Мне велели собирать концовки, но никто не говорил, что нужно вешаться. Наверное, из-за того, что я сам снес себе голову, какое-то время я явно был не в себе.
Впрочем, возможно, это всего лишь предлог, рождённый из страха умереть. Всё же, болтаться на верёвке, дёргаясь в агонии, – это чертовски больно.
Может быть, не так уж важно, умру я или нет. Ведь концовку увижу не я.
После смерти я всё равно не узнаю, как дальше закрутится мир.
С самого начала я был лишь случайным персонажем, который появляется на короткое время в истории и потом бесследно исчезает. Что изменится, если такой никчёмный негодяй сгинет? Ничего значимого.
Похоже, я и сам слишком переоценивал свою ценность. В конце концов, «Равин» всего лишь человек, которого бросает невеста и изгоняет семья. И я по идее от него не должен сильно отличаться.
Если хочу увидеть конец, нужно следовать за течением оригинальной истории, где главный герой Кайл сможет достичь любую из концовок.
Но рядом с ним я быть не мог. Ведь у меня нет никакой возможности сблизиться с ним.
Хотя в прошлом я пробовал пару раз. Возможно, потому что тогда я совсем недавно стал «Равином» и был переполнен самоуверенностью.
Знаете же, когда попадаешь внутрь игры, начинаешь носиться туда-сюда, искать какие-то бесполезные предметы или людей, или же, будто всё тебе подвластно, лезешь в каждую щель.
Я тоже таким был. Потому что думал, что я – главный герой.
Я был уверен, что уж точно не останусь каким-нибудь отбросом, которого выведут на сцену один раз и вскоре спишут со счетов.
Пока прошлое не начинало путаться у меня под ногами, я верил, что смогу сделать всё, ведь я знал сюжет. И если покажу, что исправился, то люди вокруг пересмотрят своё отношение и протянут мне руку помощи.
Я кружился вокруг Кайла, и всякий раз, как выпадал шанс на встречу, искал возможности подойти к нему поближе.
Конечно, теперь-то я прекрасно понимаю, что толку не было. Даже если удавалось столкнуться взглядами или мы обменивались парой слов — и Кайл тут же находил предлог уйти.
Однажды я всё же поймал его и, униженно цепляясь, попытался извиниться за то, что «Равин» доставал его, и сказал, что хочу сдружиться.
В итоге я получил лишь кислую мину и, из-за того, что кто-то за нами проследил, мерзкие слухи – подонок Равин ухлёстывает за мужчинами.
Даже если я продолжу жить и как-то держаться, отменить помолвку всё равно не выйдет.
Семья Серафины сделает всё, чтобы оторвать её от меня. Да и Левина – пожалуй, тоже. Для неё сам факт, что я дышу рядом с кем-то и продолжаю существовать, возможно, уже пятно на чести рода.
Но у меня ещё осталось место, куда могу вернуться.
Остаётся лишь выжить и продержаться. До тех пор, пока Кайл не дойдёт до конца. До любой из концовок.
Никто не сказал, сколько именно их собрать. Никто не сказал, что ещё я должен сделать. Даже сейчас перед глазами лишь одно-единственное сообщение: «Соберите концовки».
Разойдусь ли я с Серафиной, выкинут ли меня из семьи – всё это уже не имело значения.
Если только меня не отчислят из академии, я смогу как-нибудь продержаться.
К тому же я и не совершал ничего такого, за что меня могли бы отчислить.
Даже инцидент с запретным книгохранилищем – в конце концов, сама уважаемая председатель студсовета лично подтвердила мою невиновность, так что повторно поднимать этот вопрос никто не посмеет.
Буду просто убивать время, зарывшись где-нибудь в пыльные книги на задворках библиотеки, или буду валяться у себя в комнате, уставившись в потолок. Такая жизнь была мне вполне привычна.
Со временем появятся то ли демоны, то ли дьяволы, и студенты окажутся втянутыми в это, многие погибнут по разным причинам. Но, если ты не являешься главным героем или героиней, то мало кого будет волновать твоя смерть. И таких людей будет полно.
И, к сожалению, я не принадлежал ни к одной из этих двух категорий. Да и вообще, я сильно сомневаюсь, что кто-то хоть сколько-нибудь считает меня человеком.
В таком мире что я мог сделать? Наверное, ничего.
Даже если бы я попытался помочь и указал на слабое место какого-нибудь демона, тут же нашёлся бы умник, который заявил бы: раз он это знает, значит, наверняка сам с ними заодно, демонопоклонник. И тогда меня привязали бы к столбу и сожгли заживо.
До сих пор, хоть я и был внебрачным ребёнком, всё же пользовался кое-какими дворянскими привилегиями, и подобных дикостей со мной не случалось. Но этот мир вполне способен на такое.
В итоге у меня оставался только один выбор. И уже то, что вообще имелся хоть какой-то выбор, можно было считать удачей.
До того, как я пустил себе пулю в лоб, выбора ведь вовсе не существовало.
Мне нужно было во что бы то ни стало сблизиться с Эстель.
Но как? Единственный раз, когда я сблизился с Эстель, – это тот случай, когда после драки с Маркусом Левина позвала её к себе.
Вдруг подойти и, будучи для неё совершенно чужим человеком, завести разговор о книгохранилище – это явно не вариант.
Может, я просто слишком туп, но складывалось так, что как выбор у меня осталась лишь Эстель, так и способ встретиться с ней оказался только один.
Я взял со стола недопитую бутылку. И, приставив её к губам, одним махом осушил до дна.
Затем сделал глубокий вдох и со всего размаху ударил бутылку о стол.
*Дзынь!*
Звук разбившегося стекла разорвал тишину в комнате. Осколки рассыпались, но удар был не настолько сильным, чтобы разлететься по всему полу.
Я поднял один из них – самый крупный и острый. И на мгновение уставился на него. В треснувшей грани мерцал слабый свет лампы.
Всё-таки я ненавижу боль.
Я снова положил осколок на стол и достал из-за пазухи сигарету. Закурил, глубоко затянулся. Горький вкус расплылся по рту.
Долго смотря на расколотую бутылку, моё отражение в стекле казалось чужим. Потому что это было лицо «Равина». Не то, с которым я когда-нибудь вернусь домой.
По факту, нужно всего лишь оставить небольшую рану. Не задеть себе что-то жизненно важное, а просто ранить так, чтобы пошла кровь. Чтобы Левина позвала Эстель.
Я снова взял осколок. И, не колеблясь, полоснул себе по руке.
Острая боль разошлась по всей руке. Кожа разорвалась, и алые капли медленно выступили наружу. Спустя мгновение горячая, липкая жидкость потекла вниз по руке и закапала на пол.
Рука начала окрашиваться в красное. Сначала тонкая линия крови тянулась за каплями, а потом растеклась вширь, словно кто-то мазал кистью.
Больно было до одури, казалось, что сдохну от этой боли, но всё же я подумал, что терпеть можно. Я оставил руку, с которой капала кровь, как есть, и снова опустился на диван. Закурил сигарету.
Одну за другой – я начал дымить без остановки. Докурил одну – тут же прикурил другую. Комната вмиг наполнилась табачным дымом и запахом крови. Странное, нелепое сочетание.
Вид раны был не из приятных, поэтому я снова натянул рукав. Ткань пропитывалась кровью, но всё же это было лучше, чем выставлять порез на всеобщее обозрение.
И так я ждал Левину. Свою сводную сестру, которая, радостно ухмыляясь, принесёт письмо о моём изгнании из семьи.
*Тук-тук*
Безжизненный стук нарушил тишину и больно резанул по ушам.
— Равин! Я знаю, что ты там. Открывай дверь.
Резкий, до боли знакомый голос прозвенел в ушах, но я не стал подниматься.
Всё равно войдёт сама. Я ведь и не запирал дверь.
И вскоре, со скрипом, входная дверь распахнулась.
Левина вошла внутрь, зажав нос пальцами. Её каблуки стучали по полу, который я не убирал уже несколько дней, и она демонстративно наступала на носочки, словно боялась испачкаться.
— …Что за запах. Даже звери живут чище, чем ты.
— Говори, зачем пришла.
Идеально выглаженная форма, без единой пылинки, и аккуратно зачёсанные белоснежные волосы.
Вместо ответа Левина достала из-за пазухи пухлый конверт и уже собиралась бросить его на стол, как вдруг наши взгляды встретились. Её глаза скользнули вниз.
На полу застыла лужица крови, стекающая с моей руки.
Брови Левины едва заметно дёрнулись. Её взгляд метался между кровавыми следами, осколками разбитой бутылки и мной – спокойно сидящим на диване и курящим сигарету.
На лице проступила смесь лёгкого замешательства и раздражения.
— Что, чёрт возьми, тут произошло?
Её голос прозвучал холодно, как ледяная глыба. Будто всё происходящее – лишь очередной виток надоевших моих выходок.
— А разве не видно? Я поранился.
Я безразлично ответил и пожал плечами. Поднял раненую руку, и из-под промокшего рукава ещё явственнее проступила алая кровь.
Она ещё сильнее нахмурилась, но так и не подошла ближе. Просто продолжала стоять у двери, удерживая безопасную дистанцию, и наблюдать за мной.
— Где твоя гордость? Ты настолько жаждешь внимания, что готов делать подобное?
— Если бы я хотел внимания, вы бы уже смотрели на мой повешенный труп.
— …«Вы»?
Левина будто на миг растерялась.
— Просто оговорился. Позови кого-нибудь, чтобы меня вылечили.
Я потушил сигарету в пепельнице и произнёс это безразлично. Будто больная рука принадлежала вовсе не мне, а кому-то другому.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления