Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
39 Послеобраз

В комнате царил мрак. Прошло ли три дня или уже четыре – она не знала. Чувство времени давно притупилось.

Воздух внутри застоялся. Толстые шторы, плотно затянутые на окнах, не пропускали ни единого луча. Они были тяжёлой и прочной границей, отрезавшей эту комнату от остального мира.

Серафина лежала на спине, глядя в потолок. Очень долго она смотрела на этот пустой, белый потолок.

Её взгляд бесцельно блуждал по безжизненной поверхности. Иногда в поле зрения проплывала пылинка, но вскоре и она ускользала из виду.

За дверью, в коридоре, стоял поднос. Холодный суп, зачерствевший хлеб и стакан воды с налётом пыли. Каждый день служанка оставляла еду, а к следующему приёму забирала её нетронутой.

Поначалу в дверь ещё стучали.

«Госпожа Серафина, вам нужно поесть».

Иногда доносились осторожные голоса друзей.

«Серафина, ты в порядке? Открой дверь».

Но потом всё стихло. После того случая, когда ей почудилось, что за дверью стоит Равин и пришлось извиняться, она больше не отваживалась открывать её.

Серафина медленно поднялась. После нескольких дней в постели тело казалось свинцовым, суставы скрипели, будто проржавевшие петли.

Она села на край кровати и бездумно уставилась в пол. На полу валялись несколько выпавших волосков.

Серафина любила Равина. По крайней мере, верила в это.

И Равин, несомненно, любил её. Иначе он не сказал бы тех последних слов.

В памяти снова зазвучал голос. Он эхом бродил у неё в ушах.

«Я люблю тебя, Серафина. Кажется, я слишком сильно тебя люблю. Эти слова я говорил тебе каждый день, и, наверное, они уже давно ничего для тебя не значат… Но я говорю их от всего сердца.»

— Я знаю, что это правда. Я тоже люблю тебя.

Беззвучно прошептали её губы.

«Даже если ты не веришь моим словам. Даже если, что бы я ни делал, ты торопишься лишь обвинять меня. Даже если, сталкиваясь с чужими сплетнями, ты предпочитаешь верить словам тех чёртовых людей, которых даже ни разу не видела в лицо, а не моим… всё равно я тебя не ненавижу.»

— Я тоже тебя не ненавижу. На самом деле я не хотела расторгать помолвку. В тот день… я должна была пойти против отца, дать отпор Левине, сделать всё, лишь бы остановить это. Я должна была…

Сказав это, Серафина невольно усмехнулась. Она уткнулась лбом в колени и снова уставилась в пол. Она прекрасно понимала: вернись она назад, повела бы себя точно так же.

«Даже если сколько бы я ни старался, сколько бы раз ни говорил, что люблю тебя, а ты никогда не отвечаешь взаимностью … всё равно я тебя не ненавижу.»

— …Прости. Правда, прости.

«И именно это во мне отвратительно. Мне ненавистен тот, кого ты всё равно бросишь. Я делаю вид, будто мне всё нипочём, но без тебя… мне кажется, я умру.»

— Я не бросала тебя… Нет… нет, вру. Это моя вина. Это я тебя бросила. Прости. Больше я так не сделаю. Никогда. Поэтому… поэтому…

«Наверное, поэтому. Я не вынесу при жизни видеть тебя с другим человеком.»

— …

С Кайлом её связывало лишь знакомство по учёбе – она считала его чем-то вроде товарища. Он всего лишь помогал ей, потому что, как невеста Равина, она держалась особняком среди однокурсников.

Так как она получила от него помощь, и он всегда был одним из тех, с кем она ходила на охоту на монстров или выполняла задания, они и подружились. Между ними больше ничего не было.

Но всё это были лишь оправдания. Ведь с Равином у неё не было даже обычного разговора, не то что откровенной беседы. И она даже не пыталась это исправить, поскольку считала, что Равин останется Равином, – он пропустит всё мимо ушей и воспримет как ворчание.

И всё же, когда он предложил пожениться вопреки расторгнутой помолвке и сбежать куда-нибудь вдвоём, Серафина была по-настоящему счастлива.

Но из них двоих только она одна оставалась неизменной.

И даже сейчас ей слышался его шёпот:

«Когда-нибудь мы поженимся… И просто будем жить вдвоём, где-нибудь в уединённом месте. Знаешь, мне кажется, даже этого вполне хватит. Вдали ото всех…»

Она протянула руку, но до него так и не дотянулась.

— Да! Давай так и сделаем! У нас ведь есть загородный дом… даже если меня изгонят из семьи, я смогу окончить академию и вместе с Кайлом и ребятами мы сможем!…

Лишь произнеся это вслух, она осознала, что снова совершает ту же самую ошибку.

«Не оставайся рядом с Кайлом.»

— Да… да, ты прав. С этого момента так и будет. Я не стану встречаться с ним. Ни с кем не стану встречаться.

«Я не хочу, чтобы ты была счастлива».

В тот миг у неё перехватило дыхание.

Мир перед глазами исказился. Равин, который ещё недавно предлагал ей жить вдали от всех, начал сгорать прямо на её глазах.

Кожа медленно плавилась: сперва белела, потом краснела, а затем становилась чёрной. И его тело, будто корчась, напоминало извивающееся насекомое.

Лицо исказилось в муке, а пустые глаза вперились в неё. Обугленная рука протянулась к ней, тянулась к её горлу, растворяясь в дымок.

Она ощутила, словно кто-то сдавливает ей шею. Дышать стало невозможно.

— Ххх… кхх!

Серафина закричала и изогнулась всем телом. Лишь скатившись с кровати на пол, она перешла в новый припадок – то надрывно смеялась, то вдруг плакала.

Пальцами она медленно провела по собственному горлу.

Ничего. Только гладкая, холодная кожа.

Почему же ей казалось, что она должна была быть рядом с ним?

Почему решила, что обязана направить его и удержать от неверного пути?

А в итоге, даже когда он умирал у неё на глазах, она ничего не сделала. Просто стояла, лила слёзы и смотрела, как он обращается в пепел.

Равин сгорел заживо из-за неё. И это уже никогда не изменится. Неважно, убийца ли он или бывший женихом, которого она всё ещё любила.

Больше десяти лет, с самого детства, он повторял ей слова любви. Он видел в ней не дочь рода Беллуж, не бедную девочку и не послушного ребёнка – а просто Серафину.

И теперь он мёртв. Она сама убила его. Того мальчика, что всегда был рядом.

Не Эдельгарда, не хулигана, и не того, кто ныне ходил со святой, а именно Равина, который никогда не оставлял её.

Оцепенев, Серафина продолжала смотреть в потолок. И тихо, еле слышно, выдохнула тяжёлый вздох.

Иногда Равин говорил, что Левина с самого детства пыталась разлучить их двоих.

Тогда Серафина принимала это за обычные жалобы. Но после того, как помолвку действительно расторгли, она заметила, что Левина действительно выглядела излишне довольной.

Впрочем, что толку думать об этом теперь.

Серафина, пошатываясь, поднялась с постели.

Она направилась в ванную. В зеркале стояла незнакомая женщина: волосы растрёпаны, глаза впали, губы пересохли. Она выглядела так, словно превратилась в дешёвую уличную шлюху, которую никто не купит.

Серафина открыла кран.

Набрав холодной воды, плеснула её себе на лицо.

Но ясности это не принесло. Капли стекали по подбородку и падали вниз.

Так было всегда. Каждый раз, когда Равин просил о помощи, она стояла на месте. Даже когда он… повесился.

На мгновение перед её глазами вспыхнул образ Равина, задыхающегося с петлёй на шее. Но его тут же затмил более сильный образ его тела, охваченное пламенем.

И снова она ничего не сделала. Её собственное бездействие было ей отвратительно.

Встретившись взглядом со своим отражением в зеркале, она с размаху ударила кулаком. Зеркало разлетелось вдребезги, осыпавшись осколками на пол.

Из её руки закапала кровь, но боли она не чувствовала.

В памяти всплыло, как её заклинание оторвало Равину кисть. Как из его руки с револьвером, лежащей на земле, хлынул алый поток.

Оцепенев, Серафина подняла с пола самый крупный осколок. Его острый край сверкнул в свете лампы.

И она вонзила его себе в запястье.

Но боль оказалась невыносимой. Холодное жжение и острая боль, пронзившие кожу, были сильнее, чем она представляла.

— Мнг!…

Подавив крик, Серафина выронила осколок из руки. По запястью потекла кровь.

Она прижала рану ладонью и бессильно опустилась на пол. А потом долго и безутешно плакала.

Ей хотелось хоть немного разделить его боль, но на это у неё не хватило даже смелости. Беззвучные рыдания наполнили пустую ванную.

Прошло некоторое время. И вдруг раздался стук в дверь.

*Тук-тук*

Утопая в своих мыслях, Серафина сидела в ванной, когда услышала стук.

Она понимала, что должна подняться и открыть дверь, но не желала двигаться. Она так долго была безучастной, что теперь это казалось естественным. Будто вся её роль в мире заключалось именно в том, чтобы оставаться на месте без движения.

*Бах!*

Вдруг дверь резко распахнулась.

На пороге стояла девушка-рыцарь. Уловив запах крови, она выломала дверь и ворвалась внутрь.

И увидев Серафину, сидящую на полу в крови, рыцарша побледнела от ужаса. Она бросилась к ней и поспешно подняла её на ноги.

— Серафина! Что с тобой!…

Но Серафина, обмякнув, сама идти не могла, поэтому, неся её на спине, рыцарша пошла искать врача или священника.

— …Больно.

— Так зачем же тогда делать то, что причиняет боль?! Все будто с ума посходили! Даже ты! Ты ведь знаешь, что из-за этих проклятых фанатиков теперь и лечить некому! Те, кто действительно заслуживал смерти, уже мертвы, а ты…

Серафина промолчала, только лишь слегка коснулась рукой губ подруги, нёсшей её на спине.

И та сразу замолкла. Больше не произнеся ни слова, та ускорила шаги.