На следующее утро меня разбудил стук в дверь. Хотя, точнее сказать, я и не спал вовсе – после ухода Левины я не мог сомкнуть глаза.
— Равин, ты внутри?
Раздался её голос. Я тихо отозвался:
— Входи.
Дверь открылась, и вошла Левина. На лице у неё застыло странное, чуть неловкое выражение. Она осторожно присела на стул рядом с моей кроватью.
— Вчера… я слишком остро отреагировала. Прости. Тебе, наверное, было тяжело.
Она начала с извинений. Я молчал и просто смотрел на её лицо. Вчерашней ледяной суровости в нём больше не было – осталось лишь усталость и тень вины.
— Это, наверное, прозвучит как оправдание…
Левина медленно обвела взглядом картины, висевшие в комнате, и заговорила вполголоса:
— На самом деле, Равин, сейчас у меня не так много возможностей, как кажется. Моё положение не зависит от того, насколько хорошо я владею магией или какими способностями обладаю.
Она легко запрыгнула на край стола и, покачивая ногами, продолжила:
— Хотя, нет… сказать точнее, возможностей у меня много, но далеко не за всё я могу потом расплатиться. Я хоть сейчас могла бы столкнуть мать, что ненавидит тебя, с террасы. Но… всё равно это много не изменит.
Передо мной предстала совсем иная – почти детская – сторона её сущности, никак не вяжущаяся с привычной безупречной собранностью. И, конечно же, сам «Равин» никогда прежде не видел Левину такой.
— У меня нет никого, кому я могла бы показать себя в таком виде… и никого, кто вообще хотел бы это видеть. Ты же понимаешь, да? Ах, конечно, я знаю, что это мой выбор.
Сказала она с лёгкой, почти смущённой улыбкой.
— И всё же иногда… мне становится душно. Не то чтобы чувствовала себя опустошённой или потерянной… но такие вот чувства иногда всплывают.
Левина взяла со стола ручку и начала лениво перекатывать её в пальцах.
— Я всё думаю: сколько ещё нужно ждать, сколько ещё усилий приложить, чтобы однажды перестать обращать внимание на родню, на мать, на тебя, на всех вокруг и просто действовать так, как хочу? Но поскольку ты уже рядом со мной, мне кажется, что я почти достигла своей цели…
На эти слова я спросил всё так же тихо:
— Так что же ты на самом деле хочешь мне сказать?
Левина лишь пожала плечами, улыбнулась и прекратила крутить ручку, легко положив её обратно на стол.
— Это просто пустая болтовня. Старшая сестра ведь может иногда пожаловаться младшему брату, верно?
Мы молчали какое-то время. Солнечный свет, пробиваясь сквозь окно, освещал клубящиеся в воздухе пылинки.
Я не хотел слышать голос Левины. Не то чтобы он был неприятен, просто слушать его не хотелось. Будто с каждой её фразой становилось всё труднее дышать.
— Эстель говорила… Ах, ты, наверное, не знаешь её по имени. Святая…
Снова заговорила Левина.
— Она сказала, что та служанка почти поправилась. Когда будешь готов, я устрою вам встречу.
После этого Левина ушла из комнаты, и с тех пор прошло примерно три дня. Все эти три дня я не выходил наружу.
Иногда Левина заходила, принося какую-нибудь еду своего приготовления, заявляя, что мне нужно есть и горячее, однако и это было совершенно безвкусным. Иногда останавливалась ненадолго, чтобы проверить, как я выгляжу.
И, как и обещала, она устроила нам с Линеттой ужин наедине.
Это была небольшая столовая особняка. Ею пользовались так редко, что в воздухе смешивались запах свечного воска и старого дерева, перебивая лёгкую затхлость.
Я пришёл раньше и уже сидел за столом, когда через какое-то время дверь открылась и вошла Линетта.
На ней было белое платье, а не та старая поношенная форма служанки, что она носила в флигеле. Лицо её всё ещё оставалось бледным, но по сравнению с прошлым в нём проступил лёгкий румянец.
— Господин! Ах нет, что я… мы же договорились звать вас Равином. Равин, я так рада снова видеть вас! Честно, даже словами не передать, как я счастлива.
Линетта улыбнулась так же ярко, как прежде. Но в этой улыбке что-то резало глаз – она казалась неестественной, словно тщательно прорисованная прекрасная, но безжизненная картина.
— Никогда бы не подумала, что госпожа-наследница сделает для меня столько. Наверное, это значит, что я, в конце концов, выбилась в люди, да? В честь этого обязательно куплю вам в столице кучу вкусностей, господин! Вы ведь так любите, когда вас угощают!
Она села напротив меня. Слуги молча внесли блюда: тарелку горячего супа, свежеиспечённый хлеб и аппетитно выглядевший стейк.
Мы начали трапезу молча, и единственным звуком, заполнявшим столовую, был звон ножа и вилки о посуду.
— Кстати… как вы всё это время жили?
Первой нарушила тишину Линетта.
— Да так, в комнате сидел, книги читал. А ты?
— Ну, я-то… целыми днями просто лежала…
Она подняла нож, собираясь нарезать стейк, но вдруг замерла.
— Как себя чувствуешь?
— Ах, уже всё прошло! Я теперь совершенно здорова!
Поспешно ответив, Линетта затем украдкой взглянула на меня и вновь принялась за еду. Казалось, она собиралась что-то сказать, но всякий раз останавливалась, не решаясь открыть рот.
— Господин… то есть, Равин…
Наконец тихо произнесла Линетта. Она опустила голову, уставившись только в тарелку.
— Вы разве… не ненавидите меня?
В её голосе проскользнула едва заметная дрожь.
— С чего бы?
— Ну… ведь я… пыталась убить вас.
Её слова становились всё тише.
— Всё в порядке. Это же я сам отобрал у тебя бокал и выпил.
После этого Линетта замолчала. Я же поспешил сменить тему – не хотелось разговаривать с ней о мрачном. Впрочем, я и вообще ни с кем в мире не хотел заводить такие разговоры.
— Кстати, здесь тебе не было неудобно? Как тебе главный особняк?
— Ах, да! Совсем нет! Я раньше только представляла себе на основе слухов, насколько главный особняк огромный и роскошный, но пожив здесь – это ощущается совсем иначе. Разница просто колоссальная. Даже когда я впервые вошла во флигель, у меня челюсть отвисла от удивления, но главный дом всё же несравним.
С восхищением ответила Линетта.
— Да, он большой.
Отозвался я равнодушно. С этим домом у меня было не так уж много хороших воспоминаний.
— А ещё я впервые встретила святую! Она словно сошла с картины, такая красивая. И даже благословение мне даровала.
С улыбкой добавила она, будто искренне радуясь. Но её глаза при этом не улыбались. Взгляд у неё оставался безжизненно пустым.
— Больше нигде не болит?
— Н-нет! Хик… да, ничего не болит! Святая… она лично рядом со мной сидела, рассказывала разные истории, молилась за меня, и лечила… Так что всё в порядке…
Линетта всё ещё притворялась невозмутимой и продолжила есть. Но вдруг по её щекам потекли слёзы. Сначала одна, потом другая — они скатывались вниз и капали прямо на тарелку. Казалось, она даже не замечала этого. Не вытирая их, Линетта просто молча продолжала резать стейк.
— …Линетта.
Негромко позвал я. Её рука на миг застыла.
— Да?
Переспросила Линетта и чуть наклонила голову. Лишь тогда она неосознанно коснулась глаз и обнаружила на пальцах влажный след.
Похоже, только в этот момент она поняла, что плачет. Но растерянности на лице не появилось – словно ничего не произошло, она спокойно вытерла глаза рукавом.
— Этот стейк такой вкусный… В том месте, где я жила раньше, о такой еде даже мечтать нельзя было.
Линетта, продолжая вытирать слёзы.
— Помните, у нас мясо всегда было жёстким, поэтому, когда вы приходили, мы подавали только долго тушёное рагу. А вы, должно быть, с детства ели только вот такие блюда.
Её голос звучал привычно беззаботно, но за этой лёгкостью я ясно чувствовал спрятанное горе.
На миг она замолчала и прямо взглянула на меня. Её глаза едва заметно дрожали. И потом, почти шёпотом, словно раскрывая тайну, Линетта произнесла:
— Я слышала, что все жители деревни… погибли.
Слова её были так спокойны, что от этого они звучали почти нереально.
— Говорят, будто все они оказались еретиками.
Добавила она тем же ровным тоном и положила в рот новый кусочек стейка.
— Хотя я сама не очень понимаю… Мы в церковь редко ходили. Чтобы дойти туда, нужно было полдня идти по глухим дорогам. Может, именно это и стало проблемой.
Спокойно размышляя вслух, продолжила Линетта. Затем медленно, очень медленно пережёвывала раз за разом мягкий кусочек мяса.
— Если сама святая сказала, значит, это правда… Старосту забрали, остальных казнили… А мама…
Голос Линетты оборвался. Она лишь закусила губу, и её плечи мелко задрожали.
— Я спросила у святой, что стало с мамой. Но она только слегка улыбнулась… и не ответила ничего.
Я молчал. Сейчас никакие слова не помогут ей.
— Госпожа-наследница сказала, что святая сама возглавила отряд церковных рыцарей. Но дальше… ничего больше не рассказала.
На губах Линетты по-прежнему оставалась натянутая улыбка, но уголки на краях заметно дрожали. Эта искусственная улыбка только сильнее делала её страдания ещё более мучительнее.
— Господин, скажите… может, это наказание за то, что я встретила вас и осмелилась стать счастливой? Или же за то, что, будучи всего лишь служанкой, посмела хранить чувства к мужчине более высокого положения в своём сердце?…
Линета начала бессвязно бормотать, сбиваясь на обрывках фраз. Её голос всё больше захлёбывался в рыданиях.
— А может, это за то, что я пыталась вас убить, но даже этого толком не смогла… Или за то, что хотела покончить с собой, поэтому Бог низверг на меня кару? Может быть, потому что я выбрала жителей деревни и маму, а не вас, Равин… вот почему их всех…
Голос её сорвался, и она не смогла договорить. Она вновь потянулась к стейку, будто ничего не случилось. Но плечи её тряслись так сильно, что удержать вилку и нож было для неё пыткой.
— Линетта.
— …Да.
— Может, нам вдвоём… без других… убежать куда-нибудь? Куда угодно.
Линетта в ответ улыбнулась, но в этой улыбке не было радости.
— Я не могу никуда уйти, господин. Равин… нам некуда бежать.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления