассвет.
Повернувшись, я увидел Эстель – она спала, свернувшись клубком.
Сложенные вместе длинные скамьи, заменившие нам постель, были слишком узкими для двух человек. Наши тела неизбежно касались друг друга.
Несколько её прядей упали на мою рубашку.
Слушая её размеренное, спокойное дыхание, я слегка провёл пальцами по её волосам и затем медленно приподнялся.
Скамья скрипнула, но Эстель не проснулась.
Я прошёл к алтарю. Опустился на колени и, как делала накануне Эстель, сделал вид, что молюсь.
Чего бы я мог попросить? Даже мысль о том, чтобы вернуть меня назад, теперь казалась сомнительной, потому и смысла в этом нет.
В памяти всплыли смутные образы: небольшой ноутбук, огромный стакан кофе со льдом и я, живущий там, в том мире. И вдруг я подумал: может, жизнь рядом с Эстель станет для меня столь же привычной и комфортной, как та жизнь, что была раньше.
— Уже проснулся?
— А, да.
— Неужто после ночи, проведённой в церкви, даже у атеиста может расцвести вера?
Она смотрела на меня с растрёпанными волосами. Не знаю, когда успела, но на ней уже был аккуратно надет белый наряд священницы.
Белая одежда сияла в бледном свете, пробивавшемся сквозь витражи, так что она казалась похожей на призрака.
— Тебя всё равно ведь скоро из той комнаты выгонят.
Её голос был тихим, но этого хватало, чтобы нарушить тишину церкви.
— Так что останься здесь и живи со мной.
Я не ответил и просто смотрел на неё.
— Не хочешь?
Я покачал головой.
И вновь посмотрел на неё. Её алые глаза, освещённые рассветом, светились странным, нереальным блеском.
— Нет, я согласен. А еда включена в проживание?
— Ага. Если не хватит – украду из запасов собора, так что не переживай.
В любом случае мне было некуда идти. Левина выгнала меня, и имя Эдельгард больше ничего для меня не значило. Отношения с Серафиной тоже полностью разорвались.
Где именно мне жить – уже не имело никакого значения.
Так началось моё странное сожительство с Эстель. Хотя и сожительством это не так уж корректно называть.
Её комната находилась на втором этаже церкви, в самом дальнем углу.
Комната оказалась просторнее и чище, чем я ожидал. Но она была довольно пустой.
На стене висела абстрактная картина, будто нарисованная ребёнком. На книжной полке было больше светской литературы и поэзии, чем богословских трактатов.
Для комнаты святой это выглядело странно и неуместно.
Эстель принесла все мои вещи из прежней комнаты.
Если бы Левина узнала, она бы пришла в ярость. Но Эстель ничего не сказала.
Моё новое жильё оказалось бывшим складом рядом с её комнатой.
Похоже, она недавно прибралась там – воздух пах старым деревом, вперемежку с лёгким ароматом благовоний. Принесённая кровать, стол и комод были расставлены так, что место стало похоже на жилую комнату.
— Надо бы ещё кресло поставить, на котором можно полежать. Эти длинные скамьи все такие неудобные.
Сказала она, оглядывая помещение.
Эстель вмешивалась в мою жизнь так естественно, будто была мне сестрой, а может даже моей девушкой.
Каждое утро начиналось одинаково. Сквозь витражи пробивался солнечный свет и падал на мои веки.
Эстель вставала первой, шла умываться, потом очередь доходила до меня. Она, кажется, всегда пользовалась чем-то с ароматом яблока – после неё в ванной долго держался этот запах.
Каждый день я спускался на первый этаж и варил кофе. Теперь я начинал немного понимать, почему Серафина когда-то по утрам убирала и приносила мне кофе.
Пожалуй, это что-то вроде мысли: хотя бы это я обязан сделать.
Даже старые зёрна, найденные на складе церкви, давали довольно приятный аромат.
Я налил кофе в две чашки. В одну – чистый кофе, в другую щедро добавил сахара.
— Доброе утро.
Эстель, с ещё сонным лицом, лениво спустилась вниз. Она села напротив меня и приняла протянутую чашку сладкого кофе.
— Спасибо.
Мы молча пили кофе. За окном мимо проходили студенты, направлявшиеся в академию. Их оживлённый вид казался словно картиной из другого мира.
— Надо идти на занятия.
Сказав это, Эстель осушила чашку одним глотком и поднялась. Я тоже допил остаток кофе и последовал за ней.
Стоило выйти из церкви, как утренний холод коснулся кожи.
Мы направились в академию бок о бок.
Так было всегда. С какого-то момента мы везде ходили вместе, не обращая внимания на чужие взгляды.
В академии мы выглядели чужеродно. Святая, которой все восхищались, и падший дворянин, изгнанный из своего рода. Не слишком подходящая пара.
Студенты шептались всякий раз, когда видели нас рядом. Их взгляды жгли, но я не придавал этому значения. Да и Эстель, похоже, тоже.
Наоборот, ей словно нравилось всё это. Иногда она нарочно придвигалась ближе ко мне или даже брала меня под руку. В такие моменты шёпот вокруг становился ещё громче.
— Как святая могла связаться с таким отбросом…
— Тсс, услышит же.
— Говорят, его насовсем изгнали из Эдельгард…
— Вот именно. Но почему тогда святая…
Такие слова то и дело проникали в уши. Не знаю насчёт Эстель, но я пропускал их мимо себя.
Если годами слышать подобную чушь, в какой-то момент к этому привыкаешь.
В обед мы снова встречались. Сидели на скамейке в тихом саду и утоляли голод хлебом да фруктами. А после трапезы Эстель, как всегда, спрашивала:
— Сигарету?
Спрашивала, но всегда доставала пачку так, будто мой ответ уже был очевиден. И я молча кивал.
Она вкладывала сигарету мне в губы и поджигала. Я же глубоко затягивался, наполняя лёгкие горьким дымом.
Между нами давно закрепилась такая привычная близость. Мы понимали желания друг друга без слов. И это было удобно… и в то же время странно.
Так прошло несколько дней. Одно и то же утро, один и тот же кофе, одни и те же прогулки, одни и те же сигареты.
Но однажды утром Эстель суетилась больше обычного. На ней был особенно аккуратный наряд святой, а волосы она тщательно расчёсывала и приглаживала.
— Куда-то собралась?
— Ага. Из-за этих проклятых старикашек вернусь только завтра вечером. Может, и вовсе не приду. Только не плачь тут в одиночестве, пока меня не будет.
Сказав это, она одна вышла из церкви. Я остался и прибрал чашку с остатками её кофе. Дно было липким от растворившегося сахара.
Тот день я провёл в одиночестве. Один пошёл в академию, один сидел на занятиях, один обедал. Всё казалось непривычным и неловким.
Особенно остро чувствовалась пустота рядом, там, где обычно сидела Эстель. Даже шёпот студентов резал слух сильнее, чем обычно.
После занятий я не стал сразу возвращаться в церковь. Сел на старую скамью у задних ворот академии и закурил.
Без Эстель, прикуривать приходилось самому. И почему-то ощущалось это странным.
Солнце клонилось к закату. Небо медленно окрашивалось в алый, а затем в тускло-серые тона.
И вдруг сзади послышался голос, обращённый ко мне:
— Равин.
Знакомый, но совсем не желанный голос.
Я обернулся.
Передо мной стояли трое. Поскольку они стояли против закатного света, их лица скрывала тень. Но ошибиться было невозможно.
Мужчина слева. И рядом с ним ещё двое. Кайл, Серафина и та самая рыцарша, что видела меня в ту ночь, когда умер Перион.
— О, Серафина. Давненько не виделись. Я скучал. Но зачем было приходить вместе с этим парнем? Чтоб настроение испортить?
Я раздавил сигарету о землю, даже не докурив половины.
Лицо Кайла в тот же миг напряглось.
— Иначе разговаривать не умеешь?
Сказал он, делая шаг вперёд.
— Ты хоть знаешь, как сильно Сера за тебя переживала? Она пришла в твою комнату – а там пусто. Вот и пошли искать…
— Не называй её «Серой», паршивый ты простолюдин.
Ох, оговорился. Зря я это сказал. Нельзя же быть таким мелочным и цепляться к подобному. Тем более что сам я теперь тоже ничем не отличаюсь от убогого простолюдина.
Печально другое – Кайл всегда будет тем, кто поднимается выше, а мне остаётся только падать всё ниже.
Видимо, он и сам это понимал, потому что смотрел на меня не со злостью, а скорее с каким-то жалким сочувствием.
У меня за поясом был револьвер, но смысла вытаскивать его не было.
— И переходите к делу, вы ведь пришли не из-за беспокойства обо мне.
Она опустила голову. Длинные волосы закрывали лицо, и я не мог прочесть её выражение. Её плечи едва заметно дрожали.
— Серафина.
Я позвал её по имени.
Её плечи вновь дёрнулись и напряглись. И затем она медленно подняла голову.
— Это ведь ты искала меня. Может, скажешь хоть что-то?
Наши взгляды встретились. Её глаза были красные, налитые кровью.
— …Равин, я всё знаю. Поэтому и пришла.
— Что именно?
— Ты не узнаёшь девушку рядом с Кайлом?
— Ну, не знаю, кажется, в первый раз её вижу.
Я ответил равнодушно. И тогда лицо этой безымянной рыцарши вспыхнуло красным.
— Равин Эдельгард, да как ты!…
Кайл остановил её. А потом посмотрел на меня и сказал:
— Равин. Думаю, теперь ты прекрасно знаешь, почему мы пришли.
Его голос стал ниже и спокойнее, чем прежде.
В самом деле, если бы это был действительно опасный случай, Кайл бы сюда не явился. А прислали бы кого-то авторитетного с солдатами.
Значит, они знают не так уж много. Даже не понимают, что на втором этаже тогда была именно Эстель. Иначе они бы не явились ко мне – к выброшенному из семьи дураку, у которого и помолвка сорвалась.
А поскольку они пришли ещё и именно в день, когда Эстель куда-то исчезла, то спокойный и рациональный разговор здесь вряд ли будет хорошей идеей.
— Вы ведь всё равно не собираетесь меня слушать. Особенно ты, Серафина. Что бы я ни сказал – ты мне не поверишь. Так же, как и всегда.
Я решил увести разговор в сторону и, прикрываясь нашей с Эстель легендой о той ночи, уклончиво замял подробности и, чтобы совсем заглушить тему, начал говорить на эмоциях.
— В последнее время я каждую ночь искренне и усердно провожу в раскаянии перед Богом вместе со святой. Ни дня я этого не пропускал.
Я достал из кармана ещё одну сигарету и закурил.
— Или ты снова начнёшь тыкать пальцем на то, чего я даже не делал… Да, так всегда и было. Ты никогда не меняешься, Серафина. Ты уже добилась разрыва помолвки – что ещё тебе от меня надо?
Я глубоко затянулся и медленно выпустил дым.
— Ты хоть понимаешь, что это оскорбительно – среди ночи заявляться к бывшему жениху под руку с каким-то мужиком, да ещё вскоре после того, как разорвала помолвку?
Её лицо побелело.
Кайл и его безымянная спутница тоже выглядели смущёнными: разговор вдруг скатился в совсем неловкую и чувствительную тему.
— Или, раз избавилась, наконец от такого мусора, как я, то тебе захотелось потешить своё самолюбие прямо передо мной? Но если уж решила подцепить себе любовника, то почему не могла найти себе кого-нибудь поблагороднее? Почему именно этот простолюдин? Он так хорош в постели? Или просто вкусы у тебя такие?
Брови Кайла дёрнулись. Он сжал кулаки.
Но Серафина, дрожа, всё же успела схватить его за руку.
Так я и закрыл начальную тему, утопив его в эмоциональной брани. А потом просто развернулся и пошёл обратно в церковь. Никто не попытался меня остановить.
Поднявшись на второй этаж, я задержался у окна и смотрел, как троица удаляется. И сам того не заметив, вдруг усмехнулся.
В конце концов, видеть Серафину рядом с Кайлом было невыносимо.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления