Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
156 Тоскующая надежда

— …Ваше Святейшество?

Во время службы я лечила раненых, и за тех, чья жизнь была тяжела и полна страданий, произносила хвалу Господу, в которого сама уже давно не верила. И пока я изрекала эти пустые слова, воспоминания начали ко мне возвращаться.    

— Ах… на чём я остановилась?

Слова на раскрытом передо мной священном писании вдруг перестали различаться. Они расплывались и таяли, будто не хотели складываться в предложения.

И тогда я увидела Равина. Кажется, это было в тот день, когда я, как обычно, возвращалась после зачистки деревни еретиков. А когда вернулась, Равин уже горел на площади.

Я, обняв Равина, привязанного к деревянному столбу, продолжала то возносить молитвы Господу, то срываться проклятиями на Него, но в конце снова молила о Его помощи.

Когда я пошатнулась, наблюдая за этим видением, стоявший рядом священник поддержал меня за плечи. В этот момент у уха послышался шёпот:

— Ваши родители будут гордиться вами, когда увидят, как вы вернулись после очищения еретиков. Ради них сохраните своё достоинство и не теряйте хладнокровия.

— Я буду помнить тебя всегда. Даже после смерти. И буду любить саму память о том, что ты когда-то любила меня.

— Святая тебе обещает – когда ты умрёшь, ты будешь гореть в аду.

На миг лицо священника слилось с образом того, кто сжёг Равина, и я едва не ударила его кулаком в челюсть.

Всё из-за того, что мои мысли путались из-за наслаиваемых чужих голосов. К счастью, среди них звучал и мой собственный, и именно это удержало мой кулак.

После смерти Равина я, к своему удивлению, держалась довольно спокойно. По крайней мере, внешне.

Я удержала Левину, когда та пыталась покончить с собой, иногда крепко обнимала её, но чаще всего мы просто проводили дни с отрешёнными лицами, не зная, что сказать друг другу.

А иногда, когда в церкви никого не было, я плакала.

Святая не должна плакать. Не знаю почему, но моя сила ослабла – я стала настолько слабой, настолько бесполезной, что даже не была уверена: стоит ли и дальше называться святой? Если умрут ещё больше людей, а еретиков станет больше, – не ослабнет ли тогда моя сила окончательно?

Когда я вижу себя рядом с Равином – смеющуюся, ведущую с ним глупые, но приятные разговоры, – мне кажется, будто я вижу сладкий сон. И если бы могла видеть это вечно, я бы без колебаний отдала за это всю свою жизнь.

А потом я вспомнила: даже после нашей свадьбы между мной и Равином будто оставалась невидимая стена. От этого воспоминания почему-то стало тоскливо.

Я была счастлива, но в то же время и нет. Потому что иногда я сомневалась, любил ли он меня вообще.

— …У вас неважный вид, Ваше Святейшество. Может, вам сегодня стоит отдохнуть?

— …Хорошо. Так и сделаю.

— Я попрошу горожан приготовить сегодня что-нибудь особенное. Уверен, все захотят хоть немного порадовать святую, которая спасла этот город.

— Ах… передайте им мою благодарность и благословение. Я приму с радостью.

Равин обо всём знал. Он один знал, что мир из раза в раз, снова и снова, разрушался и возвращался обратно… и знал, что он снова встретится со мной.

Наверное, всё это время ему было одиноко, ведь я помнила лишь моменты его смерти.

С самого первого момента, когда я встретила Равина, и до сегодняшних дней, я всегда была рядом с ним. Так почему же я не вспомнила раньше?

Время повторялось снова и снова, так почему же, едва увидев Равина, я не узнала его сразу?

Почему всплывали только воспоминания о его смерти? Ведь я так нежно, так отчаянно любила его.

Это не было каким-то наваждением. Я всё-таки не сблизилась с Равином только из-за его лица. Всё это – результат накопленного, слоя за слоем, времени.

Сколько бы раз я ни умирала, сколько бы раз ни ожила снова – я всегда была рядом с Равином.

Мы даже были мужем и женой однажды.

Всё это не было случайным влечением. Это никогда не было той поверхностной любовью, о которой с пренебрежением высказывалась та женщина, Серафина.

Равин обо всём помнит. И, наверное, он был разочарован тем, что я не смогла ничего вспомнить.

Поэтому мне нужно срочно побежать к нему прямо сейчас и дать ему знать, что я его не забыла. Ведь единственная, кто по-настоящему, искренне любит его – это я.

И те слова, которые я ему бросила… что он не любил меня по-настоящему… Я хочу извиниться за них.

Потому что он действительно любил меня. Ведь если бы мы поженились, завели ребёнка, а затем провели бы остаток той жизни вместе… это стало бы для него невыносимым проклятием.

Он знал, что конец всё равно настанет. Вот почему он оттолкнул меня. А я ничего не понимала. Как я могла, забыв даже о нашей такой нежной, такой тесной связи, сказать те ужасные слова? Из всех именно я.

Оглядываясь на эти воспоминания, перед глазами встали его чокнутая сестра Левина, которая цеплялась за своего родного брата, и Серафина, которая вечно сомневалась в любви к своему жениху. Дорожили ли они вообще Равином?

Вспоминая то, как они обращались с ним, как со своей любимой игрушкой, я вдруг поняла, почему была избрана.

Однажды, девочку чуть старше десяти лет, – у которой не было денег, чтобы заплатить священнику за лечение больного брата, хотя и жила когда-то в достатке – Небеса избрали её своей посланницей.

Я стала святой девой, что несла на себе волю Господа и Его божественную силу. Но я не понимала причин, почему я обрела эту мощь. Сколько бы еретиков я ни сожгла, мир от этого не становилсяся лучше. Так зачем тогда Небеса обрекли меня на такую тяжёлую жизнь? Но теперь я знаю.

Моим долгом было полюбить Равина, спасти его и сделать счастливым!

Чтобы спасти Равина – от его неестественно могущественной невесты, силы которой заставляли сомневаться, не возглавляет ли она сама демонов, и от Левины, настолько коварной, что казалось, будто в её нутре клубятся сотни пожирающих людей чудовищ, – нужна была бы как минимум святая.

Всё это было предопределено с самого рождения.

То что я люблю Равина, а Равин любит меня – предначертано судьбой, поэтому нам суждено вновь обвенчаться в церкви. Теперь это не просто моя фантазия, которую я порой представляла в мыслях!

Теперь те скучные и бессмысленные откровения, о которых я лишь вычитывала с священных писаниях, я, наконец, прочувствовала их всем телом.

С этими воспоминаниями, возвращёнными Господом, я целую неделю жила лишь одной мыслью – что на этот раз я спасу Равина.

И вот настал день нашей встречи. Но стоило мне вернуться в город, как я услышала совсем не радостные вести.

— С-святая! Пожалуйста, убедите остальных вернуться на фронт! С тех пор как он погиб, так и не проведя похороны, никто из них не выходит из церкви – ни герцогиня, ни госпожа Серафина, ни даже сам герой!

Отчаянно взмолился мужчина, лицо которого я вроде бы часто видела, но имя не помнила.

Произнеся это, он повёл меня к церкви – не той, где обычно проходили службы с солдатами, а другой, стоящей чуть в стороне от городской площади. В ту церковь я, кажется, ещё ни разу не заходила.

Всё ужасно. Стоило мне вернуться – и Равин уже мёртв. А я всё ещё жива.

Не может быть, чтобы его смерть была волей Господа, так что после смерти Равин вернётся. Не знаю как, но это произойдёт.

И тогда он снова будет любить меня, заботиться обо мне, обнимать меня. Правда, не знаю, станем ли мы в следующий раз супругами.

Интересно, сколько вспомнит следующая «я»? Когда я, наконец, догоню Равина?

Я ведь святая, получившая откровение Небес, значит, когда-нибудь это непременно случится.

Но я не хочу понимать одного: почему именно в тот миг, когда меня не было рядом, и именно после того, как я всё вспомнила, Равин должен был умереть?

