Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
42 Послеобраз

После смерти Равина в жизни Левины почти ничего не изменилось. Она, как прежде, вставала утром, просматривала бумаги, ставила подписи, порой посещала бессмысленные совещания.

Что бы ни происходило в церкви или в её семье, Левина решала вопросы настолько, насколько этого требовали здравый смысл.

Словно смерть одного человека вовсе не стоила её внимания. Прошёл ли день, неделя или месяц – всё оставалось таким же.

*Тук-тук-тук!*

В дверь раздался торопливый стук.

Левина не ответила. Но поскольку дверь и не была заперта, вскоре в комнату, тяжело дыша, ворвался студент из совета.

— Пр-пр… председатель! Беда!

Его лицо блестело от пота, форма была в беспорядке. Он не мог отдышаться, сбивчиво и торопливо выдавливая слова:

— Святая… пропавшая святая… в академии…

— Понятно.

Произнесла Левина, даже не подняв глаз от бумаг. В её голосе не было ни малейшего оттенка эмоций.

— Студентка по имени Дженна из факультета рыцарей и один рыцарь, приглашённый в качестве инструктора… сейчас там…

— Похоже, там уже во всю творится хаос.

— Весь факультет рыцарей пытается её остановить!… Что нам делать? Нужно немедленно сообщить в церковь, или стражам, или хотя бы профессорам!…

— Оставь.

Левина всё так же переворачивала страницы, и шелест бумаги казался единственным звуком в кабинете.

— Ч-что? Но… если так оставить, число жертв только возрастёт! Последствия будут огромны, ведь всё происходит прямо в центре академии!…

Студент смотрел на неё с полным недоумением. Тогда Левина наконец подняла глаза и, прервав его поток слов, произнесла:

— Я сказала, оставить.

— …

— А теперь – вон.

Юноша хотел что-то ещё сказать, но, встретившись с холодным взглядом Левины, замолчал.

Он ещё долго стоял, не сводя с неё глаз, а потом вышел из комнаты. И лишь тогда, кажется, понял, кто стоял за всем этим.

Дверь закрылась, и в кабинете снова остались лишь Левина и пыль, плывущая в комнате.

Она отложила ручку и откинулась на спинку кресла. С губ сорвался тихий, почти насмешливый смешок.

Неожиданно было лишь то, что Эстель устроила всё среди бела дня. Но и это её не особенно удивило. Ведь изначально именно она подтолкнула события в эту сторону.

Сдерживать происходящее Левина и не собиралась. После смерти Равина Эстель и сама превратилась в живой труп.

Та потеряла всякий здравый смысл.

Левина вспомнила тот день, когда Эстель пришла в особняк, обнимая мёртвое тело Равина.

Та держала его так аккуратно, словно он не был трупом. И тихо спросила:

«Где его лучше похоронить?»

Левина нашла подходящий гроб, и его похоронили недалеко от главного дома, на солнечном холме.

Эстель стояла у могилы – и в дождь, и когда он кончился, и когда солнце заходило и вставало вновь. Она не отходила ни на шаг.

После этого Эстель сказала Левине:

«Равин погиб из-за того, что ты его оттолкнула, а значит, умереть должна и ты.»

Левина не стала отрицать. Лишь спокойно ответила:

«Разве не ты его убила? Ты ведь забрала его у меня и, не вернув, оставила одного. Где же ты тогда была?»

Будто пытаясь доказать, что вина не лежит на ней, Эстель начала истреблять всех священников, так или иначе связанных с решением о смерти Равина.

И тогда Левина, каждый раз, когда та приходила, подкидывала ей новые имена. Знатные люди, что мешали ей, или те, кто в будущем мог обернуться угрозой.

«Они связаны со священниками. Наверняка тоже приложили руку к смерти Равина».

Эстель даже не сомневалась. Она просто шла и убивала их.

Все вокруг шептались, что святая сошла с ума. Но, даже зная, кто стоит за этим, никто не осмеливался направить стрелы обвинений в Левину.

В конце концов, кто решится подозревать будущую наследницы дома Эдельгард?

Накануне вечером Левина снова нашептала Эстель новые истории.

На этот раз речь зашла о Кайле, Серафине, библиотекаре и молодой девушке-рыцаре Дженне. Вдобавок Левина обмолвилась, что именно последняя первой обнаружила Равина в особняке и подняла шум.

Бестолковая девчонка, которая ничего не знала – ни о том, как его схватили, ни о том, как он умирал. Сколько она ещё протянет?

«Рано или поздно она тоже сдохнет».

Мысль вспыхнула и тут же растаяла, как дым. Всё это не имело для Левины значения.

Поднявшись с места, она вышла в коридор и долго шла по пустому, тихому проходу.

За окнами толпились студенты. В самом центре стояла Эстель в чёрной рясе священницы. Её одежда была забрызгана кровью.

В её руке что-то блеснуло на солнце. Это оказался окровавленный кусок плоти.

Левина встала в коридоре и без всякой эмоции смотрела на происходящее. Эстель была похожа на актрису, отыгрывающую последнюю роль на специально приготовленной для неё сцене.

Когда ещё несколько студентов закричали и повалились на землю, Эстель вдруг опустилась прямо среди трупов, словно обессилев. Подняв голову, она встретилась взглядом с Левиной. И, словно ребёнок, радостно узнавший знакомого, помахала ей рукой. Левина никак не ответила.

Вскоре Эстель набросилась на Кайла – того самого простолюдина, о котором говорили, что он может однажды стать мастером меча^[1]. Она схватила его за голову и, будто играя, начала издевательский бой. Каждый удар её кулака разрывал его тело изнутри, пока наконец она не вырвала ему голову прямо живьём.

Левина, не любившая откровенной жестокости, только покачала головой и цокнула языком.

Примерно через десять минут кровавого спектакля в самом сердце столицы наконец начали стекаться разные люди: знаменитые бойцы, рыцари, священники, профессора академии. Правда, никто не понимал, почему они явились так поздно.

Все они кинулись на Эстель, словно на убийцу собственных детей. И тогда, казалось, ей стоило бы бежать. Но святая продолжала натиск, словно заранее определив место своей смерти.

Десятки клинков, стрел и магических заклинаний впились в её тело. Вывалившиеся внутренности, которые она тщетно пыталась удержать руками, выглядели почти комично.

Левина неосознанно усмехнулась, увидев, как та, что недавно назвала её шлюхой, теперь была изодрана в клочья.

Глупая женщина. Родившаяся на самом дне и случайно вознесённая в статус святой, она так и не поняла, как устроен мир. Невежда, которая уповала только на грубую силу.

Если бы не она, Равин был бы жив.

Если бы не она, Равин сейчас жил бы в её флигеле.

Левина слышала, что перед смертью он звал её. Звал свою сестру.

В последний момент он звал свою семью. Да, он произнёс и имя Эстель, но это не имело значения.

Потому что именно эта женщина убила Равина.

Эстель медленно, очень медленно падала на землю. Даже сражаясь в одиночку против десятков сильнейших, она ни на мгновение не казалась подавленной.

Ярко улыбаясь, она смотрела не на врагов перед собой. Её взгляд был устремлён в пустое пространство, словно там находился кто-то невидимый. Казалось, она разговаривала с ним, беззвучно шевеля губами. Почему же в этот момент она выглядела такой красивой?

Её губы едва заметно двигались – должно быть, она звала Равина.

Левина не стала наблюдать за её смертью. Всё равно было ясно, что её конец близок.

Если повезёт, может быть, подоспеют священники, которые до сих пор распевали гимны о защите святой, и попробуют её спасти.

Левина отвернулась. На её губах мелькнула тень улыбки и тут же исчезла.

Всё это уже начинало утомлять. Она развернулась и направилась обратно в поместье.

В поместье Левина обычно находила покой. Тишина здесь казалась совершенной, будто мир был отрезан от всего шума снаружи.

Но теперь и этого чувства не осталось. С тех пор как Равин исчез – тем более.

Неужели он и правда занимал в её жизни столь огромное место? Да, он был дорог, но разве настолько, чтобы оставить такую пустоту в сердце?

Она не знала. И в отличие от красивых фраз из романов, это было похоже даже не на пустоту в груди, а скорее на то, что внутри неё всё постепенно гнило и рассыпалось прахом.

Наступил ужин. За длинным столом сидели всего трое: отец, мать и сама Левина.

Это был первый их совместный ужин после смерти Равина. Один пустой стул стоял на своём месте, напоминая о нём.

Блюда, которые подавали слуги, не имели ни вкуса, ни запаха. Она лишь механически жевала и глотала, следуя привычному порядку. В тишине звон посуды звучал особенно резко.

Первой тишину нарушила мать.

— В последнее время в столице шумно. Но всё же хорошо, что тот дебошир наконец умер. Не так ли, Левина?

Голос матери звучал живо. И хотя говорила она с отцом, но взгляд всё время удерживала на дочери.

— Теперь в нашем доме воцарился покой. Пока эта полукровка той дряни жила здесь, я не находила себе покоя.

Мать Левины была убеждена, что мать Равина украла у неё любовь мужа. Хотя, как считала сама Левина, у неё никогда и не было того, что можно было бы назвать «её».

Да и ненависть эта, пожалуй, не могла объясниться только ревностью. Иногда Левине казалось, что её мать боялась Равина.

— Если бы не он, всё было бы идеально. И для нашего рода, и для твоего отца, и для тебя. Какая ещё семья станет держать бастарда в главном доме наравне со всеми? Теперь всё встало на свои места.

Отец молча смотрел в тарелку с супом. И, наконец, едва слышно произнёс:

— Супруга.

Он никак не мог примириться с мыслью, что любимого сына больше нет. В его взгляде, обращённом к Левине и супруге, горел упрёк, но сказать это вслух он не мог.

— Да.

— …

Когда её глаза встретились со взглядом мужа, мать злобно скрипнула зубами и заговорила тише.

— Этот мальчишка, Равин… он получил по заслугам…

*Звяк*

Левина отложила вилку. Металл со звоном ударился о фарфор, и мать резко умолкла.

— Помолчите.

Голос Левины был тихим, но этого хватило, чтобы ледяным холодом сковать воздух над столом.

— …Что ты сказала?

Мать смотрела на неё так, словно не поверила собственным ушам. Её лицо постепенно каменело. Никогда прежде покорная дочь не осмеливалась произносить подобные слова.

Вместо ответа Левина подняла бокал и осушила его залпом. Виски болезненно заныли.

Перед глазами вспыхнули образы: рыцарша с пробитым животом, простолюдин, чью голову вырвали прямо из тела. На миг ей пришло в голову – стоило ли рассказывать Эстель про них?

Мысль быстро угасла. Всё равно ничего не имело значения.

— Я сказала, чтобы вы замолчали.

— Похоже, ты забыла, кому обязана своим местом за этим столом.

Голос матери тоже стал ниже. Лицо налилось багровым от гнева.

— Если бы не я, ты бы никогда не сидела здесь как наследница! Всё, что ты имеешь, – только благодаря мне! Я тебя воспитала, вырастила! Как ты смеешь так со мной обращаться?!

Голос матери поднимался всё выше, будто ей необходимо было вновь напомнить, что, будучи матерью Левины, она – хозяйка этого дома.

— Этот мальчишка с грязной кровью никогда не должен был переступать порог этого дома. Твой отец настоял – вот я и уступила. И чем всё закончилось? Он так и не понял своего места и сдох, как и должен был. А ты смеешь… ты смеешь…

Левина спокойно встретила её взгляд. И тихо произнесла:

— Матушка.

Её голос был всё таким же спокойным.

— Говорят, в доме Эдельгард как-то подозрительно много женщин погибало оттого, что слишком увлеклись вином и падали с террасы.

Рот матери приоткрылся, но звука не последовало. Кровь отхлынула от её лица, оставив кожу мертвенно-бледной.

Левина больше не смотрела на неё. Лишь опустила глаза в пустую тарелку перед собой.

— Левина.

Почти шёпотом заговорил отец.

— Я пойду к себе.

Никто не остановил её. Левина вышла из столовой, не оборачиваясь.

Вернувшись в кабинет, она открыла ящик стола. Внутри лежала заколка – та самая, что когда-то купил Равин. Посоветовавшись со своей невестой, он принёс её в подарок, надеясь, что Левине понравятся такие украшения.

Простейшая вещица: крошечный камень в дешёвой оправе. Да, это была дешёвая и нелепая безделушка, – такая, что её мог купить разве что ребёнок на свои скромные монетки… но всё же это был подарок от Равина.

Левина долго держала её в руках, а потом собрала передние пряди волос и аккуратно закрепила заколкой. Отражение в зеркале показалось ей чужим.

Затем она достала из глубины ящика свёрток, обёрнутый в чёрный бархат. Положив его на стол, она осторожно развернула ткань.

Перед ней оказалась кисть правой руки Равина, всё так же сжимающая револьвер.

Благодаря искусному магу разложение так и не началось. Даже тепло ещё оставалось. Словно эта рука была только что отсечена у живого человека.

Левина мягко погладила руку Равина, сжимая её в своей ладони. Под кожей ощущались огрубевшие мозоли и следы былых ран.

Затем она щёлкнула барабан револьвера. Из шести гнёзд два были заняты пулями.

И вдруг перед глазами промелькнула сцена.

Равин, поднимающий этот револьвер и направляющий его на неё. Воспоминание ли это? Воображение? Она не могла различить.

В голове вспыхнул образ Эстель. Она смотрела куда-то вдаль, и в тот миг казалась поразительно красивой.

Сразу за этим другое видение заслонило первое. Равин, стоящий прямо перед ней, приставляет револьвер к собственной голове и жмёт на спуск. Выстрел, и его голова разлетается.

Она будто вживую ощущала, как обнимает падающее тело, как падает на колени и долго сидит неподвижно, держа его в объятиях.

Что это за чувства? Она не знала. Но перед глазами оставался этот зыбкий послеобраз.

Было ли это реальностью, или наваждением, Левина не понимала. Она лишь крепко сжала руку Равина и, вглядываясь в это видение, в странном оцепенении поднесла холодное дуло револьвера к своему виску.

Первый выстрел. Левина зажмурилась.

*Щёлк*

Ничего. Лишь сухой металлический звук рассёк тишину кабинета.

Второй выстрел. Она вновь закрыла глаза.

*Щёлк*

Опять ничего. Она глубоко вдохнула, пальцы дрогнули, и вновь с усилием спустила курок.

Третий…

*Бах*

Пуля вылетела.

Тело дёрнулось, плечи обмякли, и она медленно откинулась на спинку кресла. На стене за её спиной расцвёл алый цветок.

Кровь тонкой струёй стекала с переносицы, обжигая щёки. Голова бессильно клюнула вниз, и алые капли запачкали стол.

Наследница рода Эдельгард, не закрыв глаза, всё так же крепко держала обеими руками руку Равина, словно величайшую драгоценность.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Примечание:

1. В оригинале используется корейское слово 검성 (劍聖), буквально «Святой меча». Думаю вы не раз встречали такой термин во всяких тайтлов с боевыми искусствами, и в фентези уже порой появляется часто. Чисто из собственного интереса мне захотелось узнать откуда вообще появилось вот это слово «Святой». Так вот, этот термин изначально заимствован из японского языка (кэнсэй, 剣聖) и обозначает не просто мечника, а легендарного фехтовальщика, достигшего недосягаемого уровня. Слово 聖 (сэй/сон) в китайских иероглифах (ханча/кандзи) значит не столько «святой» в религиозном, христианском смысле, сколько «мудрец», «возвышенный», «совершенный мастер». Так что в переводе я оставляю именно вариант «мастер меча».