Под конец ночи мы вернулись в церковь. Тяжёлый запах крови, преследующий с особняка Клемана, давно рассеялся в холодном утреннем воздухе.
Эстель первой вошла внутрь, я последовал за ней.
Поднявшись на второй этаж, у дверей ванной она сняла с себя чёрную рясу, перепачканная кровью. Словно змеиную кожу, она сбросила одежду прямо на пол. На чёрной ткани ещё поблёскивали влажные пятна крови.
Затем она скрылась в ванной. Тихий шум воды отразился эхом в стенах церкви.
Спустя некоторое время Эстель вышла уже в новой, ослепительно белой одежде. Будто ничего и не случилось – снова передо мной стояла святая.
Все следы прошедшей ночи исчезли. Разве что в её волосах и на валявшейся одежде остался лёгкий запах ночной сырости и табака.
Три дня прошли на удивление спокойно. Если не считать того, что весь город гудел от слухов, что ещё один отставной священник был найден убитым.
Люди строили догадки: одни твердили, что это дело рук еретиков, другие винили демонов, третьи шептались о внутренних распрях в церкви.
Правда никого не интересовала. Всем была нужна лишь новая занятная тема для пересудов.
Мы вставали по утрам, как обычно: вместе пили кофе, потом шли бок о бок в академию. Слушали лекции, обедали, а вечером возвращались в церковь, ужинали и засыпали рядом.
И затем наступило четвёртое утро.
Перед тем как отправиться в академию, Эстель остановилась у выхода из церкви.
На этот раз она не открыла дверь привычным лёгким движением. Просто стояла и молча смотрела на тяжёлое деревянное полотно.
Я ждал рядом, не перебивая её молчание. Вокруг царила тишина.
Где-то вдали, едва слышно, запели первые утренние птицы.
Воздух был холодным и чистым. Тьма постепенно рассеивалась, и очертания мира начинали проявляться.
— С сегодняшнего дня тебе придётся ходить одному.
Наконец сказала Эстель. Её голос звучал почти как обычно, но в нём слышалась едва заметная усталость.
— Я ведь уже говорила. Старики поручили мне одно дело. Надо выследить еретиков и сжечь их всех дотла.
Она пожала плечами так легко, будто речь шла о выполнении просроченного домашнего задания.
— На этот раз они почему-то особенно торопят. Может, эти еретики и правда устроили какой-нибудь грандиозный шабаш. Одна мысль об этом уже утомляет.
Она повернулась ко мне. Красные глаза сияли особенно красиво в утреннем свете.
— Когда я вернусь… пойдём вместе в дом, где я жила раньше.
Голос её стал тише. Казалось, она смущается, словно девочка, впервые приглашающая кого-то на свидание. Щёки её слегка порозовели в рассветном свете.
Наверное, это и есть тот самый «взгляд с сердечками» в глазах. Когда-то «Равин» и я смотрели так на Серафину, теперь так же смотрит на меня Эстель.
Она игриво улыбнулась и слегка ущипнула меня за щёку.
— Как думаешь, сколько у тебя это займёт?
— Даже если постараюсь, меньше трёх дней не выйдет.
Она на мгновение замерла передо мной, внимательно посмотрела в глаза. Потом молча обняла.
— Я скоро вернусь.
Я ещё долго стоял на том же месте.
А следующий день тянулся мучительно долго.
За завтраком рядом никого не оказалось. Это было естественно, но пустое место ощущалось особенно остро.
В ванной больше не пахло яблоками. Казалось, в воздухе остался только сырой, прелый запах сорняков.
Я один спустился на первый этаж и занялся кофе. Перемалывать зёрна, засыпать их в фильтр, наливать кипяток – все эти привычные движения –теперь казались неестественными.
Как обычно, я приготовил две чашки.
В одной чистый кофе, в другую уже тянулся насыпать сахар… и вдруг остановился.
Рука с сахарницей застыла в воздухе на мгновение.
В итоге я поставил на стол две одинаково чёрные, горькие чашки. Одну перед собой, другую – перед пустым стулом напротив.
Пар поднимался и растворялся в воздухе. Кофе, выпитый в одиночестве, напротив пустого места, оказался безвкусным.
В академию я пошёл один. Дорога, по которой мы всегда ходили вместе, теперь казалась бесконечно долгой.
Взгляды студентов всё так же оборачивались в мою сторону, но сегодня не было Эстель. Без прославленной святой рядом их перешёптывания поредели.
Занятия шли скучно и однообразно. Голос профессора звучал глухо, словно далёкий шум.
Я всё время смотрел в окно. Небо затянуло серыми тяжёлыми облаками.
Обед прошёл в одиночестве. Я сел на ту же скамью в саду, где мы обычно бывали вместе, и жевал жёсткий хлеб.
У хлеба не было никакого вкуса. Тем не менее я продолжал глотать кусок за куском, чтобы заполнить желудок.
Без Эстель рядом не оказалось и того, кто мог бы поджечь мне сигарету.
Я нащупал в кармане пачку. Пальцы упёрлись в твёрдые углы коробки. Достав одну сигарету, я зажал её зубами, но зажигать не стал. Просто сидел, сжимая губами сырую папиросу.
День показался бесконечно длинным.
Второй день ничем не отличался от предыдущего. Я проснулся, приготовил кофе и пошёл по коридорам академии.
Отсидел лекции, съел безвкусный обед в одиночестве. По ощущениям я бродил по академии словно бесцельный призрак.
Когда занятия закончились, я вышел, чтобы вернуться в церковь. Небо оставалось таким же серым, воздух тяжёлым и влажным – наверное, дождь вот-вот пойдёт. При порывах ветра тонкие ветви деревьев ударялись друг о друга и скрипели.
В это время года солнце садилось рано, и потому в переулках уже сгущалась темнота. И, когда я собирался сворачивать в один из таких узких переулков по пути к церкви, внезапно дорогу преградила фигура.
Это была Левина. Как всегда, одета она в опрятную форму, но на поясе у неё висел меч, а поверх формы была наброшена мантия. Её лицо, как всегда, оставалось каменным.
Без объяснений она коротким движением подбородка указала вглубь переулка.
— Идём. Прямо сейчас.
Но идти за ней я не собирался. Я не видел ни единой причины, чтобы взять её за руку и последовать. Так что я лишь повернулся, собираясь уйти прочь.
Я даже не успел вымолвить: «Что ты творишь?» – как Левина оказалась быстрее.
В одно мгновение она шагнула вперёд и прижалась ко мне, а к горлу легла холодная сталь.
Это было тонкое лезвие кинжала. Леденящий металл будто впивался в кожу. Я затаил дыхание.
Её рука дрожала. Лишь едва заметно, но этого хватало, чтобы дрожь передавалась по клинку прямо к моему горлу.
Я ощущал, как лезвие медленно врезается глубже. Ещё немного давления – и оно разорвёт кожу и перережет сосуды.
— Просто иди со мной. Пока я правда не прикончила тебя. Если придётся выбирать, то лучше я убью тебя сама.
Она стиснула зубы и прошептала. Её голос дрожал так же, как и рука, державшая кинжал.
Я молчал, смотря ей прямо в глаза. Её вечно спокойный взгляд теперь метался, как безумный.
Левина убрала клинок от моего горла. И тут же ладонью со всего размаху ударила меня по щеке.
*Шлёп!*
Резкий звук отразился эхом в тёмном переулке.
Голова резко дёрнулась в сторону. Во рту разлился металлический привкус крови. Щека пылала от боли.
— Я же предупреждала.
Её голос дрожал. В нём смешались ярость, отчаяние и что-то ещё, чему трудно было дать имя.
— Стоит тебе сделать ошибку, и этого будет достаточно, чтобы умереть.
Она схватила меня за воротник.
— Я же ясно сказала: держись подальше от этой сумасшедшей Эстель!
И почему-то в тот миг мне показалось, что даже смерть рядом с Эстель не страшна.
Ведь после изгнания из семьи и после того, как Серафина отвернулась от меня, единственной, кто поднял меня с земли и признал человеком, была именно Эстель.
Да, скорее всего умру только я. Но я был уверен, что Эстель искренне будет плакать по мне. Не так, как бывшая невеста или бывшая госпожа, к которым я впустую цеплялся годами.
Я не хотел идти туда, куда вела меня Левина. У её помощи всегда была цена.
— Не стой тут столбом. Тебе ведь некуда возвращаться.
Почти шёпотом произнесла она, не отпуская меня. В её дыхании чувствовалась спешка и тревога.
— В твоём убежище тебя уже ждут инквизиторы, которых прислала церковь. Даже если будешь твердить, что это не твоих рук дело, тебе никто не поверит. Еретик, демонопоклонник, развратник – как они тебя назовут, неважно. Конец всё равно один – тебя будут сжигать на костре, пока ты не обратишься в пепел.
Слова срывались с её губ одна за другой.
— Думаешь, эти старые псы из церкви настолько слепы, что не замечают, как рядом с их драгоценной святой ошивается такой мусор, как ты? Нет. Они просто нарочно оставили тебя в живых. Ждали, пока верёвка натянется достаточно туго. А потом – использовать тебя, чтобы хоть немного осадить эту безумную святую. Её они, конечно, не смогут так просто приручить. Но тебя, если вернёшься туда, без сомнений убьют.
— А что, у меня вообще есть хоть какой-то способ выжить?
Я довольно слаб. Слабее Серафины и даже Левины, стоящей сейчас передо мной. Может, прямо сейчас я и мог бы её одолеть, но это только если отбросить наличие магии, ведь я ею не владею.
— …По крайней мере, тебе нужно уйти отсюда.
В её ответе не было решения. И это совсем не обнадёживало.
Так или иначе, она схватила меня за руку и резко потянула за собой. Её прикосновение было грубым, торопливым. У меня не осталось ни времени, ни сил сопротивляться.
Я бездумно позволил увести себя.
Мы мчались по узким переулкам, погружённым во тьму. Всё пространство наполнял только тяжёлый звук нашего дыхания.
Словно последние всполохи затухающего пламени.
Я смотрел на её спину и с трудом смог выдавить слова. Голос едва слушался меня.
— Почему?…
Почему ты пытаешься меня спасти? Слова так и не сорвались с губ, но, похоже, Левина всё равно поняла.
Её спина на мгновение напряглась. В её шаге почувствовалась едва заметная заминка.
— Ты… мой бра… нет…
Она будто хотела сказать что-то, но осеклась, не решившись произнести вслух. Словно это признание не могло пройти через её собственные губы.
Она не обернулась. Лишь сильнее сжала моё запястье и ещё быстрее потянула меня вперёд.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления