Вскоре мы с Эстель сыграли свадьбу.
Церемония прошла в церкви крупнейшего города на землях рода Эдельгард. Всё выглядело достаточно торжественно, но сам город казался на удивление пустынным.
Людей собралось немного. Оно и понятно: демоны и чудовища действительно напирали со всех сторон. Мужчин увели на фронт, многие семьи вовсе покинули эти земли, спасаясь бегством.
Я толком не видел, как «рушится» этот мир, но в какой-то мере ощущал это даже косвенно.
Как бы там ни было, желавших любить и благословлять святую хватало, так что сама церемония прошла без проблем. Мы произнесли клятвы, обменялись кольцами и скрепили всё поцелуем.
После этого пришлось изнурённо поддерживать бессмысленные беседы с гостями. Я вытер губы салфеткой с гербом рода и уже собирался поставить бокал с шампанским на стол, когда…
*Грохот!*
Тяжёлые двери церкви распахнулись. Вошли вооружённые люди.
Одеты они были довольно опрятно, но лица и руки покрыты глубокими шрамы войны. Их облик так и дышал усталостью и отчаянием.
Впереди стоял Кайл.
Он без труда оттолкнул священников и рыцарей, пытавшихся его остановить, и подошёл прямо к нам с Эстель. Без тени колебания опустился на одно колено.
Его нога с гулким звуком ударилось о мраморный пол.
Кайл поднял взгляд на меня. В его глазах горела отчаянная мольба.
— Ваша светлость, герцог Эдельгард.
Его голос стал заметно грубее прежнего, словно его голосовые связки были разодранным в клочья.
— Демоны скоро ворвутся и в эти земли. Умоляю вас… пусть даже не в том объёме, о котором я писал в письме, но помогите нам хотя бы минимальными припасами.
Я не знал о каком письме он говорил. Даже не припоминал, чтобы получал какие-то письма. Вероятно, я просто слышал об этом вскользь от вассалов и без особого интереса сказал: «разберитесь сами».
Вместо ответа я лишь слегка улыбнулся. Не с целью насмешки. Просто я уже и не знал, какое ещё выражение нужно держать на лице.
При виде этой улыбки лицо Кайла исказилось. Жилы вздулись на кулаке, упиравшемся в пол, но он так ничего и не сделал. Лишь стиснул зубы.
Так и стоя на коленях, он поднял взгляд к Эстель. Его голос был надломлен гневом.
— Госпожа святая… Вам пора исполнить свой долг вместе с церковью.
Эстель взглянула на него холодным взглядом.
— На фронте бесчисленные люди бессмысленно гибнут без всякой надежды. Они умирают, уповая на Божью милость. А вы же…
Кайл не успел договорить — Эстель перебила его:
— Я решила жить как обычная женщина. Поэтому прошу вас уйти.
Её голос был холоден, как лёд.
— Но вы всё ещё остаётесь святой! Если вы не придёте, солдаты на передовой!… Кто тогда остановит чудовищ и демонов? Я умоляю вас, прошу – исполните свой долг!
Кайл закричал, и вместе со словами из него будто рвалась кровь. То же самое отражалось и на лицах стоявших за его спиной.
Когда-то я видел этих людей в академии – тогда их лица были полны жизни. А теперь они стояли, словно бездушные куклы.
И за их спинами я увидел Серафину. На её левом глазу была чёрная повязка, а за ней – страшный шрам, тянувшийся вдоль лица.
Когда наши взгляды встретились, она улыбнулась сквозь слёзы.
Эстель медленно подошла к Кайлу. И тихо прошептала ему на ухо – так тихо, что услышать мог только я, находившийся рядом:
— Заткнись и не порти настроение. Убирайся.
Услышав это, Кайл пошатнулся, но поднялся на ноги. Он ещё раз посмотрел то на меня, то на Эстель, а затем, тяжело переставляя ноги, направился к выходу. Остальные, молча, последовали за ним.
В церкви вновь повисла неловкая тишина.
Праздник, проходивший за стенами церкви, продолжался в странной атмосфере. Музыка звучала громко, но смех людей казался каким-то неестественным. Даже если они пытались изображать веселье, в их глазах всё равно угадывались тревога и страх.
Звуки лютни уличного музыканта больше напоминали жалобный напев, чем весёлую мелодию. Дети бегали с флажками, но их было мало, и даже их смех звучал глухо.
Казалось, люди пили не для того, чтобы радоваться и танцевать, а чтобы хотя бы на день забыться от тревог. И улицы были полны тех, кто валялся пьяным прямо на мостовой.
Но ни меня, ни Эстель всё это не волновали. Мы просто стояли в центре этого странно надломленного праздника и смотрели друг на друга.
Так прошёл этот шумный и изматывающий день, и наступила ночь. Наша первая брачная ночь.
Эстель была лишь в лёгком халате, наброшенном поверх тонкой камисоли[1], через который слегка просвечивалось тело. Она растянулась на большой кровати в моей спальне и, глядя в потолок, сказала:
— Значит, все благородные дамы спят вот на таких огромных кроватях.
Затем поднялась и направилась к маленькому столику рядом. На нём стояли вино, два аккуратных бокала и лёгкие закуски.
Эстель легко, одним движением руки, выдернула пробку и налила вино.
— Вот.
Я взял бокал, протянутый ей. Красная жидкость тихо колыхалась внутри.
— Что ты чувствуешь?
Спросил я.
— Про что именно ты говоришь?
Переспросила Эстель.
— Я про весь этот «долг» и прочее.
— Мне это не важно.
Твёрдо сказала она. Сделав глоток вина, она поставила бокал и продолжила:
— Какая разница – умереть без лечения, задыхаясь от болезни, погибнуть с голоду в трущобах или быть разодранным демонами?
Встретив мой взгляд, Эстель отвела глаза и пробормотала, почти ворча:
— Я знаю, что всё это звучит криво и жестоко.
Затем подошла ко мне и мягко провела ладонью по щеке.
— Но если я уйду туда, то не смогу быть рядом с тобой. Хотя, если пойдёшь ты, я тоже последую за тобой.
Она легко коснулась моих губ поцелуем.
— Довольно неприятных разговоров. Ты же обещал, что для меня сделаешь всё, что угодно, верно? Всё, кроме ребёнка.
Эстель посмотрела мне прямо в глаза.
— Скажи, что любишь меня.
— …Я люблю тебя.
В свете свечей её глаза вспыхнули красноватым отблеском.
— У тебя ведь были и другие девушки до меня. Таких, как я, ты, наверняка, встречал немало. Играл ими, а потом менял, словно перчатку. Так что ты знаешь, что нужно делать в такие моменты, верно?
С этими словами она скинула халат. Под тонкой камисолью её фигура открылась почти полностью перед моими глазами. Эстель обвила меня руками и потянула на кровать.
— П-погоди… я ведь даже не умылся.
— Меня это не беспокоит.
Прошептала она мне на ухо. В её голосе скользили игривые нотки.
Эстель медленно оседлала меня, крепко удерживая своими руками. Сквозь тонкую ткань одежды пробивалось тепло её тела. А затем она, словно играя с игрушкой, грубо потянулась к моим губам.
Я попытался оттолкнуть её. Но силы Эстель оказались куда больше, чем я ожидал. Вместо того чтобы уступить, она напротив – придавила меня к самому центру кровати.
Сверху вниз она смотрела на меня, и в её глазах сквозила лёгкая застенчивость. Видно было, что ей неловко.
И как только я ввёл язык, её тело резко напряглось. Я мягко оттолкнул её плечо и ладонью обхватил грудь.
— Ммх!...
Тело Эстель дёрнулось, дыхание сбилось, глаза затуманились, – казалось ей стало не хватать воздуха.
Я медленно мял её упругую грудь, лёгким движением пальцев задевая сосок. С её губ сорвался прерывистый стон.
Она попыталась отстраниться, соскользнуть с меня, но я удержал её за плечо.
Я медленно мял её упругую грудь, нежно теребя пальцами её сосок. С её губ сорвался прерывистый стон.
Она попыталась отстраниться, слезть с меня, но я удерживал её за плечо.
— Ха-а, ах… п-погоди, подожди… Равин…
Она пыталась сопротивляться, но, казалось, в теле больше не оставалось сил. Я задрал камисоль вверх и прижался лицом к её груди. Нежная кожа и сладкий аромат её тела щекотали кончик моего носа.
Я провёл языком по её соску и слегка прикусил его. Эстель выгнулась и издала сдавленный стон.
— Н-нет… Равин…
Полностью сняв с неё верхнюю одежду, я уложил её на постель и провёл пальцами по её влажному нижнему белью.
— Ммх!… Н-не трогай там!…
Она попыталась сжать ноги, но я крепко удерживал её бёдра. Отодвинув в сторону мокрую ткань, я коснулся пальцами её горячих и влажных нижних губок. Мягкое тепло проникало в кончики пальцев.
Другой рукой я, путаясь в её волосах, удерживал её голову, когда она попыталась отстраниться, сжавшись в клубочек.
— А… ах… ах…
Я медленно задвигал пальцами. Эстель вся дрожала, но, удержанная за волосы, не могла вырваться.
Я наблюдал за её реакцией и ускорил движения. В комнате разнёсся влажный, липкий звук.
Когда её тело снова задрожало, я вынул пальцы. И затем без колебаний вошёл в неё.
— Мммнг… Ахх!…
Эстель выдохнула сдавленный стон. Я обхватил её талию и начал двигаться – сперва медленно и мягко, а затем всё грубее и настойчивее.
Скрип кровати, тяжёлое дыхание и влажные хлопки тел заполнили комнату.
Трудно было сказать, сколько прошло времени. Но в какой-то миг её тело яростно содрогнулось.
Она попыталась оттолкнуть меня, но я вновь накрыл её губы поцелуем, не давая вздохнуть.
Спустя несколько минут, когда её тело снова задрожало, я выскользнул из неё. И белая тёплая жидкость забрызгала её спину.
Взяв ткань, я вытер её спину. Наши взгляды встретились, но в её глазах уже не осталось сил – она просто безропотно смотрела на меня.
Я поднялся с кровати, осушил остатки вина, накинул одежду и, взяв трубку, плотно набил в неё табак.
Затем насыпал поверх табака щедрую горсть белого порошка, к которому давно не прикасался. В последнее время даже без магических камней мне удавалось зажечь хотя бы крохотное пламя, и потому я щёлкнул пальцами, высек огонь и поднёс его к трубке.
Глубоко затянувшись и выпуская дым, я какое-то время сидел неподвижно. Потом, выдыхая очередное облако, рассеянно уставился на спящую Эстель, свернувшуюся клубком на кровати.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Примечание:
1. Камисоль – женское нижнее бельё, представляющий собой короткий топ на бретельках. Что-то типа короткой сорочки.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления