Я кивнул.
— Мы же и так уже друзья, разве нет?
— …А, мм. Знаешь, это правда приятно слышать.
При этих словах Кайл озарила меня ослепительной улыбкой.
— Точно. Мы ведь вместе тренируемся, болтаем, гуляем. Значит, мы и так уже друзья.
Даже под ночным небом эта улыбка казалась отчётливо яркой. Интересно, только мне кажется, что она светится в темноте, или она и вправду светится?
Я некоторое время растерянно смотрел на Кайла, потом спросил:
— Ты это сейчас… пытаешься меня соблазнить?
Кайл удивлённо посмотрела на меня, словно я сказал полную чушь.
— Что?
Похоже, она и сама не замечала, как она может выглядеть в глазах других. Впрочем, неудивительно, если всё это время она жила как мужчина.
— …Нет, ничего.
— А, кстати, у тебя нет ничего, что ты хотел бы сделать только с другом?
Спросила Кайл слегка воодушевлённо. Я чувствовал в её голосе лёгкое предвкушение.
— Что бы я хотел сделать?
— Ну, я просто… я, то есть, записывал в блокнот всякие вещи, которые хочу попробовать сделать, если когда-нибудь заведу друга.
— Не то чтобы я особо об этом думал.
На лице Кайла появилось лёгкое разочарование, уголки её губ чуть опустились.
— А ты бывал когда-нибудь в торговом районе?
— …В районе, где чашка кофе и десерт стоят как одна дневная зарплата?…
Я задумался, не зная, что ответить, и невольно ляпнул первое, что пришло в голову:
— Не переживай, за всё заплатит Левина. А если начнёт упираться – можно просто взять из её ящика, так что о деньгах не думай.
— …Теперь я понимаю, почему наследница Эдельгард всё время называла тебя мусором.
— …
****
После того, как Кайл рассказала мне правду, в целом ничего особенно не изменилось. Ожидать чего-то только потому, что друг, которого я считал парнем, оказался девушкой, – само по себе звучит довольно странно.
Разве что я теперь могу спокойно вздохнуть, зная, что в том, что у меня ёкало сердце при виде Кайла, не было ничего неправильного – хотя бы в этом есть небольшое утешение.
Теперь-то мы друзья, так что и думать о подобных вещах больше незачем.
Так или иначе, я бездельничал в комнате, то листая книгу, то просто пуская время на самотёк, когда вдруг открылась дверь.
Линетта, открыв её, заглянула в щель и, увидев меня, удивлённо распахнула глаза.
— …Молодой господин?
Она вошла внутрь, и, заметив, как я разлёгся в кресле с книгой в руках, чуть вздрогнула. Закрыв за собой дверь, сделала несколько шагов ко мне.
— В прошлый раз… когда вы вот так сидели, всё закончилось скандалом между вами и госпожой… то есть, с леди Серафиной.
— …«Госпожой»[1], говоришь? Это она велела тебе так её называть?
Линетта ничего не ответила. Только посмотрела на меня с каким-то сложным, растерянным выражением.
— Серафина тебя не сильно мучает?
— … Господин, а имеете ли право такое спрашивать после всего, что сделали?
— Ещё какое имею. Я ведь даже пощадил тебя, хотя ты еретичка.
Её взгляд скользнул по моему лицу, по стулу, на котором я сидел, и потом к углу комнаты.
— Для еретика со мной обращаются довольно мягко. По крайней мере, мягче, чем в церкви.
Ну, если вспомнить, что церковь предпочитает жечь людей заживо, то, наверное, да – «мягко». Хотя если подумать, Серафина и Линетта иногда даже вместе заходят в комнату.
Не хотелось бы вникать в это глубже.
— Хватит болтать. Принеси мне кофе.
Линетта тихо вздохнула. Она подошла к полке, выбрала чашку и начала варить кофе.
Подняв чайник, она стала лить воду на фильтр, как друг её тело словно застыло. Её руки совсем не двигались и лишь пальцы едва заметно подрагивали.
Даже когда вода начала переливаться через край, она не остановилась. Чёрная жидкость стекала по стенкам чашки и капала на стол, растекаясь по его поверхности.
Запах кофе наполнил комнату. А потом оно добралось и до пола, впитываясь в дерево.
Я не стал ничего говорить и просто наблюдал за ней.
Линетта, отрешённо глядя на чашку, заметила, как кофейная гуща поднялась через бумажный фильтр и перелилась прямо в кружку. Тогда она убрала всё в сторону, достала новую чашку, заново положила фильтр и молотый кофе, залила кипятком и снова начала заваривать.
На этот раз вода не перелилась. Она ещё долго смотрела на кружку, потом взяла её и поставила передо мной.
Чёрная жидкость тихо дымилась, выпуская лёгкий пар.
Я поднял чашку и слегка смочил губы. Горьковатый вкус задержался на кончике языка.
Линетта смотрела на меня, пока я пил. Она стояла молча, не шевелясь.
Комната была тесной – типичная комната для слуг, где всё находилось буквально на расстоянии вытянутой руки. Или, другими словами, для двоих тут места маловато. Да и на одного человека место едва хватало.
Но, по крайней мере, в отличие от моего первого визита, комната выглядела чуть иначе. Возможно, потому что здесь обжилась Линетта.
На пустом прежде подоконнике стоял маленький горшок с растением, у изголовья кровати лежали несколько потрёпанных книг. В воздухе смешивались лёгкий аромат кофе, запах выстиранной ткани и едва уловимый, свойственный только Линетте, запах её тела.
Я сделал ещё один глоток. Линетта всё так же смотрела на меня. Её глаза казались какими-то мутными.
— Знаешь, что стало с твоей деревней?
— Наверное, все мертвы.
Спокойно ответила Линетта.
— Ты спокойнее, чем я ожидал.
— Потому что у меня нет права даже умереть.
— Почему же? Повеситься не пробовала?
Как тогда. Тогда, когда она ушла, оставив меня одного.
Но кто меня тогда оставил – Линетта, которая сейчас перед моими глазами, или безымянное существо в её теле?
Линетта провела рукой по шее. Тонкие пальцы скользнули по бледной коже.
— Думаю, это будет ужасно больно.
— Скорее не больно, а унизительно.
— Вы хотите, чтобы я умерла?
Спросила она.
— С чего ты взяла, что я захочу этого?
— …Я ведь еретичка, скрывавшаяся в поместье молодого господина.
— Из-за такой ерунды я бы не сказал тебе умереть. Просто… если жить станет невыносимо, умереть, может, и неплохой выход.
— Я боюсь смерти. Так что воздержусь.
И несмотря на страх, она всё равно ушла, оставив меня одного.
Если быть откровенным, то я отдал Линетту Серафине не просто потому, что она сможет присмотреть за ней. Но и потому что я боялся вновь увидеть ту сцену. Если бы это произошло, то я бы ещё месяц ходил бы с дурным чувством на сердце.
Да и я уже не уверен, стоит ли пытаться сблизиться с ней вот так. Но единственной, кто подошёл ко мне, когда я метался, не зная, куда идти, кто остался рядом, кто стал для меня опорой, была именно Линетта.
— Я слышал кое-что от Кайла.
— Братец Кайл? Но ему и рассказать-то нечего.
— Он сказал, что в какой-то день ты будто изменилась, словно кто-то другой подменил тебя изнутри.
— …Что именно вы хотите услышать?
— Тот, кто был внутри раньше, куда делся?
— Кто знает. А вы как думаете, куда?
Глаза Линетты чуть округлились. В этом взгляде было что-то знакомое.
В ту ночь – ту самую, когда я разбил ей голову камнем, – в её глазах не было этого выражения.
Может, поэтому Линетта , что стоит сейчас передо мной, кажется той же, из тех дней, когда мы жили в особняке.
Я поставил чашку на стол с глухим стуком и тихо произнёс:
— Красивые у тебя руки. У Кайла, впрочем, они грубее. Так что думаю ничего страшного, если он потеряет пару ногтей.
Линетта сжала губы, потом дрогнувшим голосом произнесла:
— Кайл ничего не знает. Он никогда толком не ладил с жителями деревни и только избегал всех.
— Всё равно вы ведь из одной деревни. Разве он не должен хоть что-то знать? Знаешь, вместо того, чтобы запирать такую милашку в темнице, мне кажется, что лучше будет если я буду допрашивать тебя обнажённой перед парнишкой с израненными пальцами.
— …Что вы хотите?
— Шучу. Я ведь не стал бы делать такое со своим новым другом Кайлом.
Она сейчас просто притворяется, защищая Кайла, или действительно пыталась его уберечь?
Может ли чудовище, которое занималось человеческими жертвоприношениями, каннибализмом и прочими мерзкими делами, вообще быть способным желать кого-то защитить?
А то мясо в рагу, которое мы ели в деревне, чьё оно было? Не то чтобы мысль о том, что я ел человеческое мясо, вызывала отвращение или ужас, но есть его снова мне бы точно не захотелось.
Когда кругом столько добротных свиней, коров, кур и овец, зачем, спрашивается, обязательно жрать людей?
Нет, если подумать… всё-таки это немного неприятно.
Зная, что с моим характером без неё мне не с кем даже словом перемолвиться, она всё равно ушла первой. И при этом она говорила, что не хочет оставить меня наедине в Левиной… Неужели она мне всё это время лгала?
А может, и нет. Иначе зачем бы она тогда так щедро кормила меня человечиной – чуть ли не засовывая в рот пригоршнями?
Я ведь даже спрашивал, из чего это сделано, но она так и не сказала.
Впрочем, выходит, она просто умолчала, а не солгала.
— Была у меня одна знакомая. Она мечтала накопить денег и уехать в столицу.
Сказал я, сложив руки.
— Говорила, что хочет сбежать из своей унылой деревни, пройтись по шумным улицам города и зайти в кафе, где витрины ломятся от красивых десертов.
— …Она довольно похожа на меня.
— В эти выходные пойдём туда. А, да, и Кайла возьмём с собой. Пусть посмотрит, как живут нормальные люди, и подавится от зависти.
Даже если она вновь потеряет разум и кинется на меня, убить одну Линетту – не проблема. Так что всё должно быть в порядке.
— Я не понимаю.
— Что именно?
— Зачем вы вообще прицепились ко мне? Я ведь еретик. В отличие от вас, я росла в совсем противоестественных условиях.
Услышав, как Линетта будто выплёвывает эти слова, я слегка опустил голову и тихо ответил.
— …Считай это чем-то вроде твоей премии.
За то, что поиграла с бедным господином, у которого не было ни одного друга.
Хотя, конечно, она всё равно этого не поймёт.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Примечание:
1. Снова особенности корейских титулов. 주인마님 переводится как госпожа, но есть нюанс. Это обращение используется по отношению к жене того, кому подчиняется слуга.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления