На первое время с момента вторжения демонов дворяне всё ещё предпочитали передвигаться в каретах. Они считали, что людям их положения передвигаться вне кареты в долгом путешествии было неподобающе.
И именно эти особо одарённые дворяне первыми получали прямое попадание вражеской магией и сгорали заживо вместе со своими каретами, не успев даже осознать, что происходит своими «умными» головами.
— Господин, лошади отказываются идти дальше. Придётся идти пешком.
Произнёс кучер, пока я стоял и безмолвно смотрел на горящее поместье.
Лошади, явно напуганные, тревожно фыркали и вместо того, чтобы двигаться вперёд, медленно пятясь, отходили назад.
Кучер с озабоченным выражением спустился с козел, подошёл к одной из лошадей и стал гладить её по шее, стараясь успокоить.
В этот момент из кареты, всё ещё сонная после дороги, вышла и Левина.
— Что случилось? Почему ты стоишь как вкоп…
Левина осеклась, когда её взгляд упал на горящий особняк. Она замерла, ошеломлённо глядя на охваченные пламенем стены.
— …Бунт? Но ведь граф Беллуж не их тех, кто бы притеснял простолюдинов…
Произнеся это, Левина достала небольшую палочку[1] и направилась вперёд. Я молча последовал за ней.
Спустя некоторое время показался сад поместья, и пылающие пшеничные поля вместе с самим особняком стали виднеться всё отчётливее.
Слуги, с испуганными лицами, таскали воду откуда-то неподалёку, пытаясь сбить пламя. Вой собак и ржания лошадей из конюшен усугубляли и без того хаотичную обстановку.
Среди них, с усталым, почти ошеломлённым выражением лица, граф с супругой тоже таскали вёдра, а чуть поодаль, отчаянно стараясь, тушила огонь заклинаниями Серафина.
Вот только сосредоточиться ей, похоже, было нелегко – заклинания всё время обрывались.
Пламя, охватившее особняк, почти угасло, но золотистое пшеничное поле всё ещё полыхало. Огонь распространялся быстро, будто собираясь стереть с лица земли всё, что попадалось ему на пути.
Левина подняла палочку и, направив его под углом к небу, тихо прошептала заклинание. Через несколько мгновений с небес пролился дождь. Пламя перестало расползаться и постепенно стало стихать, шипя и угасая под потоками воды.
Когда дождь наконец начал ослабевать, Левина выглядела уставшей. Она выдохнула, убрала палочку за пазуху и направилась вперёд.
Подойдя к графу Беллужу и Серафине, она спокойно заговорила:
— Итак, граф Беллуж, не объясните ли, что здесь произошло?
Граф на мгновение перевёл взгляд с горящего пепелища своего особняка на Левину и лишь молча уставился на неё. Он не смог произнести ни слова.
Кажется, слишком тяжёлые потери выбили его из колеи, а ведь он всего он всего лишь хотел разорвать помолвку своей дочери с отвратительным негодяем.
****
Из-за сгоревшего поля и беготни растерянных слуг говорить толком было невозможно.
Разговор о расторжении помолвки так и повис в воздухе.
Граф Беллуж, безучастно глядевший на наполовину обрушенный особняк и пепелище бывших пшеничных полей, явно был не в состоянии поддерживать какую-то осмысленную беседу.
Левина, похоже, всё же решила добиться от него определённого ответа. Она вошла в уцелевшую часть дома – в гостиную, куда, к счастью, не успел сильно впитаться запах гари, – налила себе чашку чая, сваренного явно не самой умелой рукой, и, отпив глоток, протянула Серафине бумаги.
— Похоже, сейчас не самое удачное время что-либо обсуждать. Так что просто подпиши, и мы уйдём.
Серафина взяла протянутую ей ручку и несколько секунд молча смотрела на её кончик, потом перевела взгляд на меня.
— Равин… ты действительно хочешь разорвать помолвку?
Её глаза показался мне помутнённым. Может, дело было в том, что день клонится к вечеру, и стало темнее?
— Если ты сама этого хочешь, то я это приму.
— …Я ясно сказала, что не хочу этого.
— Решать это не мне, ведь эту тему поднял не я, а ты.
— Поэтому я сказала отцу, что не хочу этого, и всё равно…
Серафина сказала это и опустила ручку на стол.
Я знаю.
Серафина теперь ни за что не согласится на разрыв, даже если это будет стоить ей жизни. Хотя бы из-за того времени, что мы провели вместе. Даже если эти воспоминания помню только я один, а она – только их обрывки.
Пусть память у неё размыта, но где-то глубоко внутри она наверняка чувствует, что её жизнь была полна страдания.
И, возможно, дело не только в моём отсутствии, но и в том, что это смутное ощущение заставляет её бессознательно верить в подобное будущее. А обрывки воспоминаний и эмоций лишь сильнее подпитывают её страхи, подкидывая всё более навязчивые мысли.
— Раз уж всё было официально объявлено, Ты не можешь просто взять свои слова обратно, потому что вдруг передумала.
Левина, прочистив горло, прервала Серафину и с какой-то странной, даже оживлённой интонацией добавила:
— Ведь первой, кто предложила это графу Беллужу, была ты сама, Серафина.
— Да, я тогда действительно сказала это отцу.
— …
— Но тогда я, должно быть, была просто в замешательстве. Наверное, я была просто не в себе.
Она долго смотрела на документ в руках, а затем разорвала его пополам.
— Похоже, и правда не в себе, раз действуешь, не подумав о последствиях.
— А вы, значит, лучше?
С ядовитой усмешкой ответила Серафина и медленно продолжила говорить. Левина лишь усмехнулась.
— Знаете, если вспомнить детство… Мне кажется, всегда находился кто-то, кто хотел, чтобы я держалась подальше от Равина. И если подумать, тот кто с самого начала нашёптывал мне о разрыве помолвки… это были вы.
— Конечно. Ведь ты могла бы встретить кого-то куда лучше, чем Равин. Я же только ради твоего блага говорила это.
— Наверное, из-за этого я и запуталась тогда.
— Запуталась? Скорее наоборот – ненадолго пришла в себя. Пригласить гостей в особняк и показать им наполовину сгоревшие руины, разорвать перед ними официальные бумаги, подготовленные с таким трудом… Я считаю, что это уже вполне можно расценить как оскорбление рода Эдельгардов.
Левина постукивала пальцем по тыльной стороне моей ладони, пока она самодовольно говорила всё это.
— А вы знаете, почему особняк оказался в таком состоянии?
— Ну, думаю, какой-нибудь необразованный слуга из рода Беллужов случайно устроил пожар. Не так ли?
Серафина направила палец на разорванные бумаги — и те вспыхнули пламенем.
— Это я его сожгла. Хотела лишь немного выплеснуть злость и чуть-чуть припугнуть… но, видимо, сорвалась и вышло сильнее, чем ожидала.
Она сказала это спокойно, так, будто речь шла о пустяке, а затем раздавила горящую бумагу ногой. Огонь погас, оставив после себя тяжёлый запах гари.
— Такое лучше не направлять на людей, согласны?
В комнате повисла тишина. Левина несколько раз открывала рот, будто собираясь что-то сказать, но снова закрывала его, не находя слов.
— То есть… ты хочешь сказать, что сама подожгла особняк и пшеничные поля?
— Если так формулировать, звучит так, будто я сделала это нарочно.
— …
— Огонь просто перекинулся. Это был несчастный случай.
— И в чём была причина?
— Видите ли, отец, услышав от вас о предложении разорвать помолвку, сразу прибежал с этой новостью – говорил о счастье семьи, о моём будущем, о всём на свете, но так и не удосужился спросить, чего хочу я. Небрежно разбрасываясь своими словами, он даже не понял, что всё, чего я хочу, – это быть с Равином. Вот я и немного вспылила. Это был просто несчастный случай.
— Ты любишь Равина?
— Конечно, люблю. Больше, чем кто-либо. И в отличие от вас, я не отношусь к нему как к вещи.
— Я тоже люблю Равина.
— Чушь.
— Может, именно поэтому я думаю, что не стоит отдавать его в руки такой безумной девушки, как ты…
— С каких это пор вы вообще начали так о нём заботиться?
— Ты просто запуталась. Тебя всего лишь страшит мысль потерять старого друга, с которым провела столько лет… Но друг – это всего лишь друг. И Равин ведь не тот, кого можно назвать хорошим мужчиной.
— Для меня нет никого лучше него.
Серафина поднялась со своего места. Немного потянулась и спокойно продолжила:
— Наверное, мне судьбой написано стать великом магом или вроде того. Мне приснилось… что какой бы жизнью я ни жила, без Равина рядом она никогда не будет счастливой.
С этими словами Серафина резко пнула стол перед собой. Опрокинутый стол грохнулся, чайник, чашки и стеклянная крышка разбились вдребезги. Левина лишь спокойно смотрела на Серафину, не выказывая ни страха, ни удивления.
— Ты сейчас не в себе. Пусть он и бастард, но всё ещё драгоценное дитя Эдельгардов…
— Драгоценное? Тогда почему вы отрекли его от семьи?
— Даже если он и изгнан из рода, я не позволю, чтобы Равина отдали в руки безумной девицы вроде тебя.
— Безумной? По крайней мере, я более вменяема, чем ты. Я спасу Равина от этой сумасшедшей семьи, где готовы убить собственного ребёнка, лишь бы не запятнать свою честь. Спасу и буду любить. Так что проваливай со своим бредом про разрыв помолвки…
Сказав это, Серафина начала снова призвала огонь, будто ей было всё равно, что особняк и так уже сгорел дотла. Подойдя к Левине, она тихо произнесла:
— Прежде чем я сожгу тебя здесь заживо.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Примечание:
1. В других ранее главах я переводил это как посох, но тут упомянуто, что она убрала за пазуху… Не думаю что посох туда уместится, так что я пересмотрел перевод. В оригинале используется 지팡이, что может означать как посох, трость или палица. Но я не заметил, что оно еще может обозначать палочку (волшебную)… Короче я потихоньку буду заменять предыдущие главы
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления