Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
127 Закат

Я ничего не ответил и просто улыбнулся.

Окинув взглядом площадь, я высматривал поблизости лавки с фруктами, а потом протянул руку Эстель. Она взяла меня за руку и послушно пошла рядом.

У прилавка с фруктами я дал торговцу монету и выбрал одно гладкое, ярко-красное яблоко.

Мы прошли через площадь, потом по оживлённой улице, миновали собор и направились дальше, к небольшой церкви у задних ворот академии. Наши шаги ровно и гулко отзывались от каменной дороги.

Войдя внутрь, я сел на длинную скамью. В воздухе стоял запах старого дерева и чуть уловимый аромат воска от догоревших свечей.

— Ты помнишь, как я сгорал заживо?

— Я помню только то, что ты уже сгорел.

Отвечая, голос Эстель звучал будто бы слегка сдавленно.

— А хороших воспоминаний нет?

Эстель покачала головой. Её волосы мягко колыхнулись, задевая плечи.

— Хм… мне здесь всегда было комфортно.

Я надкусил яблоко. Вместе с хрустом, прохладный сок растёкся по рту. Оно оказалось не такое уж сладкое, как я ожидал.

— Было бы хорошо, если бы в памяти оставались только такие светлые воспоминания.

— …

— Сейчас всё уже получше, но раньше, когда я был с Серафиной… моей невестой, казалось, мы только и делали, что душили друг друга. Будто само моё существование являлось проблемой. Казалось, я только и могу, что причинять ей боль.

В памяти всплыл образ Эстель в простой, ослепительно белой рясе, когда она пришла ко мне тогда. Когда Левина и Серафина чего-то ждали от меня, Эстель просто протянула надкушенное яблоко.

Когда я впервые встретил Эстель, я был уверен, что на этом наши отношения и закончатся. И теперь, зная, что в забытой мной прошлой жизни мы уже тогда любили друг друга, мне сложно описать нынешние чувства.

— Мы действительно любили друг друга, но что бы мы ни делали – это лишь ранило нас обоих. Чем дольше мы были вместе, тем глубже выворачивали друг другу больные места.

В памяти всплыла Эстель, с которой я курил сигареты. Она тогда жаловалась на мои сигареты, и обещала подарить получше. И когда она действительно принесла их, они оказались настолько крепкими, что она не смогла прикурить. Тот её милый смущающий образ пронёсся перед глазами.

— Поэтому я и заперся тогда в комнате, и она начала заполняться запахами сигарет и алкоголя.

— …

— Это было ужасно, но у меня было ощущение, что я должен там оставаться. Мне казалось, что такой, как я, не должен слоняться снаружи, а должен сидеть в той дыре.

Когда Серафина бросала в меня жестокие слова, а Левина всё ещё сжимала меня в тисках, Эстель гладила меня по щеке и говорила, что я напоминаю ей кого-то.

Но быть заменой этого кого-то, скажу честно, чувство не из приятных. И всё же Эстель, не желая видеть во мне другого человека, собственноручно рвала на части всё, что могло напоминать о нём, чтобы они больше не перекрывали меня.

По итогу я, конечно, сгорел, но это уже мелочи.

— Но именно ты вывела меня наружу. Не я сам вышел – ты схватила меня за руку и вытащила оттуда.

— …

— Да, так и было. Ты, может, не помнишь… Да и, пожалуй, не поймёшь, о чём я говорю. Но так и было.

Эстель, с ошеломлённым лицом, не смогла ответить. Я подошёл к ней, вложил в её ладонь надкусанное яблоко и просто вышел из церкви.

Когда я вернулся в комнату, всё ещё полусонная Левина сидела на краю кровати и клевала носом.

— Что ты вчера подмешала в вино?

— Мне сказали, что оно помогает раскрепоститься… должно быть мне попалось бракованное.

Ответив мне, Левина протёрла глаза, встала, зевнула и ногой толкнула валявшуюся на полу бутылку, отчего та покатилась в сторону.

— А ведь я принесла хорошее вино, между прочим.

Левина поднялась, собрала разбросанные бутылки, убрала со стола и сказала:

— Кстати, сегодня тот самый день.

Я, перенося бутылки, которые она собрала, к выходу, спросил:

— Что за день?

— Мы поедем в поместье Беллуж. Из-за расторжения помолвки.

Я вспомнил, как Серафина пришла ко мне за помощью найти ей комнату, так как её изгнали из семьи за то, что она сожгла родовой особняк и близлежащие пшеничные поля.

— Почему ты так спешишь с этим?

— Просто кажется, что если не сделаю всё быстро – будет поздно. Интуиция. Поэтому я и хотела напоить тебя и утащить с собой, но не думала, что сама первой вырублюсь.

Сказав это, Левина подошла ко мне, положила руку мне на плечо и слегка сжала. Крепко обняв меня, она прошептала у самого уха:

— Что, не хочешь отпускать её?

— Отпускать или нет – решать не мне.

Когда я выбросил мусор и открыл окно, в комнату ворвался прохладный ветер.

— Серафина, эта нерешительная девчонка, у которой, кроме внешности, нет ни одного достоинства – что она вообще может сделать?

— …

— Ты же сказал, что что останешься рядом со мной, что будешь меня защищать, что любишь меня.

Произнеся это, Левина слегка прикусила мне ухо и выдохнула. От щекочущего ощущения я оттолкнул её, и она, покраснев, сцепила руки за спиной.

— Потому что мы семья, я, по крайней мере, лучше той девчонки, которая даже не знает, какую жизнь ты прожил.

То что моя сестра передо мной делила со мной все мои мучительные воспоминания о детстве – это правда.

— Я тоже понимаю, что со мной не всё в порядке. Но ведь мы так выросли в таком месте.

Левина подошла ближе и погладила меня по щеке. Потом провела пальцем по губам, слегка задела зубы и, улыбнувшись, сказала:

— Так что просто останься рядом со мной. Мне и этого будет достаточно.

Я хотел было ей ответить, но в итоге решил просто подыграть. Когда демоны нападут, всё, о чём мы сейчас говорим, всё равно одно за другим рассыплется в прах.

Я уже на собственном опыте понял, что выплёскивать эмоции как дурак и припоминать ей прошлое – не решает никаких моих проблем, да и даже облегчения не приносит. И всё же, несмотря на это, не повторять ту же самую глупость – совсем не просто.

Вот почему каждый раз, когда Левина подходит ко мне вот так, я не знаю, как себя вести. Всё, что я умею, – это давать ей пощёчину, чтобы заставить замолчать. Только вот Левина считает это нормой, но я хочу оставаться добрым и терпеливым человеком. Мне не нравится бить кого-то или причинять боль, в отличие от Левины.

Даже если у нас один отец, матери у нас разные. И её мать – герцогиню – иначе чем как ходячую совокупность ошибок, я уже и воспринимать не могу. Наверное, из-за такой матери крыша у Левины и съехала наполовину.

— Как сейчас?

— Да, как сейчас.

— Тогда зачем ты хочешь разорвать мою помолвку с Серафиной?

— Потому что она меня не любит.

Левина теребила пальцы и произнесла это так, будто признаётся в какой-то мелкой шалости, как ребёнок.

— Я, по крайней мере, понимаю, кто меня любит, а кто нет.

— И зная как к тебе относятся, ты продолжаешь так жить?

— Я родилась не для того, чтобы проживать жизнь, подстраиваясь под чужие взгляды.

— ...Я тоже не особо-то тебя люблю.

— Не ври. Я знаю, что это шутка.

Мне хотелось ответить резко и даже дать пощёчину, но я сдержался. Уверен, ей бы понравилось рукоприкладство.

— Серафина уже должна быть там. Я отправила письмо графу Беллужу. Можно отправиться к ним сегодня или завтра

****

Так мы и ехали в одной карете с Левиной, болтая о всякой ерунде, не имеющей ровно никакого смысла.

Дорога к поместью графа Беллужа была спокойной. Стоило выехать за пределы столицы, как уже через час пейзаж за окном полностью изменился.

Исчезли неуклюже высившиеся здания и запутанные переулки – всё вокруг заливала бескрайняя равнина.

Дорога была хорошо загрунтована. Колёса кареты перекатывались по гравию, изредка выбивая мелкие камешки, а лошади мерно стучали копытами по плотной земле.

Стоило открыть окно, и в салон ворвался смешанный аромат земли и свежей травы.

Солнце светило тепло, но не жарко. Мягкое, приятное тепло окутывало пространство внутри кареты.

По обе стороны дороги тянулись золотые пшеничные поля, уходящие за горизонт. Когда поднимался ветер, колосья дружно склонялись, а затем снова выпрямлялись.

Вдалеке мягкими изгибами тянулись невысокие холмы, за которыми угадывались смутные синие силуэты гор. На голубом небе не было ни единого облака.

Изредка в вышине пролетала пара неизвестных птиц, и их крики едва доносились до ушей.

У обочины цвели полевые цветы. Жёлтые, фиолетовые и белые бутоны покачивались на ветру.

Иногда карета проезжала через небольшие деревушки. Жители бросали на нас равнодушные взгляды, а затем спокойно возвращались к своим делам.

По обочине бегали дети, их смех уносился ветром далеко вдаль.

Теперь я начинал понимать, почему отец говорил, что хотел бы жить именно здесь – настолько умиротворённым казался этот пейзаж.

Эта тишина и покой навевали сонливость. Левина уже клевала носом напротив меня.

На душе было лениво и спокойно.

В какой-то момент я уловил носом слабый запах гари, и чем ближе карета подъезжала к поместью Беллуж, тем сильнее этот запах становился, пока не превратился в удушающий дым.

Я велел кучеру остановиться, вышел на дорогу и, застыв на месте, уставился туда, откуда поднимались клубы дыма.

Особняк, наполовину рухнувший, полыхал в огне.