На удивление, я встретил утро. Сила святой, похоже, и правда имела эффект.
Даже когда я видел, как на меч накладывают ману или как маги возжигают в воздухе огненные искры, это не производило на меня такого впечатления. Но теперь, когда исковерканное тело вдруг оказалось целым уже к следующему утру, у меня почти зародилось – пусть и с горошину – какое-то подобие веры.
Способности святой, похоже, и вправду столь велики, как о них ходят слухи.
Я медленно поднялся с кровати. Воздух в комнате всё ещё оставался тяжёлым. Запах алкоголя, дыма и слабый привкус крови переплелись друг с другом.
Но сквозь всё это ощущался и лёгкий сладковатый аромат яблока. Не слишком подходящее сочетание.
На столе стояли недопитая бутылка, пепельница и наполовину съеденное яблоко. На нём ясно виднелись два небольших следа укусов.
Я вспомнил взгляд Эстель, в котором сквозило любопытство. Будто я был для неё занятной игрушкой.
Почему же Левина не отвела меня в больницу или к священникам, а решила позвать именно Эстель?
Не захотела выносить наружу очередной скандал позора семьи? Или дело в том, что они с детства знакомы?
Хотя я-то прекрасно знаю: друзья-друзьями, но бесплатно Эстель палец о палец не ударит. Эта святая – ещё и законченная скряга.
За окном было шумно. Звуки шагов студентов, спешащих в аудитории, звонкий смех, колокольный перезвон, возвещавший утро в академии.
Я думал, что сегодня утром Левина снова придёт ко мне в комнату и вручит последнее письмо.
В конце концов, то, что меня выгонят, казалось уже предрешённым исходом.
Но ничего не произошло. Ни Левина не пришла, ни от академии не поступило никаких известий.
Начался просто очередной новый день.
Я поднялся и переоделся в запасную форму – единственную, что хоть с виду оставалась целой. Форма, что была на мне вчера, оказалась порвана в нескольких местах и заляпана кровью.
И вдруг меня осенило: а что если всё так и останется?
Если и дальше не будет ни последнего приговора о том, что меня выгоняют из семьи, ни официального отчисления из академии.
Если я даже после разрыва с Серафиной, несмотря на косые взгляды окружающих и постоянные стычки с уличными ублюдками, как-то дотяну до самого выпуска…
Если я смогу закончить эту проклятую академию, то, может быть, сумею чем-то заняться в жизни.
В какой-нибудь глухой деревушке, где никто не знает моего имени, и просто жить тихо и спокойно.
Но если это случится, я не получу обещанную награду…
[Соберите концовки. 1/?]
[Награда: возвращение в изначальный мир.]
Я машинально махнул рукой по пустоте, но это сообщение не собиралось исчезать. Я не собираюсь жить в этом дерьмовом мире безымянным статистом.
Хотя мысль эта быстро рассеялась с насмешливой ухмылкой. Конечно же, мир не настолько прост, чтобы позволить мне подобное.
И всё же я открыл дверь и вышел в коридор. Сейчас проблема посещаемости была острее, чем вопрос с семьёй или разрывом с Серафиной.
Даже если меня выгонят, есть тонкая разница между тем, чтобы уйти самому, и тем, чтобы тебя выставили пинком. Хотя результат может оказаться почти одинаковым.
Коридор был переполнен студентами. Как только я появился, на мне сразу же заскользнули взгляды – словно они увидели какого-то диковинного зверя.
В этих взглядах, как всегда, перемешивались презрение и любопытство.
Возможно, «отброс Эдельгарда» снова обзавёлся новыми слухами.
Я проигнорировал всё это и молча зашагал к аудитории. К счастью, на пути не оказалось всяких отбросов вроде Маркуса, чтобы перегородить мне дорогу.
Никто ко мне не обратился и даже взглядами старались не пересекаться. Будто меня окружали не люди, а стены.
То же самое повторилось и в аудитории. Я сел на самое заднее место и уставился в окно.
Небо было ясным. И я поймал себя на мысли, что если бы это видел тот «я», которому снесло голову, он бы, пожалуй, ощутил лёгкую досаду.
Лекция прошла мимо меня. Речь профессора проходила мимо ушей, как бессмысленный шум.
Я лишь ждал, чтобы время скорее кончилось.
Когда занятие наконец закончилось и я вышел наружу, кто-то перегородил мне дорогу.
Аккуратно одетая в безупречный мундир, наш достопочтенный председатель студсовета.
— Равин Эдельгард
Та, кто обычно и пальцем не пошевелила бы, позвала меня сухим голосом.
— Сегодня в пять часов вечера вы обязаны явиться на заседание дисциплинарного комитета.
Она протянула мне тонкий листок бумаги – повестку на этот самый комитет.
Применение насилия в отношении Маркуса и ещё двух человек. Причинение телесных повреждений. Излишняя жестокость. Подрыв репутации.
Всё это было аккуратно перечислено в списке обвинений.
Я взял бумагу.
— Ладно.
Коротко ответил я и сунул повестку в карман.
Председатель – а по совместительству моя сводная сестра, Левина, – нахмурила брови, но больше ничего не сказала. Она развернулась и спокойно зашагала прочь.
Её спина, как всегда, оставалась прямой.
Я ещё немного смотрел ей вслед, а затем снова пошёл вперёд. Обедать не хотелось. Аппетита не было.
Я думал лишь о том, чтобы вернуться в комнату и допить оставшуюся выпивку.
По дороге в общежитие я снова заметил знакомый силуэт – Серафина.
На этот раз вокруг неё не было привычного круга подружек. Она сидела на скамейке у библиотеки вместе с кое-кем другим. С главным героем Кайлом.
Заметив меня, плечи Серафины вздрогнули. Наши взгляды встретились в пустоте.
Её голубые глаза задрожали. Она открыла рот, будто хотела что-то сказать, но в итоге лишь опустила голову. Будто её застали за изменой.
Кайл заметил, что с ней что-то не так, и проследил за её взглядом.
Ведь в нескольких шагах стоял тот, чьё имя знал каждый в академии. Тот самый, что не успел и недели пробыть в академии, как уже вызвал его на дуэль. Тот самый заносчивый хулиган, который вскоре после этого пытался по-дружески сблизиться и нес всякую чушь.
Кайл был уверен: Равин явился сюда, чтобы сорваться на Серафину из-за слухов о разрыве помолвки. Судя по всему, именно так поступил бы тот Равин, о котором все судачили и которого он сам видел раньше.
Кайл поднялся со скамьи и шагнул ко мне. В его взгляде сквозило лёгкое, но отчётливое презрение.
— По какому делу ты здесь, Равин? Тебе ещё есть что сказать Сере?
Сера. Тьфу, неприятно звучит. Прямо видно, что простолюдин: даже нормальное имя норовит сократить до какой-то дешёвой клички.
— Ну не знаю. Разве у меня может не быть дел к собственной невесте?
Протянул я нарочито насмешливо, разглядывая его с головы до ног.
— Смотрю и ты услышал о том, что меня отрекают от семьи. Теперь, наверное, каждому встречному меня преграждать – сплошное удовольствие?
— Разрыв помолвки уже решён. Перестань досаждать людям и убирайся.
— Досаждаю? Как грубо. Я ведь всего лишь хотел напоследок поинтересоваться, как она поживает. Всё это время ей, должно быть, немало стоило терпеть меня и подстраиваться под мой характер. А теперь, когда свобода наконец у неё в руках, мне просто любопытно, что она чувствует. Хотя, я погляжу, она нашла себе нового хозяина… выходит, я зря переживал?
На мои слова брови Кайла нахмурились. Я заметил, как крепко сжались его кулаки.
Ах да, верно. Он вполне мог врезать мне и выйти сухим из воды. Ведь за его спиной стоят Левина и прочие предвзятые столпы академии.
Хотя, шучу. Даже без всякой поддержки, главному герою всегда позволено карать третьесортного злодея.
— Заткнись, Равин. Сера – не твоя вещь.
— Ну, вещью я бы её не назвал. Разве что… подстилкой.
— Ты!…
— Это касается даже не только знатных людей. Мне кажется, даже у самых обычных простолюдинов не принято уже на следующий день после разрыва сидеть на скамейке и хихикать с другим мужчиной наедине. Разве не так?
В этот миг лицо Серифины резко побледнело. В её глазах отразились ужас, отвращение и обжигающая боль.
Увидев это выражение, я почувствовал странное облегчение… и одновременно гнетущую тяжесть на душе.
*Удар!*
Кулак Кайла врезался мне в лицо. Судя по стойке, он ударил не изо всех сил, а просто слегка правой рукой махнул.
Но я почувствовал, как внутри рта что-то хрустнуло, а нос, который Эстель вчера с таким трудом вправила, снова съехал. Вот поэтому я и не люблю связываться с тупыми рыцарями. Он, наверняка, думал, что я не потрадаю и просто отшатнусь немного.
Иначе с чего бы ему было так растерянно смотреть?
Кайл – жалкий человек, которому никто не воздаст за его старания. Но, увы, всё же ему лучше, чем мне: его хотя бы ждёт счастливый конец.
Пошатнувшись, я сделал несколько шагов назад и вместе с кровью выплюнул на землю пару осколков зубов.
Стерев кровь с губ тыльной стороной ладони, я хотел было уже выдать что-то из клишированных реплик уличных хулиганов, но изо рта не вышло ни звука.
Серафина ударила Кайла по щеке, и затем, в слезах подбежав ко мне, поддержала меня. А Кайл всё так же стоял с растерянным выражением лица.
Она всегда отдалялась, когда я приближался. Я писал ей письма каждый день, приносил то, что ей нравилось. Каждый день, снова и снова… Чёрт, да какое теперь это имеет значение.
Я не стал отталкивать её силой, а лишь спокойно встретил её взгляд, после чего взял за плечи и аккуратно отстранил.
Затем вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.
Прислонившись к ней, медленно сполз вниз и осел на пол. Невыносимая усталость давила на всё тело.
Я вытащил из кармана повестку в дисциплинарный комитет и мятую пачку сигарет. Зажав одну в зубах, я закурил.
Сделав глубокую затяжку, почувствовал, как никотин разливается по сосудам, на миг проясняя голову.
Вспоминая слова Эстель, с моих губ сорвался горький смешок. Да, отвратительно на вкус. То ли потому, что они дешёвые, то ли потому, что сама моя жизнь безвкусна.
Всё равно уж если так вышло, я думал, может, напоследок выскажусь как следует. Скажу, что я ни в чём не виноват, что всё это несправедливо, а потом обрушу на них все проклятия, какие только смогу.
Но нет, в конце концов, какая в том польза?
Наверное, я и сам стал чем-то вроде «Равина». Ведь у нас одинаковые воспоминания, одинаковая внешность, одинаковые мысли и чувства – теперь смешно даже пытаться провести черту.
Поэтому я должен вернуться. Иначе, если так и продолжу жить как Равин, боюсь, пути назад уже не будет.
Недокуренную сигарету я раздавил о пол и затушил.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления