Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
6 Первая

В комнате стояло тяжёлое, тошнотворное зловоние – смесь крепкого алкоголя, запаха крови и густого табачного дыма.

Левина всегда презирала подобное. Всё неухоженное, неподконтрольное, уродливое и грязное вызывало у неё отвращение.

Её взгляд был прикован к сводному брату, растянувшемуся на кровати словно тряпичная кукла.

Он лежал неподвижно, перепачканный кровью и грязью.

Лишь слабое, неровное дыхание нарушало тишину комнаты.

Равин был олицетворением всего того, что она ненавидела.

Но сейчас в её голове не было ни привычного презрения, ни холодной ненависти. Только странное, скребущее изнутри чувство, которому она сама не могла найти объяснения. Оно было непривычным. И неприятным.

Левина медленно поднялась с дивана. Каблук её туфли задел пустую бутылку, валявшуюся на полу.

*Дзынь*

Стекло прокатилось и глухо застучало по полу, отдаваясь эхом в пустоте комнаты.

Не обращая на это внимание, она сделала один шаг за другим и подошла к кровати, где распростёрся Равин.

Вблизи его вид оказался ещё более жалким.

Рассечённые губы, опухшая щека, и сквозь разодранные лоскуты формы проглядывали синяки, покрывшие тело.

«Опять семейный позор натворил дел.»

В обычной ситуации Левина именно так бы и подумала. Это был самый логичный и простой вывод.

С самого начала семестра по смехотворному поводу он вызвал на дуэль Кайла – простолюдина, занимавшего второе место по успеваемости в академии. И он с позором проиграл, тем самым бросив тень на имя Эдельгард. За всё время учёбы он не достиг ни прогресса, ни успехов – лишь новую дурную славу.

Он ошивался с отбросами, влипал в драки, а несколько дней назад и вовсе, прикрываясь родовой властью, вломился в запретное книгохранилище и оказался замешан в истории с призванным монстром. Безнадёжный идиот.

Левина знала, что Равин на самом деле лишь вошёл в книгохранилище и не имел никакого отношения к самому инциденту. Но никому, кроме отца, она этого не сказала. И не собирается никому сказать.

Ни истина, ни ложь не имели значения: Равин всегда оказывался в эпицентре бед. Этого одного было достаточно, чтобы заслужить осуждение.

Таков был её выбор. Так было в прошлом, так будет и сейчас.

Но сегодня она пришла сюда не для того, чтобы снова осудить его. Её цель была иной: передать последнее уведомление отца.

«Даже если он сам решит остаться в академии – немедленно его отчислить. Всю поддержку со стороны рода прекратить, и отречь от семьи.»

Таков был приговор.

Она пришла сюда, чтобы передать его. Чтобы окончательно подвести черту под этой гнетущей связью.

Сама Левина давно хотела, чтобы Равина выгнали.

Чем больше пытаются ему помочь – тем ниже он падал. Стоит наказать его – как он с покорностью принимал наказание, а затем снова творил ту же чушь.

Она не желала больше называть этого бастарда братом. Не желала, чтобы её продолжали связывать с безумцем, позорящим её семью.

Рука протянулась сама собой. На миг – совсем на короткий миг – она замерла в нерешительности.

Пальцы коснулись его губ, перепачканных кровью, скользнули к виску и смахнули холодный пот. Левина будто очнулась, испуганно отдёрнула ладонь… но так и оставила её зависшей в воздухе.

Нет, не из-за отвращения. Не из-за грязи.

По какой-то причине у неё было странное, необъяснимое ощущение: будто стоит ей отвернуться, и Равин умрёт.

Эта была лишь чистая интуиция, не подкреплённая никакими доводами.

Левина всерьёз задумалась: не сошла ли она с ума. Сердце сдавливали непонятная грусть и вина, а к горлу подступала тошнота.

Пальцы всё ещё висели в воздухе, словно упирались в невидимую преграду. Но в конце концов она отдёрнула руку.

Она не хотела сама разбираться с этим. Зачем, если есть более простой путь? Как всегда – переложить дело на кого-то другого.

Так же, как прежде, когда каждый раз, стоило найти предлог, она превращала Равина в помойное ведро для своих эмоций, убеждая себя, что это «искренние советы» или «жёсткие, но честные наставления».

Левина никогда не понимала, зачем он тянется к алкоголю, к сигаретам, а может, и к наркотикам. Для неё это было лишь проявлением слабости характера.

Но сейчас… сейчас ей казалось, будто она чуть-чуть начала догадываться.

Трезвым оставаться в этой комнате было невыносимо.

****

Антагонисты редко заслуживают свет прожекторов, когда их конец выходит жалким или нелепым. Их гибель обычно не вызывает скорби – лишь лёгкую насмешку и мимолётное злорадство.

«Собачья смерть, достойная скандального подонка», – скажут. Или – «ещё одно имя, которое Серафина больше никогда не вспомнит».

Но раз уж боль была такой острой, значит, пока что до смешной кончины дело не дошло.

Я лежал, погружённый в пустые мысли, когда вдруг услышал чужой голос:

— И вправду, всё как в слухах. Полный бардак. Пахнет спиртом, дымом… тьфу! Ты тут вообще убираешься? Это же не комната, а логово гоблина.

Голос звучал бодро, с лёгким дразнящим тоном. И странное дело – вместо похмелья и боли меня вдруг охватило спокойствие.

Я почувствовал прикосновение. Оно не холодное и не горячее, а в меру тёплое. Такое ощущение, будто эти пальцы осторожно касались моих переломанных костей и возвращали в исходное состояние.

— Обычно в такие моменты всякие мелкие дворянчики начинают орать: «Как ты смеешь меня поучать!» – и беснуются. А ты кажешься другим? Или просто до сих пор в себя не пришёл после побоев?

Я медленно приоткрыл глаза. Всё расплывалось, мир был словно залит молоком. Я несколько раз моргнул, и постепенно очертания начали проясняться.

Девушка склонилась надо мной и смотрела сверху вниз. Кажется, моя голова сейчас лежала у неё на коленях.

— …Эстель?

Из моих губ вырвалось скорее недоумённое бормотание, чем связный вопрос.

Передо мной бледное, миниатюрное лицо, обрамлённое аккуратно заплетёнными серебристыми волосами. Кошачьи глаза, чуть приподнятые к вискам, и уголки губ, будто готовые вот-вот расползтись в улыбке, даже когда она их сдерживала.

Девушка, которую весь имперский город знал как самую милосердную и прекрасную святую. И в то же время – как самую еретичную из всех святых.

— Ого? А ты что, меня знаешь, гос-по-дин?

Она была в простом белом одеянии, каком обычно носят служители храма. Но в её облике не было и тени благоговейной святости. Скорее уж походила на приезжую менестрельшу из придорожной таверны.

— Есть тут вообще такие, кто тебя не знает? Что ты, что я тут довольно известные.

— И то верно. Только тебя – по дурной славе, а меня – по хорошей.

Эстель заливисто рассмеялась.

Сквозь тело прокатывалось странное чувство, будто внутрь проникает свет, заживляющий всё изнутри.

— Всё же ты не такой, как в слухах.

— …Что?

Сколько же она меня видела, чтобы так уверенно говорить? Впрочем, я никогда и не слышал слухи про себя во всей красе.

— Ну… по слухам Равин Эдельгард куда более нетерпеливый, заносчивый и жестокий человек. Как бы сказать? Просто пустоголовый хулиган?  Поэтому я решила не иметь с тобой никаких дел. Но, увидев тебя лично,…

Она замолчала, глядя прямо в глаза, но тут же качнула головой и перевела тему:

— Ты выглядишь уставшим. Плохо спал прошлой ночью?

Задавать такой вопрос человеку, который только что валялся без сознания, мягко говоря, не уместно.

— В любом случае, я подлатала почти всё. Серьёзных проблем не будет. Левая лодыжка ещё поболит – ты её сильно вывернул. Но даже сломанный нос я вправила: на удивление неплохо смотришься. Хотя, признаюсь, не в моём вкусе.

Её пальцы оторвались от моего лица. Она усмехнулась:

— Ну? А «спасибо»? Лечение уже щедро оплатила твоя старшая сестра, но вежливость-то никто не отменял. Или у вас, в вашем великом роду Эдельгард, не учат такому?

Я напряг память. Нет, нас такому и вправду не учили.

— Не учили. Может, потому что я всего лишь бастард.

Эстель замерла, растерянно переводя взгляд то вправо, то влево, потом поспешно откашлялась:

— Эм… да, ну… это, конечно, печально. Но, слушай, ты удивительно прямой в словах.

Она вынула из-за пазухи маленькое яблоко, лениво протёрла его о подол робы и вонзила зубы в сочную мякоть. Хруст громко и отчётливо разнёсся по тихой комнате.

— Хочешь кусочек?

Она протянула фрукт ко мне.

— Когда на душе паршиво, яблоко – лучшее средство.

— Не хочу.

— Ну и ладно. Мне больше достанется.

Она пожала плечами и снова откусила яблоко. Её взгляд ещё раз скользнул по комнате: по письмам на столе, по пустым бутылкам на полу, и наконец – по моему лицу.

Я потянулся за помятой пачкой сигарет, лежавшей на столе. К счастью, внутри ещё оставалось несколько штук.

Закурив, я посмотрел на Эстель.

Я знал кое-что об оригинале. Правда, с годами воспоминания поблекли.

Например, что Серафина любила сирень и получать письма.

Что Левина предпочитала честность и откровенность.

А нынешняя святая передо мной, к моему немалому удивлению, оказалась такой же заядлой курильщицей, как и я. Правда, есть у неё несколько мелких черт, которые, мягко говоря, портят впечатление.

Говорят, у привлекательных женщин всегда есть тайны. Но у Эстель их уж слишком много.

— Знаешь… я тут кое-какую историю слышала.

К сожалению, именно она и была настоящей виновницей происшествия в запретном книгохранилище.

Правда, эти знания не имели никакого смысла. У меня не было ни повода, ни способа противостоять высокочтимой святой, а если бы я вдруг заявил, что всё это её рук дело, – никто бы мне всё равно не поверил.

— Ты ведь не устраивал тот переполох в книгохранилище, да? Как-никак, тебя признали невиновным.

Вместо ответа я просто выпустил длинную струю дыма. Эстель, получив облачко прямо в лицо, изогнула губы в странной гримасе.

Наверное, скажи это кто-то другой – я бы прослезился от благодарности и бросился обнимать его.

Но услышать такие слова именно от той, кто способствовал, чтобы из  книгохранилища вырвались чудовища, – вызывало какое-то странное чувство.

— Ты вообще слушаешь? Это может очистить твоё имя.

Скорее правильнее будет сказать, что она просто «позволила» этому случиться. Она лишь помогла проникнуть в запретное книгохранилище и призвать чудовищ, но сама напрямую не сделала ничего.

Ведь изначально никакие демонопоклонники не могли бы тайком пробраться в академическое книгохранилище. Разве что так же, как я – пользуясь именем семьи и устраивая скандалы.

— Это ведь ты сделала?

Эстель замерла, не дожёвывая яблоко, и уставилась на меня. Её глаза лукаво сузились, будто она находила это забавным.

— Я? Почему ты так решил?

— Ну… просто так показалось.

В тот же миг рука Эстель метнулась молнией и выхватила у меня изо рта сигарету. Я лишь тупо уставился на её движение.

Если бы я получил удар её кулаком, а не кулаками Маркуса, моя голова наверняка разлетелась бы в клочья, превратившись в месиво.

— Как много ты знаешь?

Её прищуренные глаза блеснули, уголки глаз чуть приподнялись.

Она без всякого смущения поднесла к губам сигарету, в которой ещё оставалась слюна постороннего мужчины. Глубоко затянулась, а затем, выпустив облако мутного дыма прямо мне в лицо, усмехнулась.

— Отвратительно. В следующий раз возьми что-то подороже, гос-по-дин~.

Её голос звучал легко и весело, словно она обсуждала какую-то соседскую сплетню.

Но её тон совсем не соответствовал серьёзности происходящего.