Неужели сам Господь, которого я никогда не видела, решил испытать меня? Достойна ли я быть святой?

Разве недостаточно того, что я столько раз умирала и была свидетелем смерти Равина? Я, конечно, лично этого не испытывала, но те воспоминания крепко отпечатались в моей голове вместе со всеми вязкими чувствами, к которым я не могу привыкнуть, из того времени.

Внутри церкви всё тоже казалось странным и чужим. Тело было закрыто крышкой гроба, поэтому в воздухе должен был стоять гнетущий, зловонный запах. Но почему-то от гроба тянуло лёгким, сладковатым ароматом.

Неужели даже разлагаясь, тело Равина пахнет сладко? Может, это из-за того, что и при жизни у него был приятный запах? Особенно в те дни, когда он не пользовался этими духами с ароматом сирени.

В любом случае, раз запаха гнили не ощущается, то, скорее всего, Левина полностью заморозила гроб.

Кайл лежала прямо на холодном каменном полу, бормоча что-то себе под нос. А Левина, с наброшенной на голову порванной фатой, сидела рядом, улыбаясь странной, почти блаженной улыбкой, словно действительно была счастлива.

Серафина сидела, прислонившись к гробу, свернувшись клубком. Зашуршав, она подняла голову, встретилась со мной взглядом и, не сказав ни слова, чуть кивнула, как бы приветствуя меня.

И ещё – служанка, о которой рассказывал Равин, из деревни еретиков, кажется. Она, забрав грязную посуду, убиралась в церкви.

На вид она не выглядела особенно подавленной, но под глазами всё же были заметны следы слёз. Неужели и к ней он прикасался?

Кто бы сейчас на них ни взглянул, никто бы не признал в них благородных героев, защищавших восточный рубеж империи… если бы я не знала их, то назвала бы их просто сборищем обезумевших женщин.

Я не стану вести себя так, как они, только потому что Равин умер. Ведь только я знаю, что после смерти всё вернётся.

Сейчас я просто продолжу сражаться с демонами – если повезёт, то доживу до старости и умру своей смертью, а если нет, то просто погибну молодой.

И всё это время я буду ждать дня, когда снова встречу Равина. А эти жалкие, потерянные женщины пусть и дальше будут гнить здесь.

Господь не объясняет причин – он отвечает только молчанием. Равин тоже никогда не отвечал прямо.

Также как я никогда не получала ответов на молитвы, Равин тоже уходил от моих расспросов.

Во всём этом был смысл. То, что я родилась в бедной семье. То, что потеряла младшего брата. То, что, несмотря на всю мою изломанную душу, именно я получила откровение и стала святой. И то, что встретила Равина – тоже.

Таков Божий промысел: я должна встретить его и полюбить. Даже если бы я попыталась отвергнуть это, всё равно не смогла бы – ведь это предначертано судьбой так же, как и моё предназначение быть святой.

Значит, даже после смерти я буду помнить Равина. Так же, как и сейчас в этой жизни.

Если не получится в следующей жизни – значит вспомню в той, что будет после. А если и тогда не получится – то в следующей.

Пути Господни неисповедимы, но Он стремится обнять любовью всё, что существует под Небесами.

Равин тоже любит меня… также как и других женщин. Хоть мне это не по душе, но, наверное, иначе и быть не может.

Ведь Равин… возможно, сам Господь Бог, или Сын Божий.

Поэтому воля Господа такова: Он хочет, чтобы я спасла Равина и чтобы мы полюбили друг друга.

И теперь тот отвратительный, тёмный Бог, что жил во мне, вдруг начал казаться единственным истинным и по-настоящему добрым, прекрасным и исполненным любви божеством, каким и должен быть Господь на земле.

Поэтому, я, как Дочь Небес, должна сойтись с Равином.

Даже если он – Сын Небес, переплетение наших судеб, пожалуй, не будет считаться грехом.

В конце концов, он ведь и с Левиной предавался утехам, так что на такой пустяк Господь точно закроет глаза.