Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
47 Бегство

Раны ещё саднили, но кровь уже почти не шла – осталась лишь тупая ноющая боль.

Правильно ли я сделал, что перебрался во флигель? Эта мысль на миг мелькнула в голове и тут же потонула в воспоминании о багровом пламени, пожиравшем всё вокруг.

Нет, здесь всё же лучше. Несравненно лучше.

Огонь страшен. Я убежал сюда именно потому, что боялся его. И возвращаться обратно не хотел.

Я зажал ладонями глаза и тяжело выдохнул.

Затем, с усилием приподнявшись, попробовал помочь Линетте, лежавшей на полу. Но шипы, пробившие ей плечо, задели и шею, и я понял: стоит тронуть её неосторожно и станет только хуже.

Всегда так было. Стоило мне что-то сделать или попытаться помочь – всё неизменно оборачивалось хаосом.

Вскоре из коридора донеслись торопливые шаги. Левина вернулась вместе с дворецким.

В его руках была деревянная миска с густой зелёной смесью и аккуратно свёрнутые бинты.

Комнату наполнил резкий запах трав, сразу ударивший в нос.

— Потерпите, юный господин. Оно пахнет неприятно, но должно помочь.

Осторожно сказал дворецкий. Я лишь молча смотрел на него, откинувшись на диване.

Когда он шагнул ближе, Левина остановила его.

— Я сама займусь. А ты отдохни.

Сказав это, она забрала у него бинты и миску с растолченными травами.

— Г-госпожа, вам не обязательно…

— Я сказала, что займусь сама. Иди отдыхай.

Её голос прозвучал низко и твёрдо. Дворецкий на миг замялся, потом склонил голову и бесшумно вышел из гостиной.

В комнате снова остались лишь мы трое. С пола доносилось слабое, прерывистое дыхание Линетты.

Левина опустилась на колени передо мной. Её пальцы осторожно расстёгивали пуговицы и медленно снимали с меня пропитанную кровью рубашку.

Холодный воздух коснулся кожи и ожёг раны жгучей болью.

— …Сильно болит?

Спросила она, не отрывая взгляда от моей груди.

— Даже в шутку не скажу, что нет.

Она набрала на пальцы липкую травяную мазь и бережно нанесла её на порезы. Сразу же кожу обожгло жаром, а резкий запах трав стал ещё гуще и навязчивее.

Её прикосновения были на удивление странно мягкими. Нанося мазь, Левина проводила пальцами по краю раны. Её прохладные кончики пальцев то и дело касались кожи.

— Прости.

Сказала она спокойным голосом.

— Ага.

Хотя мне и хотелось съязвить, но слов не находилось.

— Слышала, ты заходил в ту маленькую деревню неподалёку.

— Было дело.

— Ну и как там?

— Простая деревушка, какие они все и бывают.

— Но всё же, если вдруг кто-то там посмеет вести себя с тобой, потомком рода Эдельгард, дерзко – сразу скажи мне.

— Разве меня не выгнали из рода?

— …Скорее, это просто значит, что ты больше не имеешь права пользоваться привилегиями, которую даёт фамилия.

— Тогда и обязательств у меня перед ней нет. Поэтому сближусь я со служанкой или нет – тебя это не касается.

Левина не ответила. Она только продолжала молча втирать мазь, и лишь длинные ресницы чуть заметно дрожали.

— Левина.

Она промолчала.

— Долго ли ещё мы будем это продолжать? 

Её руки, ловко наматывавшие бинты, на мгновение замерли. Потом снова пришли в движение.

Она прижала повязку к ране, дождалась, пока кровь остановится, и туго обмотала грудь.

— Что ты имеешь в виду?

— Считаешь ли ты меня семьёй?

Левина поднялась на ноги. И, будто избегая ответа, направилась к Линетте, всё ещё лежавшей на полу.

— Ни один брат с сестрой не живут вот так.

Шипы, торчавшие из плеча Линетты, рассыпались в тот миг, как Левина коснулась их.

— Возможно… но всё же, Равин…

— Не называй меня Равин.

Левина грубо разорвала ткань на плече служанки и стала втирать в рану едкую травяную мазь. Затем перетянула её бинтами так туго, что там едва хватало место даже для воздуха. На лице Линетты проступила мучительная гримаса, но сознание к ней так и не вернулось.

Закончив перевязку, Левина выпрямилась.

— Значит, тебе неприятно даже то, что я к тебе обращаюсь?

Опустившись на диван напротив и скрестив ноги, она подняла чашку и сделала глоток остывшего чая. Кровь всё ещё алела на её пальцах, а рука с чаем заметно дрожала.

— Скоро всё будет в моих руках. Отец отойдёт от дел, и род Эдельгард будет полностью принадлежать мне.

—Что ж, поздравляю. Ты ведь об этом мечтала с самого детства.

— Ты, наконец, сможешь вернуться в дом Эдельгард. А помолвка с той, что тебе никогда не подходила, также будет расторгнута.

— А кто тогда подходит мне?

— …По крайней мере, не дочь рода Беллуж.

Я поднялся с дивана.

— Левина, помнишь? Мне тогда лет десять было.

Её губы чуть приоткрылись.

— Неужели не помнишь? Герцогиня заперла меня в подвале. На целых двое суток. В темноте, в холоде, совсем одного. И только ты приходила ко мне.

Продолжая говорить, я осторожно поднял с пола Линетту, всё ещё лежавшую без сознания.

— Это…

— Даже если, приходя, ты каждый раз бросала в лицо: «Надо было слушаться», или называла меня недоразвитым бастардом… всё равно я радовался просто тому, что ты пришла.

По крайней мере, так было у «Равина».

Тело Линетты оказалось легче, чем я думал. Я осторожно уложил её на другой диван.

— В двенадцать лет тоже. Ах да, тогда это был шкаф. И в день, когда умерла мама…

Я задержал взгляд на Линетте, а потом снова сел напротив Левины.

— Стоило мне хоть чуть-чуть ослушаться, и ты тут же повторяла за герцогиней: что мать у меня шлюха, что я бастард, что мне не хватает воспитания, что сама моя жизнь с самого рождения – ошибка…

Левина будто хотела что-то возразить, но лишь провела рукой по лицу, оставив на коже алые следы крови.

— Тогда я была ещё ребён… нет.

Она на миг уставилась в пустоту, словно что-то пронеслось в глазах, и замолчала.

— …Прости. Нет, правда… прости. Прости меня.

Левина едва слышно затем произнесла:

— Передай ей, что я сожалею. И если она решит уйти, скажи, что я дам ей щедрое выходное пособие.

Голос её дрожал.

— …Несмотря на то, что ты пыталась её убить?

— Я не хотела убивать! Я же говорила, что хотела всего лишь припугнуть немного. А дальше… не знаю, почему так вышло.

Впервые на её лице проступило не привычное безразличие, а растерянность. Она выглядела, словно потерявшийся ребёнок, не знающий дороги домой.

Я хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. За всю жизнь я ещё ни разу не видел Левину такой. По крайней мере, в памяти «Равина» такого не было.

И тишина вновь заполнила комнату.

— Я вернусь на следующей неделе. А ты пока отдохни как следует.

Она поднялась и долго смотрела на Линетту. Но в итоге так и не произнесла ни слова и лишь поспешно вышла, будто убегая.

Вскоре донёсся стук колёс уезжающей кареты. Постепенно он стих, растворяясь вдали.

В комнате снова воцарилась тишина.

Спустя какое-то время, Линетта, лежавшая на диване, наконец слабо застонала и открыла глаза.

Её тело дрожало, когда она с трудом приподнялась и коснулась плеча и шеи. Осторожно ощупывая их, она заметила на себе бинты.

— Это… господин, вы сами перевязали мне раны?

Голос Линетты был охрипшим и слабым.

— Нет. Это сделала достопочтенная госпожа-наследница.

От моих слов Линетта вздрогнула.

— …Значит, за тем хулиганом, который издевался над прислугой, стояла и она?

Сказав это, она вдруг ахнула и шумно втянула воздух, осознав, что ляпнула.

— Н-нет! Простите! Только, умоляю, не рассказывайте никому, что я такое сказала!

Пролепетала она, почти со слезами.

Я лишь слегка потрепал её по голове, чтобы успокоить.

— Эта госпожа-наследница велела передать: если решишь уйти, она щедро заплатит тебе… и просила прощения. Видимо она слишком горда, чтобы сказать это лично.

Линетта неподвижно смотрела на меня. В её глазах всё ещё таилась тень страха.

— Ты уйдёшь?

Она осторожно коснулась перевязанных плеча и шеи, помедлила и покачала головой.

— Нет. Не уйду.

— Почему?

— Хочу накопить побольше денег и уехать в столицу. Это моя мечта.

— В столицу? Зачем?

— Мой близкий друг из деревни поступил в академию, которая, как я слышала, находится в столице.

На лице Линетты промелькнула слабая улыбка.

— Он, наверное, уже стал настоящим рыцарем. Я хотела бы сама с ним встретиться, а не ждать, когда он навестит деревню.

— Тогда почему бы тебе просто не уволиться с этими деньгами и не поехать в столицу?

Линетта замялась, щеки её слегка порозовели, взгляд упал на пол.

— …Я не хочу оставлять вас наедине с той госпожой…

Едва слышно прошептала она. А потом, чуть увереннее добавила:

— Да и без меня вы, похоже, совсем останетесь одни. У вас ведь и друзей, наверно, нет, с вашим то скверным характером.

Я уже открыл рот, чтобы возразить… но слов так и не нашлось, и я снова замолчал.