Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
10 Первая

Прошло несколько дней. Каждое утро, почти в одно и то же время, слышался звук открывающейся двери. Теперь этот звук стал привычной частью моей повседневности.

Это была Серафина.

Как всегда, она входила в комнату и начинала убирать то, что я успевал разбросать за ночь. Но теперь в комнате почти не оставалось беспорядка.

Пустые бутылки больше не прибавлялись, пепельница оставалась чистой. Будучи и заядлым курильщиком, и алкоголиком, я всё же вынужден был бросить и то и другое – попросту потому, что у меня не было ни денег, ни возможности достать ещё.

Она постояла посреди комнаты, словно человек, потерявший цель, а потом привычно протёрла пыль на столе, разгладила смятые простыни. А затем, неведомо откуда принеся зёрна, смолола их и приготовила кофе.

Что ж, раньше я пытался «размягчить» её, таская по разным кафе. Правда, меня тогда встречал только её хмурый вид и ворчание.

Свежесваренный кофе наполнил комнату своим ароматом. Он смешался с едва ощутимым в воздухе запахом сирени и создал странное, щемящее сочетание.

— Сегодня хорошая погода.

Она поставила чашку на столик рядом с моей кроватью и, взглянув на меня, сказала это. За окном стояла мутная, пасмурная мгла, но я не стал её поправлять.

— Я подшила твою форму. Вчера заметила, что кое-где разошлась швы.

Я лишь слегка кивнул.

— Дай мне знать перед занятиями, если захочешь пойти куда-то вместе.

Я не ответил. Серафина продолжала что-то говорить. О книге, которую читала вчера, о профессоре, которого встретила в коридоре. Большинство её слов растворялось в воздухе, не оставляя следа.

Я вроде слушал, но на самом деле – нет. Просто рассеянно наблюдал, как запах сирени наполняет комнату и медленно исчезает.

Постепенно она всё больше замолкала, и в какой-то момент стала приходить только затем, чтобы молча прибраться.

Она напоминала человека, который годами протирает старую надгробную плиту.

Что она вообще ожидала от меня? Ведь именно она сама сказала, что я – ничтожество, что никогда не изменится, что я всегда останусь тем же самым отбросом.

Только когда Серафина уходила, я наконец поднимался с кровати. За окном, как всегда, лежал блеклый рассветный свет. Кофе, который она приносила мне, всегда успевал остыть.

Я думал о смерти. Точнее – о самоубийстве.

Наверное, я живу самой нелепой жизнью в этом мире. Стоило однажды решить, что в существовании больше нет ни смысла, ни ценности, и выстрелить себе в голову – как я вернулся обратно.

Но что если смерть действительно станет концом?… Если я не смогу вернуться в свой прежний мир, не смогу собрать все концовки, я просто буквально умру как «Равин»? Это было бы проблемой.

Хотя, как ни умри – всё равно собачья смерть.

Может, мне пока даже есть ради чего жить. Раз уж я способен размышлять об этом – значит, всё не так уж плохо.

В таких бессмысленных мыслях проходил один день, за ним наступал другой. Я продолжал усердно жить своей «полноценной» жизнью.

По крайней мере, для меня самоубийство не стало бы причиной отказаться от этой повседневности.

Будь я настоящим «Равином», наверняка просто забился бы в угол. Но «я» обязан продолжать хотя бы так.

Жить нормально. Отложить в сторону выходки безумца и вести себя как обычный человек… Да, в этом не было никакого смысла. Но всё же.

В любом случае, занятия были скучными. Профессора что-то писали на доске, студенты записывали конспекты. А я просто смотрел в окно. Небо в квадратной раме окна всегда сияло синим.

После занятий я сразу возвращался в комнату общежития. Не хотел ни с кем сталкиваться, а уж тем более разговаривать. Мир прекрасно продолжал вращаться без всякого моего участия.

Так тянулись дни, пока однажды после обеда, вернувшись в комнату после последней пары, я не обнаружил в дверной щели белый конверт. Довольно плотный, с печатью академии.

«Уведомление о финальном решении дисциплинарного комитета.»

Я занёс его в комнату. Сев на диван, я хотел вскрыть его, но, вздохнув, просто швырнул конверт на стол.

После этого завалился на кровать.

Я закрыл глаза и старался ни о чём не думать.

Но ведь если сказать себе «не моргай» – как раз начинаешь моргать. Разум всегда бессилен перед запретами.

Так прошла примерно неделя. Я просидел взаперти, ничего не делая. Если меня отчислили – то и смысла ходить на занятия больше нет.

Однако никто не пришёл, чтобы выгнать меня. Может, повезло.

Серафина всё так же наведывалась каждое утро, но теперь уже не готовила кофе и не заговаривала со мной. Я всегда оставлял то кофе нетронутым.

В какой-то момент она просто стояла молча, оглядывала комнату, в которой нечего было убирать, и тихо уходила.

А я – словно трус – снова и снова откладывал день своей смерти. И вдруг перед глазами всплыло системное сообщение:

[Соберите концовки! 1/?]

[Награда: возвращение в изначальный мир.]

Будто оно говорило мне сдохнуть побыстрее, раз влачу такое жалкое существование.

Ну, если сказано – надо делать. И «Равин», и я всегда так поступали.

Сказали обручиться – обручился.

Сказали любить – любил.

Каждый день называли отбросом – и вот стал отбросом.

А когда твердили каждый день, что такие, как я, должны подыхать, – значит, надо умереть.

Значит, умру. Ну а там уж, наверное, откинет меня обратно.

Если я просто так, без всякого смысла, сдохну – это ведь тоже будет считаться одной из концовок?

Серафина, может, немного сделает вид, будто ей грустно, а Кайл будет рядом, чтобы… Как же неприятно об этом думать.

Так или иначе, я вернусь.

Обязательно вернусь.

Обязательно…

Я скинул с себя одеяло, наступил на его край, поднял и разорвал пополам. Затем свернул куски, скрутил в подобие верёвки и связал их, сделав длинную петлю. Привязал её крепко к деревянной балке под потолком, а под низ поставил стул.

Сняв обувь, я босиком взобрался на стул. Один раз глубоко вдохнул и выдохнул.

Боль я не то чтобы любил, но сейчас это неважно – наверняка, как в прошлый раз, открою глаза и окажусь в тот момент, или, может быть, вернусь в свой прежний мир.

Я обязательно вернусь. Наверняка справа от стола меня будет ждать наполовину растаявший, так и не допитый кофе со льдом, а прямо передо мной – одинокий ноутбук.

Как там называлась та книга? Уже и не вспомню. Но в любом случае, весь этот мир уместится в том маленьком мониторе.

Я просунул голову в петлю.

И в этот самый момент, словно нарочно выбравший идеальное время, кто-то постучал в дверь. Мне даже показалось, будто за мной действительно наблюдают.

*Тук-тук*

Я не ответил. Но стук не прекращался.

— Равин Эдельгард? Я знаю, что ты там.

Это был голос Эстель. Как всегда – бодрый и жизнерадостный.

Если я продолжу сидеть тихо, она, наверно, вышибет дверь, чтобы войти. Таким она была человеком.

Сам собой сорвался вздох.

Даже для того, чтобы умереть, оказывается, нужно выбрать правильное время – как утомительно.

Я снял верёвку с потолка и бросил на кровать. Петля безвольно распалась, превратившись в грязный кусок одеяла.

Пнул стул и вернул его на место. Иногда усталость бывает по-настоящему тяжёлой.

Скрипя суставами, я прошёл к двери.

*Скрип*

Открыв, увидел Эстель. Она, прислонившись к стене коридора, хрустела яблоком. На ней, как всегда, было белое одеяние священницы.

— Быстро вышел. Думала, придётся долбиться ещё минут десять.

Она говорила тоном, словно упрекала опоздавшего на встречу друга. В руке держала наполовину надкусанное яблоко.

— Я всё думала, почему ты в церковь не приходишь.

Тот же тон – будто мы и впрямь близкие знакомые. Хотя, когда мы успели стать друзьями, я и сам не знал.

— С какой стати мне туда идти.

Голос у меня вышел с трудом. После нескольких дней молчания он звучал хрипло, словно в горле застрял песок.

— Разве ты не получал уведомление?

Получал. Но стоит ли радоваться, что за мной пришла сама святая? – вот в чём вопрос.

— Я курирую твои общественные работы. С Левиной уже договорилась.

— Общественные работы?

— …Ты даже не удосужился прочитать, да? Впрочем, неудивительно.

Эстель хихикнула. Она скользнула взглядом в мою комнату, но внутрь заходить не стала.

— В глазах у тебя одна скука. Жить надоело?

Её пальцы скользнули по моей щеке.

— Ну, ещё бы. Если каждый день гнить в четырёх стенах и пялиться в потолок – неудивительно.

Я не стал отстраняться.

— Один месяц отстранения и двести часов общественных работ. Мягко отделался, правда? Не ожидал?

В её голосе звучала игривость, но глаза не улыбались.

— Я подсобила. Привела всякую чушь из священного писания – типа, даже грешник заслуживает второго шанса. Ха. Совсем жалко выглядишь. Говорят, тебя из семьи выгнали? А история с расторгнутой помолвкой – так вообще у всех на слуху.

Эстель ещё раз надкусила яблоко, а потом схватила меня за запястье и сунула мне в руку то самое надкусанное яблоко.

— Так что вот: святая дарует тебе спасение. Твоя работа… ну, просто быть моим собеседником. Погуляешь со мной, поболтаешь. Легко ведь, да? И не волнуйся – твою посещаемость я уже неделю как отмечаю.

Она подмигнула мне. Красные глаза заиграли озорным блеском.

Я ничего не ответил. Голова была забита мыслями о смерти, и казалось, будто мозг работает с перебоями.

Видимо, моё молчание она восприняла как согласие, потому что на лице Эстель мелькнуло удовлетворение.

— Пошли.

Она резко дёрнула меня за руку. Её ладонь была тонкой и белой, но сила – удивительно крепкой. Я не сопротивлялся и позволил увести себя.