Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
4 Первая

В комнате время текло медленно и тягуче. А может, и вовсе остановилось.

Факт, что даже после смерти я всё равно возвращаюсь, делал само время чем-то пустым, лишённым ценности.

Каждое утро начиналось одинаково: я открывал глаза и считал пустые бутылки, валяющиеся на полу.

Каждый вечер заканчивался так же: я до упора вглядывался в узор на потолке и влажные пятна на обшарпанных обоях, пока не проваливался в сон под хмельным туманом.

То утро не стало исключением. Я проснулся с адским похмельем, и едкая желчь поднималась по горлу.

Пошатываясь, я дошёл до умывальника, открыл кран и несколько раз плеснул на лицо холодной водой. Когда капли заструились по щекам и подбородку, я поднял голову и посмотрел в зеркало.

В отражении стоял незнакомец. Под глазами – чёрные круги, впалые щёки придавали болезненный вид, несколько дней небритая щетина уродовала лицо.

Это зрелище не имело ничего общего с именем «Равин Эдельгард». Скорее – дохлое, загибающееся убожество. Хотя, возможно, именно это и был настоящий я.

Ведь до сих пор я только и делал, что пытался изменить репутацию, угодить невесте, понравиться сестре, которая всё равно когда-нибудь унаследует род. Всё – бесполезная, беспросветная суета.

И вдруг меня пронзила мысль. Если всё уже кончено…

Если меня всё равно выкинут и из рода, и из академии, и в конце концов я окажусь на улице… Зачем же сидеть в этом тёмном, влажном углу и просто ждать конца?

Что есть «концовка»? Что именно я должен «собрать»? Я и сам не знал. Может быть, то, что я видел, всего лишь очередной бред или галлюцинация.

Это был порыв, рождённый не из надежды и не из воли к жизни.

Он был таким же, как тогда, когда, услышав от Левины о своём изгнании из семьи, я сжал в руке револьвер.

Или как у приговорённого к казни, который с неожиданной серьёзностью выбирает своё последнее блюдо.

Мне стало странно легче.

Но вопреки моей воле, моё тело налилось тяжестью. Я кое-как натянул мятую форму, валявшуюся на вешалке. Плечи были перекошены, от ткани тянуло слабым затхлым запахом.

Когда я открыл дверь и вышел в коридор, утро академии встретило меня чуждым, непривычным образом.

Солнечные лучи, врывающиеся в окна. Звонкий смех студентов. Торопливые шаги по каменному полу.

Всё это казалось мне историей из другого мира, никак не связанной со мной.

Я бродил среди них словно призрак без цели. Никуда не направляясь, просто позволяя ногам нести себя.

Множество взглядов скользили по мне. В одних читалось явное презрение, в других – дешёвое любопытство, а кое-кто отворачивался так поспешно, будто случайно взглянул на мусор у дороги.

В академии оставалось не много студентов, которые не знали моего лица. Да, по-своему я был известен.

Выросший в знатном роду выродок, чья слава состояла из одних скандалов. Тот, кого выкинули сюда из дома, кто, мало того, что опозорился, так ещё и вызвал на дуэль «главного героя» этой истории – простолюдина Кайла и жалко проиграл.

Таким знала меня академия. Хотя, увы, это сделал не я.

Это сделал «Равин».

Если бы я попал в это тело на три дня раньше, даже на один день раньше – такой идиотской ошибки не произошло бы. Да и вообще… я никогда не хотел оставаться здесь.

Так я и плутал по коридорам, пока не оказался у дверей аудитории, где шла лекция по магической травологии.

Похоже, занятие только что закончилось: двери распахнулись, и знакомые лица одно за другим вышли в коридор. И среди этой толпы была — Серафина.

За несколько дней она заметно исхудала. Золотые волосы, которые Серафина всегда тщательно ухаживала и укладывала, потускнели и стали ломкими. На бледном лице легла густая тень усталости.

Только глаза – те самые чисто-голубые глаза – всё ещё сияли прежней красотой. И именно этим сиянием она посмотрела на меня.

Наши взгляды встретились. Голубые глаза Серафины широко распахнулись.

Она приоткрыла губы, будто собираясь что-то сказать, но тут же прикусила нижнюю губу. На её лице отразилась смесь чувств – смятение, едва заметное облегчение, вина и ненависть.

Но я уже не хотел снова ввязываться в эту изнуряющую перебранку. Я молча отвернулся.

За спиной не прозвучало её голоса. Между нами уже не осталось ничего, ради чего стоило бы заговорить друг с другом.

****

Серафина только неподвижно смотрела ему вслед.

Его плечи казались уже гораздо более узкими, чем прежде, а походка – лишённой всякой тяжести.

Он выглядел как больное растение, которое вот-вот засохнет, или как оборванный нищий, валяющийся на улице. Взгляд выдавал в нём человека, потерпевшего неудачу во всём.

— Слушай, это ведь… только что прошёл мимо – это не Равин Эдельгард?

Подруга, Элиза, тронула её за руку и спросила. Лишь тогда Серафина словно очнулась.

— Вид у него был ужасный. Точно как у покойника.

Она не смогла ничего ответить. Лишь снова прикусила нижнюю губу.

— Серафина? Что с тобой? Ты вся бледная.

Элиза презрительно кивнула в сторону конца коридора, куда исчез Равин.

— Это всё из-за этого ублюдка? Говорят, вы наконец разрываете помолвку?

— …Да.

С трудом выдавила из себя Серафина.

— Ну так не смей хмуриться из-за такого мусора. Ты должна радоваться! Это же праздник — наконец-то освободишься от него!

«Поздравляю» — именно эти слова она так отчаянно хотела когда-то услышать.

Но теперь, услышав их, Серафина ощутила лишь странный комок внутри, будто что-то застряло в груди.

Вместо долгожданного облегчения от того, что проклятая цепь наконец разорвана, душу её заполнило нечто иное.

Она никак не могла выбросить из головы события того дня и выражение лица Равина. Когда она выпалила, что каждое утро молилась о его смерти, он не испугался и не разозлился.

Он лишь смотрел на неё пустым, равнодушным взглядом. Так, словно ничто больше не имело смысла.

— Ты видела? Совсем пропащий стал. Говорят, из рода его скоро выгонят. Теперь и идти ему некуда. Что ж, сам виноват.

Подруга произнесла это с лёгким презрением. Серафина не смогла ответить.

В её глазах он был не пьяным, пошатывающимся бездельником, а тем самым другом детства, за которым всегда приходилось присматривать.

Она уже не слышала, о чём дальше болтали подруги. Её взгляд по-прежнему был прикован к пустому концу коридора, где исчез Равин.

Весь остаток дня она не могла сосредоточиться на лекциях. Голос профессора звучал гулким фоном, как пустой шум. Буквы в книге расплывались и превращались в бессмысленный ряд символов.

Когда занятия закончились, Серафина отказалась от приглашения подруг пойти на ужин и поспешила в общежитие.

Захлопнув за собой дверь своей комнаты, она наконец выдохнула, словно весь день сдерживала дыхание.

Её ноги подкосились, и она, осев, прижалась к двери спиной. Всё вокруг – просторная, роскошная обстановка – вдруг показалось ей чуждым.

«Всё же кончено.»

Их гнетущая связь оборвалась, свобода наконец обретена. Так она думала.

Серафина открыла ящик стола. Там лежали выцветшие письма и один засохший цветок сирени, полученный когда-то так давно, что она уже и не помнила, по какому поводу.

Долго, очень долго она смотрела на них.

****

Протискиваясь сквозь толпу студентов и беспорядочно толкая их, я шагал по коридорам, будто блуждал по запутанному лабиринту. Я и сам не знаю, куда иду.

В голове была лишь одна мысль: поскорее выбраться отсюда, сбежать из этого омерзительного места. Но куда бы я ни пошёл – везде эти идиоты в одинаковых формах.

Что такого радостного они находят, что могут так беззаботно смеяться? Кто-то здесь сходит с ума от желания сбежать отсюда.

Так я бродил, пока вдруг не оказался перед старой башней в самой глуши академии. Это была та самая башня, на которую я когда-то рассеянно смотрел из окна своей комнаты.

Она давно не использовалась: стены заросли плющом, словно шрамами, а вход был плотно заперт. Я поднял взгляд на башню и, не колеблясь, ухватился за ржавую ручку. Затем резко дёрнул её.

Заржавевшие петли заскрипели, и тут же на меня обрушился густой запах пыли и плесени, долгие годы заключённых внутри.

Внутри было сыро и темно. Узкая винтовая лестница уходила вверх, теряясь в тени.

Шаг за шагом я начал подниматься. С каждым движением древние деревянные ступени жалобно скрипели, будто готовы вот-вот разломиться.

Сквозь узкие щели в стенах пробивались тонкие лучи света, освещая в мраке пыльные частицы, что плавали в неподвижном воздухе.

Не знаю, насколько высоко я поднялся, но лестница наконец закончилась, и перед глазами показалась маленькая деревянная дверь.

Стоило её открыть, и вместе с резким порывом ветра передо мной раскинулось безграничное небо. Я оказался на вершине башни, на небольшой площадке, окружённой узкими перилами.

Подойдя ближе к краю, я склонился вперёд и посмотрел вниз. Взору открылся весь вид на академию: те самые запутанные корпуса, по которым я недавно блуждал, площадь с копошащимися словно муравьями студентами, вдали – общежитие и библиотека.

Я вдруг понял, где, должно быть, была написана та картина, что когда-то подарила мне Серафина.

Ветер бешено трепал волосы. Я вынул из кармана смятую пачку и достал последнюю сигарету. Огонёк вспыхнул, и едкий дым мгновенно рассеялся в потоках воздуха.

Я замер у перил и долго-долго смотрел вниз.

[Соберите все концовки. 1/?]

[Награда: возвращение в изначальный мир]

Даже когда перед глазами всплыло сообщение, будто призывающее прямо сейчас меня прыгнуть вниз, особого желания сделать это не возникло. Всё равно ведь ничего не изменится. Зачем добровольно подвергать себя мучительной боли?

Но если отбросить вопрос со смертью, то я всегда боялся высоты.

Я долго стоял на вершине башни, глядя вниз.

Вид открывался неплохой. Было в этом что-то странно освобождающее: смотреть сверху на студентов, суетящихся словно муравьи, и на здания, кажущиеся игрушечными. Будто сам стал богом, наблюдающим за миром.

Но это чувство длилось недолго. Сигарета уже догорела до самого фильтра.

Я наступил на скрипучие деревянные ступени и медленно начал спускаться. Мир оставался прежним. Когда я выбрался обратно в коридор, за спиной остались темнота, пыль и запах давних лет.

Солнце уже клонилось к закату. Надо было возвращаться в комнату. Без выпивки эту раскалывающуюся голову и отвратительную реальность не вынести.

Я пересёк глухие переулки академии, направляясь к общежитию. Это был малоизвестный короткий путь, где редко встречались люди.

И вдруг дорогу мне перегородили несколько студентов. Я остановился. Даже не смотря им в лицо, я знал кто это.

Дешёвый запах духов, вперемешку с вонью дешёвого табака – их я знал слишком хорошо.