Карета местами повредилась, но нам как-то удалось добраться хотя бы до окрестностей академии. Лошади оказались куда более своевольными, чем я ожидал.
— У меня сердце не унималась всю дорогу. Я уж думала мы точно во что-нибудь врежемся.
С облегчением выдохнула Эстель, сидевшая рядом со мной, когда карета наконец остановилась.
— В следующий раз я попробую взять управление. Уверена, у меня получится лучше, чем у тебя.
Сказала она с игривой улыбкой. Я лишь пожал плечами вместо ответа и затем спросил:
— Что нам теперь делать с этой каретой?
Прекрасно, что мы доехали на ней, но ведь изначально эту карету подготовила Левина. И теперь оставался вопрос, как поступить с ней дальше. Разве что радовало, что выглядела она не слишком броско и на глаза лишний раз не попадалась.
— Хм, карету и лошадей оставь мне. Я сама отвезу их куда надо.
Казалось, проблемы только продолжают нагромождаться одна на другую.
Мы уже связали Левину, но сейчас было ещё светло. Тащить средь бела дня по улице бесчувственного человека – слишком уж глупо.
— Пойдём пока в церковь.
Беззаботно предложила Эстель.
Она вынула из багажника кареты циновку, аккуратно свернула в него без сознания лежавшую Левину и, невозмутимо, подхватила её под мышку.
А затем пошла вперёд так естественно, будто несла не человека, а большую охапку овощей с рынка.
На Эстель была не белая ряса, а простая чёрная. К тому же она достала вуаль, закрывающую лицо, так что в толпе она не слишком бросалась в глаза.
По дороге рука Левины пару раз начинала выскальзывать из-под циновки, но я каждый раз засовывал её обратно, и обошлось без происшествий.
Мы добрались до церкви. Но прежде чем мы спустились в подвал, Эстель сказала:
— Я ненадолго загляну в собор. Есть кое-что, что нужно взять. Если она очнётся, просто придуши её и жди меня.
С этими словами она легко, почти вприпрыжку, вышла наружу.
В комнате остались только мы двое – я и без сознания лежащая на полу Левина.
Я сел на длинную скамью, закинул руку на спинку, и уставился на еле дышащую Левину.
Солнечный свет, пробиваясь сквозь витражи, длинной полосой ложился на пол. Он падал и на лицо Левины, рисуя на нём странный, переливчатый узор.
Я встал со скамьи и присел рядом с лежащей на полу Левиной.
Её лицо казалось спокойным. Я поднял руку и осторожно провёл пальцами по её волосам. Они были мягкими и прохладными на ощупь.
С её лба я стёр капельки холодного пота. Дыхание почти не ощущалось – оно настолько слабое, что трудно было понять, жива она или мертва.
Я долго смотрел на её лицо.
Потом, вдруг, улёгся, положив голову ей на живот, словно на подушку. Взгляд скользнул вверх, к высокому церковному своду.
Старинная роспись на потолке будто шевелилась, медленно извиваясь, и я закрыл глаза.
Когда сонливость начала одолевать меня, скрипнула дверь. Похоже, Эстель вернулась.
Я поднялся и сел на пол.
— Э-э… почему ты сидишь на полу?
— Просто жарко стало.
— А где Левина?
— На полу лежит.
Эстель вернулась лишь под вечер. Она подошла к Левине, всё ещё без сознания, и надела ей на шею какой-то предмет.
Это было холодное металлическое ожерелье с едва заметными узорами, на которых запеклись следы крови.
— Что это?
— Подавитель магии. Раньше его надевали на еретиков в темнице церкви, но теперь там он больше не нужен.
Эстель сказала это так буднично, словно речь шла о чём-то пустяковом. После этого она легко перекинула Левину через плечо и направилась вниз, в подвал.
Я молча пошёл следом.
Когда Эстель открыла тяжёлую дверь, в нос ударил затхлый, спертый запах. Она опустила Левину на каменный пол.
На этот звук откликнулась фигура, сидевшая в углу. Подняв голову, герцогиня увидела Левину, и её лицо исказилось так, словно в одно мгновение рухнул весь её мир.
— Ле, Левина!…
Увидев её на полу, герцогиня кинулась к дочери. Она долго обнимала её и гладила, а затем, пошатнувшись, поднялась на ноги.
С губ сорвались проклятия, полные ярости и злобы, и она рванулась ко мне. Но едва сделала шаг, как Эстель с размаху ударила её по голени.
Герцогиня нелепо рухнула на каменные плиты и, уткнувшись лицом в пол, зарыдала. От былого достоинства знатной дамы не осталось и следа.
Мы с Эстель молча смотрели на неё сверху вниз, а затем вышли из подвала.
Вечером, как обычно, мы ограничились лёгким ужином из пары фруктов.
— И что ты теперь собираешься делать?
Спросила Эстель, надкусывая яблоко.
— Жить как раньше.
Ответил я.
— А я всё это время должна буду таскаться с этой Левиной?
— Просить мне больше некого, кроме тебя.
Эстель попыталась нахмуриться, но уголки её губ дрогнули, и через миг она рассмеялась.
— Ну, что ж… деваться некуда.
Она сказала это и пожала плечами.
После этого я жил самой обычной жизнью.
По утрам вставал и ходил на занятия, а так как денег от Левины больше не поступало, питался кое-как. По вечерам иногда навещал Эстель, но делал это не слишком часто.
Я опасался, что однажды всё повторится и меня снова сожгут заживо, поэтому на её предложение погулять вместе за пределами академии отвечал каждый раз отказом. Эстель лишь с грустью кривила губы, но больше не настаивала.
За всё это время я ни разу не навестил ни Левину, ни герцогиню.
В академии же царил полный хаос – даже не из-за того, что пропал председатель студенческого совета, а потому что исчезла наследница дома Эдельгард. Поговаривали, что это дело рук врага, затаившего злобу против их рода.
Если нынешний немощный герцог умрёт, а Левина бесследно исчезла, то титул должен был перейти к единственному оставшемуся младшему брату герцога.
Но он вместе с герцогиней исчезли в один день, и их судьба – неизвестна. В итоге единственным, кто по праву мог считаться наследником по крови, оставался я.
Однако из дома Эдельгард ко мне не пришло ни весточки, ни письма.
Несколько людей всё же пытались расспросить меня о том, что случилось с Левиной. Но чем бы она ни занималась в тот день, никто не знал, что я был рядом с ней.
Я просто отвечал, что ничего не знаю.
Так прошло немало времени.
И вот настал день, когда мы с Серафиной собирались пойти прогуляться. Утром я впустил её в комнату, и мы уже собирались на маленький пикник, когда вдруг раздался стук в дверь.
Дверь открыла Серафина. За дверью стоял незнакомый человек.
Он бросил на меня беглый взгляд, чуть поморщился, а затем обратился к Серафине:
— Вы из семьи Беллуж?
Когда Серафина подтвердила, его лицо смягчилось. Но сама она, заметно смутившись, бросила на меня растерянный взгляд. Тогда я поднялся и подошёл к мужчине.
— Господин герцог желает вас видеть.
Он вынул из-за пазухи лист с печатью. Я взял его, мельком взглянул и тут же вернул обратно.
Серафина явно была в смятении от такого внезапного поворота событий, но не вмешивалась – уж кто-кто, а она должна была знать, какие события в последнее время происходят.
— Сегодня, похоже, не выйдет.
Сказал я, подойдя к Серафине и, обняв её, тихо шепнул на ухо:
— В следующий раз обязательно погуляем вместе. Прости.
Когда я отпустил её, мужчина произнёс уже заметно мягче:
— Прошу следовать за мной.
Я двинулся за ним и спросил:
— Вы рыцарь?
— Верно.
— Разве бастарду не следовало бы просто прислать какого-нибудь слугу на побегушках? Зачем же утруждать столь знатного рыцаря?
Он не ответил и лишь сменил тему.
— Вопреки слухам, вы, похоже, довольно близки с молодой госпожой из дома Беллуж.
В его голосе прозвучала похвала. Но мне это совсем не понравилось – словно он счёл нужным удостоить меня оценкой.
— Чёртовы слухи.
— …
Карета оказалась куда богаче и внушительнее той, на которой обычно ездила Левина. На ней ясно выделялся герб Эдельгардов.
Я поднялся внутрь и уставился в окно. Знакомые пейзажи Академии стремительно скрывались за спиной. И я невольно погрузился в свои мысли.
Наконец, колёса застучали медленнее, и вскоре карета остановилась. Передо мной раскрылись тяжёлые железные ворота главного особняка. Карета проехала внутрь и вновь замерла у входа.
Рыцарь, что привёл меня, теперь держал меч на поясе. Он открыл дверцу кареты.
Взгляды вокруг были тяжёлыми. Слуги шептались, едва завидев меня. Но, странное дело, я улыбался.
Воздух в особняке казался непривычно лёгким. Почти свежим, если так можно сказать. Значит, это не сам дом был душным и мрачным, а та, кто в нём жила. Всё было из-за герцогини.
Я последовал за дворецким, склонившим голову в знак приветствия, и вошёл внутрь. Мы поднялись на второй этаж, прошли длинный коридор и оказались у комнаты с распахнутой дверью.
Отец сидел в удобном кресле, расслабленно откинувшись. Он скрестил ноги и наливал в бокал крепкое на вид вино.
Увидев меня, он чуть улыбнулся, но в его улыбке сквозила лёгкая печаль.
— Равин, сын мой. Это сделал ты?
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления