Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
166 Разбитые грёзы

Я почувствовал, как в мою спину что-то влетает и пронзает меня насквозь. Это была не острая, холодная боль, как от клинка.

Скорее… будто что-то тупое и обжигающе горячее силой вдавливается в тело, разрывая плоть и выворачивая внутренности.

Хорошо ещё, что эту атаку можно было просто заслонить собой. Если бы это был взрыв или огонь, было бы куда больнее. Или, что хуже всего, могла бы пострадать Серафина, которая была у меня на руках.

К счастью, кажется, с Серафиной всё в порядке. От её тела всё ещё чувствовалось тепло и быстрый стук её сердца.

Но она тревожно смотрела на меня, не в силах вымолвить ни звука. В широко раскрытых глазах застыло неверие и пробивающийся страх.

Раз она сейчас беременна, она должна видеть только хорошее… Ей нужно оставаться в добром здравии. Ей нельзя волноваться и нервничать.

С этой мыслью я, чувствуя, как грудь будто разрывают на куски, всё же заставил себя улыбнуться. Такое маленькое движение – просто поднять уголки губ – казалось невероятно тяжёлым.

Если я умру прямо сейчас… наверное, правильнее всего будет уйти красиво. Хотя, по большому счёту, в этом нет никакого смысла.

В конце концов, печаль останется печалью, а смерть – смертью.

Если честно… мне не хочется умирать. Ведь, кажется, это будет моим последним разом.

Я думал о том, насколько можно верить словам Левины… Но та нормальная Левина не выглядела человеком, способным врать.

Ни по воспоминаниям, ни в личной встрече она мне такой не казалась.

Мне вспомнился и разговор с моей Левиной. О том, что из-за лишений в детстве… мы так и не смогли познать настоящую любовь. И раз мы ни разу не получили любовь, сами мы не способны искренне выразить свои чувства кому-то ещё. Поэтому мы можем любить только друг друга.

Мы так и не познали настоящей любви, да и то, как мы смотрим друг на друга так, – достойно ли это вообще называться хоть какой-либо любовью?

Но даже так, я считаю, что мы научились смотреть на другого человека и любить его. Если умереть сейчас… возможно, я больше никогда её не увижу, но я всё равно брошусь вперёд, не думая о своём теле, только чтобы защитить того, кого люблю.

С Левиной то же самое. Она бы умерла за меня, если бы понадобилось. И я так же поступлю. Если кто-то любит меня… я хочу отдать этому человеку всё, что только смогу. Пусть даже если придётся отдать жизнь.

Потому что я очень сильно люблю Серафину. Я всегда это говорил. И я искренне так считаю всем сердцем.

И теперь нас уже не двое. Есть я, есть Серафина… и есть наш ещё не рождённый ребёнок.

Я не знаю, умру ли прямо сейчас. Но если умру, надеюсь, она не будет меня сильно ненавидеть.

Будущее нашего ребёнка будет тяжелым… но Серафина видела, как рос я сам. Она никогда не станет обращаться с ребёнком так, как обращались со мной. Если это Серафина – она будет растить его, отдавая всю свою любовь без остатка.

Из желудка или из горла – я сам и не пойму, откуда именно – резко хлынула кровь. Горячая, металлическая жидкость заполнила горло и поднялась наружу.

Я умирал уже не раз и знаю, каково это. Похоже, в этот раз тоже недолго осталось. От знакомого ощущения внутри поднялась раздражённая усталость… а также непривычная печаль. Как же смешно звучит – привык к смерти.

Отстранившись от Серафины, я сплюнул кровь, вытер рот и обернулся назад.

Мужчина с дрожащими, слегка безумными глазами держал небольшой контейнер, внутри которого лежал светящийся камень. Наверное, какой-то маг сделал оружие, выгравировав на камне магические формулы.

Ноги почти подкосились, но я заставил себя удержаться, и, пока он торопливо тянулся к кинжалу у пояса, я отправил в него заклинание.

Мне хватило одного щелчка пальцами. В воздухе возник раскрученный маленький камень и пронзил мужчине грудь насквозь.

Я думал, на этом всё закончится… но в следующий миг его разорвало на куски без остатка. Похоже, Серафина добила его заклинанием.

Но он был не один. Несколько человек, которых я, кажется, видел у фонтана, вдруг резко вскочили со своих мест в ресторане.

На их лицах застыла решимость. По тому, как они выглядели, было ясно: они понимали, что умрут. И всё же, вынув из-за пазухи маленькие клинки, они, выкрикивая бессмысленный клич, ринулись на меня и Серафину.

Они не успели сделать и пары шагов, как их тела так же взорвались и разлетелись клочьями, словно их размололо в воздухе. Пол в одно мгновение оказался залит кровью и усыпан кусками мяса.

И у меня появилось чувство, будто ещё одно дорогое мне воспоминание кто-то осквернил. Как же хочется, чтобы мерзкие вещи происходили только в мерзких местах. Когда что-то подобное случается там, где мне было радостно и спокойно, – эти воспоминания топятся в грязи.

Теперь каждый раз, когда я буду приходить в этот ресторан, перед глазами будет вставать эта сцена.

Придя в себя, Серафина медленно начала плакать, а затем с помощью заклинания приподняла меня в воздух, и закинула меня к себе на спину и бросилась бежать.

Кровь, струившаяся из моего тела, пропитывала её одежду, окрашивая её в багровый. Даже сквозь мутнеющее сознание я ощущал металлический запах – похоже, я действительно потерял слишком много крови.

Я лежал у неё на спине, прижимаясь лбом к её плечу, и шёпотом сказал прямо в ухо:

— Не плачь…

Мой голос звучал хрипло.

— Я… я не д-допущу этого… Н-ничего не говори сейчас. Т-т-тебе… тебе нельзя… н-нет… ты не можешь умереть. У нас… у нас же ребёнок… Равин, ты… ты не можешь вот так уйти…

Голос Серафины тонул в слезах. И когда её слова коснулись моего уха, в голове вдруг всё прояснилось.

Похоже на то чувство, когда несколько дней подряд не спишь, а потом вливаешь в себя убойную смесь крепкого алкоголя и слишком крепкого кофе – и тебя резко, болезненно отрезвляет. Сознание стало кристально ясным.

Я крепче обнял Серафину. И произнёс слова так отчётливо, что сам удивился собственной ясности:

— Да… точно. Если я сейчас умру, не воспитывай нашего ребёнка так, как воспитывали меня. Люби его.

Я перевёл дыхание и, не сбивая ни одного звука, продолжил:

— Даже если тебе будет больно смотреть на него… всё равно обними и полюби его. И скажи ему, что я его любил. Хотя… не глупо ли будет рассказывать о человеке… хааа… лица которого он даже никогда не увидит…

— П-перестань… больше не говори так, будто собираешься умирать… ты выживешь. Ты выживешь, слышишь? Ты будешь и дальше жить со мной. И я… я даже не буду против, если ты иногда будешь с кем-то другим. Я не буду ревновать. Т-только… пожалуйста, не оставляй меня… Я ведь думала, что всё скоро закончится… что стоит только отбиться от демонов, и всё действительно наладится…

Её шаги ни на миг не замедлялись, пока она сбивчиво произносила всё это.

Сквозь мутный взгляд я заметил, что мы уже добрались до собора. Силуэт огромного шпиля едва различался в расплывающемся поле зрения.

Звуки становились всё приглушённее. Гул голосов, тревожные выкрики Серафины, скрип открывающейся двери – всё звучало так, будто я слушаю из-под толщи воды.

Люди окружили меня и что-то делали, но… особого смысла в этом не ощущалось. Тёплый и мягкий свет окутал моё тело, но боль всё равно не уходила.

Я поднял руку и приложил её к зияющей дыре в теле – рана всё ещё была открыта. Ни ощущения затягивающейся плоти, ни признаков того, что кровь перестаёт течь, не было.

Я убрал руку от раны и взглянул на неё – она была вся в тёмно-красной крови.

И вдруг, не знаю почему, я очень чётко увидел шею Серафины.

Белая, тонкая линия её шеи. Лёгкий аромат сирени, исходящий от её тела, коснулся моего носа.

— Серафина… скажи всем выйти.

Она что-то бормотала и по тому, как покачала головой, я понял – она отказывается.

Я сжал последние силы и повторил:

— Скажи всем выйти.

Я продолжал смотреть на Серафину. Она чуть замешкалась, а потом всё-таки кивнула.

Люди, окружавшие меня, начали один за другим отступать. Вскоре в комнате остались только мы двое – я и Серафина.

И я почувствовал её дрожащую руку, касающуюся моё тело, странное ощущение холода от них, а также… сильный запах сирени.

Я приподнялся, насколько хватило сил, обнял Серафину и уткнулся лицом в её шею. А потом – вцепился зубами и разорвал её мягкую кожу, которую я столько раз ласкал и целовал…

*Кап*

До тех пор, пока не пошла кровь. Тёплая, тягучая, металлическая жидкость наполнила рот, растекаясь по нёбу и языку.

И стоило сделать всего один небольшой глоток, как зрение стало проясняться. Размытые очертания мира вновь начали складываться в чёткие линии.

Боль от раны на спине постепенно притуплялась.

— …А.

Серафина крепко обнимала меня, мелко дрожа. Её глаза всё ещё были полны слёз, но в их глубине проступала слабая, едва заметная надежда.

Я медленно оторвался от её шеи и посмотрел на неё. Мои губы и подбородок были залиты её багровой кровью.

— …Прости.

Голос стал гораздо чётче, чем прежде.

— Ты… правда в порядке? Правда?

Серафина спросила это дрожащим голосом. Она даже не попыталась вытереть кровь, стекавшую по её шее.

Наоборот, она подставила ладонь под текущую кровь, собирая её. А затем, разрезав себе кожу на ладони магией, позволила пролиться ещё больше своей крови и начала кормить меня ею.

Рана на моей спине ещё полностью не закрылась, но по крайней мере ощущение неминуемой смерти исчезло. И кровотечение будто начало останавливаться.

— …Выпей ещё немного.

С этими словами Серафина приблизила свою ладонь. Я покачал головой, обнял её крепче и поцеловал.

Потом нежно прикусил её язык. Совсем немного – так, чтобы не ранить её сильно. И после этого мы долго, очень долго продолжали тянуться друг к другу в поцелуе.