Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
19 Ожившие краски

Первое, что я почувствовал, – это остаточные ощущения, оставшиеся на шее.

Шероховатая ткань, впивавшаяся в кожу. Сдавленное горло. Неприятный жар, приливавший к голове. И беспомощные, нелепые движения тела, болтающегося в воздухе.

Все эти ощущения были такими живыми, словно я испытал их только что.

Впрочем, возможно, так оно и было. Просто смерть, казалось, заняла слишком много времени.

Вешаться – всё-таки глупая идея. По крайней мере, я дал себе слово, что в следующий раз уж лучше наверняка спрыгнуть с крыши или вышибить себе мозги выстрелом, чем задыхаться куском одеяла, захлёбываясь слюной.

Я спустился с кровати и подошёл к столу. На нём лежали наполовину пустая пачка дешёвых сигарет, спички и конверт с письмом. Я взял пачку, вытянул одну сигарету и зажал её в зубах.

Чиркнув спичкой, я вдохнул запах серы, и маленькое пламя вспыхнуло. Поднёс его к сигарете и сделал глубокую затяжку.

Едкий дым заполнил лёгкие. Я почувствовал, как подступает кашель, но заставил себя сдержать его. Подойдя к окну, я выпустил сероватый дым в темноту.

[Соберите концовки! 2/?]

[Награда: возвращение в изначальный мир.]

Цифра изменилась. С единицы на двойку.

Стоит ли считать это прогрессом? Если цель состоит из однозначного числа, то, может, осталось умереть всего семь раз?

Было бы хорошо, если бы хоть что-то объяснили.

Если бы кто-то указал мне направление, я бы сделал всё что, он скажет.

Неважно кем бы он ни был.

Я и правда готов на всё, что угодно.

Раздавив окурок о пепельницу, я затем направился к ящику стола.

Ящик открылся со скрипом. Внутри лежал тяжёлый револьвер.

Я взял его в руки. Холодный металл привычно лёг в ладонь. Раскрыв барабан, я по одной вставил в него патроны.

Затем засунул револьвер за пояс под рубашку. Холодный металл упёрся прямо в кожу.

Не думаю, что когда-нибудь снова оставлю свой револьвер в ящике стола. Воспоминание о том, как он оказался у Левины, оказалось куда ужаснее, чем я думал.

Будто единственное, что оставалось моим, тоже исчезло.

Тогда я был не в себе. Вместо того чтобы душить Левину, стоило бы просто сказать пару слов и уйти.

Не было даже похоже, что нас связывает кровное родство, так стоит ли вообще называть её своей «сестрой»?

Я чувствовал, что пора вытеснить «Равина» из своей головы. Мало того что, повесившись, он путал мне мысли, так ещё и появилось ощущение, будто я сам становлюсь этим жалким идиотом.

Впрочем, скоро придёт Серафина. Как и всегда.

Я опустился на диван и закурил ещё одну сигарету. Комната затянулась сизым дымом. Я бездумно уставился в потолок. Почему же тогда, когда силы покидали меня в петле, так хотелось закурить?

Когда я потерял счёт времени, где-то в коридоре раздались приглушённые шаги.

*Скрип*

Дверь отворилась, издав знакомый звук. Это была Серафина.

И, как всегда, от неё веяло лёгким ароматом сирени.

— Позвал меня, а сам куришь сигареты, от которых ты обещал отказаться?

Я не заметил, когда она вошла.

Она стояла, прислонившись к двери и скрестив руки на груди, и сверлила меня взглядом. Я вместо ответа чуть приподнял правую руку в качестве приветствия. Сигарета при этом продолжала торчать у меня в зубах.

— Знаешь, что ты уже говорила это в прошлый раз?

Серафина смотрела так, словно я нёс полную чушь.

— Не помню такого.

Её узнаваемые шаги гулко отдавались по полу.

— Стена пустая.

Она осмотрела комнату и заметила это.

— Ага.

После моих слов Серафина слегка прикусила нижнюю губу. Наверное, вспомнила о картине, что когда-то висела здесь.

Может, ещё по дороге сюда она была на взводе? Её нижняя губа, изрядно измученная зубами, успела окраситься тонкой каплей крови.

Никогда раньше я не думал, что ей настолько невыносимо встречаться со мной.

Выходит, у Серафины и впрямь были свои трудности. А ведь для меня до этого всегда казалось: если кому и тяжело жить в этом мире, то только мне.

Что-то всё-таки меняется.

— Разве ты… не говорил, что бросил?

— Захотелось снова закурить.

Наши взгляды пересеклись где-то в воздухе. И, встретившись со мной глазами, она тут же задержала дыхание.

Повисла тишина. Но она не была неловкой. Серафина относилась к тем людям, что, когда слова застревают в горле или происходит что-то неприятное, предпочитают не высказываться, а молча глотать всё внутрь и лишь сверлить взглядом.

В комнате слышался только лёгкий треск догорающего у меня в руке окурка.

Наши глаза вновь встретились. Серафина вздрогнула и снова вцепилась в нижнюю губу.

— Серафина?

Стоило мне заговорить, как она шагнула ко мне. Шаги были поспешными, почти нервными.

Раньше такого не бывало.

Я не отстранился. Просто в оцепенении смотрел, как она приближается.

Серафина остановилась прямо передо мной и дрожащей рукой коснулась моей шеи.

*Вздрог*

Холодные пальцы скользнули по коже у основания шеи.

Её прикосновение было осторожным. Словно она держала в руках хрупкий фарфор. Она медленно гладила мою шею, будто что-то проверяла.

Пальцы скользнули к моим губам. Её касания были нежными, но в них отчётливо чувствовалась едва заметная дрожь. Сначала они коснулись губ, затем подбородка, щёк.

Я аккуратно взял её за запястье и отстранил руку. И тихо сказал:

— Что с тобой? На тебя это совсем не похоже.

Серафина какое-то время тупо смотрела на собственную ладонь. Её тело вздрогнуло, словно от озноба. И почти неслышно, будто для самой себя, она прошептала:

— …А.

Короткий вздох. Она пошатнулась и сделала шаг назад, будто из неё вдруг ушли все силы.

Я раздавил окурок в пепельнице. Дым, тонкой нитью поднимаясь вверх, вскоре рассеялся.

— Я… мне просто… показалось, что тебе больно. Сама не знаю, что на меня нашло. П-прости.

— Садись. Будешь так стоять – ноги устанут.

Я кивнул подбородком на диван. Голос прозвучал более хрипло, чем ожидал.

Серафина безмолвно опустилась на диван, словно кукла. Лицо всё ещё оставалось отрешённым, как у человека, блуждающего во сне.

Я вспомнил Серафину, которую встречал ещё до того, как повесился.

Ту, что каждое утро приходила, убиралась в комнате, время от времени задавала вопросы или делилась мелочами своей жизни, а потом, не дождавшись ответа, с грустью уходила.

Теперь, когда думаю об этом, наверное, стоило хоть иногда перекинуться с ней парой слов. Но, скорее всего, и дальше всё осталось бы по-прежнему.

Разрыв помолвки ударил по мне куда сильнее, чем я ожидал. Как бы это описать? Наверное, такое чувство, будто весь мир рухнул.

Я не хочу разбрасываться напускными метафорами или красивыми словами, но я был настолько раздавлен, что хотел бросить всё и умереть.

Серафина – та самая Серафина, с которой я вырос, на которую полагался и которой не раз признавался, что люблю. Мысль о том, что когда-нибудь мы поженимся, помогала мне проживать день за днём.

Из-за этих воспоминаний этого придурка, я не могу отбросить мысль, что однажды она забудет обо мне и будет счастливо улыбаться рядом с Кайлом.

Лучше бы я не знал всего этого. Тогда, даже если пришлось бы снова и снова проживать один и тот же конец, я бы просто пил до одурения и тихо сдох где-нибудь в переулке. Но теперь так уже не получится.

—Зачем ты меня позвал, Равин?

— Хм, даже не знаю. Уже не помню толком. Наверное, просто хотел поужинать вместе.

С этими словами я взял со стола письмо, покрутил его в руках и снова положил обратно.

— Я хотел что-то тебе передать…

Серафина посмотрела на письмо и тихо произнесла:

— Письмо… что бы ты там ни написал, меня это не тронет.

— Да?

— Да. Как и всегда. Ничего толком и не поменялось. Равин, ты…

— Опять заводишь эту песню… Надоело.

Я протянул письмо, будто собирался вручить его. Но в тот миг, когда Серафина потянулась за ним, я снова положил его на стол.

Затем взял сигарету, в которой ещё тлела искра, и придавил её прямо на конверте.

*Пшшшш*

Окурок зашипел, дым тонкой струйкой поднялся вверх. Там, где пламя коснулось бумаги с выгравированным узором, конверт почернел и скрючился.

Серафина молча смотрела на это. На её лице сменялись чувства: замешательство, злость, и непонимание.

Но даже так она ничего не сказала, лишь, как обычно, прикусила нижнюю губу. И всё же она забрала письмо со стола.

Хотя я предпочёл бы, чтобы она этого не делала. Не хотелось бы видеть, как оно снова будет гореть перед глазами.

— Ты всё равно ведь собиралась выбросить, так что не бери… Зря, я над ним так долго возился.

Я сказал это равнодушно.

Её губы едва заметно дрогнули. От неё больше ничего не последовало.

— И если разговаривать со мной больше не желаешь, лучше уходи. Я устал.

Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Сил продолжать разговор не было.

Долгое время Серафина молчала. Лишь её неровное дыхание заполняло тишину комнаты.

— …Ты.

Наконец, с трудом вымолвила она. Голос её звучал глухо, словно у утопленника.

— Ты правда… в порядке?

— А что?

— Просто… твой вид.

Так и не открыв глаза, я ответил:

— Если выгляжу так, будто всё в порядке, значит так и есть. Если нет – значит нет.

— …

Она больше ничего не сказала. Ни единого слова.

Только рассеянно переводила взгляд с конверта, испещрённого пятном от окурка, на меня. Её голубые глаза казались устало потухшими.

Но с места она так и не поднялась.