Прошла неделя.
Время текло. Иногда медленно, иногда быстро.
Но, оглядываясь назад, казалось, что оно всегда двигалось в одном и том же ритме. Словно игла по канавке старой заезженной пластинки.
Каждый день после занятий я направлялся к церкви. Неизменно, под вечер.
Эстель всегда была там. То ли молилась, то ли дремала. А может, просто убивала время – сложно было сказать, чем она занималась.
Мы ужинали вместе, сидя рядом на длинной скамье посреди церкви.
Эстель приносила откуда-то мягкий хлеб, душистые фрукты и бутылку дорогого на вид вина. Не знаю, для причастия[1] ли оно предназначалось, но хлеб был на редкость безвкусным.
Она всегда о чём-то болтала. О том, как какой-то дворянин разрыдался, исповедуясь ей. Или о том, что монастырская кошка принесла сразу пятерых котят.
Истории, в большинстве своём обыденные, пустяковые, такие, что вскоре забываются.
Я же слушал их вполуха. Просто пил вино и воспринимал её голос как фоновую музыку.
— Уже уходишь?
Спросила Эстель, макая последний кусочек хлеба в вино и отправляя его в рот.
— Спать надо.
— Точно, спать нужно. Если не ложиться вовремя, расти перестанешь. Хотя ты, похоже, уже вырос сколько мог.
Она игриво улыбнулась.
— Кстати, тебя до сих пор не выгнали из комнаты? Ведь это место только для умников и всяких благородных господ.
— Пока нет. А если выгонят – что ж, придётся ночевать под открытым небом или где-нибудь ещё.
Как-нибудь выкручусь. Всё лучше, чем умереть.
— Хм. Если выгонят, живи здесь. Одну кровать притащить – не проблема.
— …
Я уже хотел, как в прошлый раз, спросить, почему она так хорошо ко мне относится, но прикусил язык. Вдруг, если я узнаю о её истинных намерениях, она передумает со мной возиться.
— Спасибо.
Я коротко ответил. И от этих слов лицо Эстель залилось румянцем, даже при слабом свете свечей красный оттенок был заметен.
Она мягко улыбнулась и негромко сказала:
— А… ну, это пустяки. Если бы я была твоей сестрой, то само собой… нет, забудь. До завтра.
Она неловко оборвала фразу и отвернулась к алтарю. Я поднялся и направился к выходу из церкви.
На спине чувствовался её взгляд. Не тёплый и не холодный – просто обычный взгляд.
Разделив привычный ужин с Эстель, я пошёл обратно в свою комнату.
И там меня ждала Серафина. Прямо перед дверью.
Тусклый свет в коридоре мягко очерчивал её силуэт.
Мне вдруг показалось, что она стоит там уже давно.
— …Что ты здесь делаешь?
— Хотела поговорить. Тебя не было в комнате, вот я и ждала.
Её тихий голос слабо раздался в пустом коридоре.
Я заметил, что дверь в мою комнату приоткрыта. Изнутри пробивался свет.
Зайди ко мне вор – красть, конечно, всё равно нечего, – было бы неприятно. Но и в том, что невеста, пришедшая лишь ради разговора о разрыве помолвки, позволяет себе открыть дверь без спроса, приятного не больше.
— Если речь о помолвке, тебе ведь незачем приходить самой. Разве всё уже не решено?
Облокотившись на дверь, я произёс эти слова. Подходить к ней ближе не хотелось. Между нами всегда стояла невидимая стена. И сейчас её роль играла настоящая дверь.
— Обычно в таких ситуациях собираются обе семьи и обсуждают условия расторжения помолвки. Похоже, иначе нельзя. Всё же договор между семьями нельзя закончить одной единственной фразой «мы расстаёмся»…
Она отвела взгляд. Её глаза уткнулись в стёртый узор на полу коридора.
— Впервые слышу.
— Наверное, потому что мы единственные, кто обручились с детства и потом расторгли помолвку…
На её губах появилась слабая, горькая улыбка.
— Карета готова. Завтра, после обеда, я за тобой заеду.
— Хорошо.
Я кивнул и потянулся закрыть дверь. Схватился за ручку и потянул её внутрь.
Больше говорить незачем. Ведь наши разговоры всегда топтались на месте.
Но в тот момент, когда дверь почти захлопнулась…
*Хруст*
Серафина рефлекторно сунула руку в проём. Тупой удар отозвался гулким звуком.
Её тонкие пальцы оказались зажатыми между дверью и косяком. Белые пальцы тут же налились красным и согнулись под странным углом.
Я замер. В явственно ощущал через свои пальцы, как дверь сдавил что-то мягкое и хрупкое.
Лицо Серафины болезненно перекосилось. Но не дав стону сорваться, она лишь прикусила губы.
— Ты в порядке?
Слова сами сорвались с моих губ.
Она не ответила. Лишь поспешно отдёрнула руку и спрятала её за спину, будто провинившийся ребёнок.
— В, в порядке.
Её тихий голос дрожал. Слишком уж очевидно, что это ложь.
— …Ладно.
Равнодушно ответив, я захлопнул дверь. Почему она сунула руку в проём – я не спросил. Да и если бы спросил, внятного ответа всё равно не услышал бы.
*Щёлк*
Дверь закрылась, задвижка встала на место. Я остался стоять, прислонившись к ней. Сердце билось медленно.
За дверью не доносилось ни звука. Ушла ли она или продолжала стоять там – я не знал. Да и не имело значения.
Дойдя до кровати, я бросился на неё. Матрас заскрипел, принимая весь мой вес. Растущая усталость давила больше на мой разум, чем тело.
Сколько прошло времени? Полчаса, час? Когда глаза привыкли к темноте комнаты, ощущение времени совсем притупилось.
И вдруг я подумал: нужно бы предупредить Эстель, что завтра вечером я не смогу встретиться с ней. Обещание – есть обещание.
Я поднялся и пошёл к двери. Не раздумывая, взялся за ручку и повернул её.
*Тудух*
Как только дверь распахнулась, послышался звук падения. Это была Серафина.
Должно быть всё это время она стояла, прислонившись к двери. Теперь же она сидела на полу, подняв на меня удивлённые глаза. Через растрёпанные пряди ясно читалось её растерянное, смущённое выражение.
— Ты всё это время стояла здесь?
Она поспешно попыталась подняться, но ноги подкосились, и, сделав пару неуверенных движений, она снова упала на пол. При этом из-за спины проглядывалась её рука.
Я увидел её пальцы.
Внимание привлекли не только те, что зажало дверью. У всех десяти пальцев кожа вокруг ногтей покраснела и воспалилась, а ногти были неровными.
Приглядевшись, я заметил и слабые следы зубов. С давних пор у неё была привычка грызть ногти, когда тревожилась.
Также и с привычкой прикусывать нижнюю губу. Губы местами потрескались, на них запеклись корочки крови.
— Нет. Просто… почему-то мне казалось… что дверь нельзя закрывать…
Сбивчиво пробормотала она, пока её взгляд, не находя за что зацепиться, метался по всюду. Зрачки дрожали и скользили по полу, по пятнам на стене – лишь бы не встретиться с моим.
— А… нет, не важно. Куда ты идёшь?
Она поспешно перевела разговор.
— В церковь.
Она, пошатываясь, двинулась следом. Мы прошли по коридору, спустились к лестнице на первый этаж.
— Посреди ночи… в церковь? Ты же… не собираешься сбежать?…
В её голосе сквозила лёгкая обида. Будто она вновь считала, что я ей вру.
— Равин… пожалуйста. Хотя бы ненадолго… остановись.
Я остановился и обернулся. Мы стояли друг против друга в вестибюле на первом этаже общежития. В тишине ночи слышалось лишь наше дыхание.
— Ну вот, я остановился. Что ты хочешь сказать?
—Это…
— Хочешь продолжить предыдущий разговор про запретное книгохранилище? Или хочешь сказать, что тебе отвратительны мои письма и подарки, которые я тебе присылаю? Или хочешь опять послушать мои оправдания, что я не шлялся с шайкой хулиганов?
— Я… как я могу…
Обычно Серафина наверняка к этому моменту договорила бы: «как я могу тебе верить?». Но эти слова так не прозвучали – лишь её губы слегка дрогнули. В её глазах мелькнула нерешительность.
Между нами снова воцарилась тишина. Слова, которыми мы обменивались прежде, висели в воздухе, давя на нас своей тенью.
Казалось, она не хотела отпускать меня. Но и сама понимала – что бы она ни сказала, ничто меня не остановит.
И часть меня, в свою очередь, тоже не хотела сдаваться и снова пустить всё на самотёк. Я не хотел, чтобы всё то, что было между нами окончательно оказалось выброшенным, словно мусор.
— Если ты так не хочешь отпускать меня… может, тогда не будем разрывать помолвку?
Мой голос дрогнул сам собой.
— Когда-нибудь мы поженимся… И просто будем жить вдвоём, где-нибудь в уединённом месте. Знаешь, мне кажется, даже этого вполне хватит. Вдали ото всех…
Были ли эти слова искренними? Или я просто испытывал её?
Я сам не знал. Просто в тот миг мне казалось, что я обязан сказать это. Что, может быть, это – последний шанс.
Серафина промолчала. Её губы дрогнули, но звука так и не последовало.
В её голове, наверное, пронеслись лица семьи, отца и Левины. Все они были петлёй, сжимающей её горло.
Мы стояли так долго. В пустом вестибюле, под тусклым светом. Смотрели друг на друга и не могли произнести ни слова.
Эта тишина и стала ответом.
Я повернулся, собираясь уйти. Серафина чуть приоткрыла рот и протянула руку… но так и не коснулась меня. Её пальцы бессильно опустились в пустоту.
И я оставил её там, а сам направился к церкви.
Ночной воздух был холодным. Но ледяное дыхание, проникавшее в самую глубину лёгких, наоборот проясняло мысли.
Когда я открыл дверь церкви, меня встретил привычный аромат вина и запах свечного воска.
Эстель сидела перед алтарём. Заметив меня, она широко улыбнулась, будто знала, что я вернусь.
— Вернулся? Что-то забыл?
— Завтра, похоже, мы не сможем поужинать вместе.
Я сказал коротко.
— Дела появились.
— Хмм.
Эстель уставилась на меня. Её алые глаза, казалось, даже во тьме могли видеть меня насквозь.
— Правда? Ладно. Значит, увидимся послезавтра
Сказала она так, словно ничего особенного в этом не было. Но потом встала и подошла ко мне.
— Знаешь…
Она остановилась прямо передо мной и внимательно всмотрелась в моё лицо – брови, глаза, нос, губы – медленно и тщательно, словно что-то проверяя.
— Ты странно выглядишь.
И тут же, без предупреждения, она крепко обняла меня.
Мягкое, тёплое прикосновение, а также лёгкий фруктовый аромат окутали меня. Я даже не успел удивиться.
Она ничего не спросила. Просто нежно и медленно похлопывала меня по спине. Будто убаюкивала ребёнка.
— Что бы ни случилось, всё будет хорошо.
Её шёпот и тёплое дыхание коснулось моего уха. Запах вина в этот миг показался особенно пронзительным.
— А если пойдёт всё наперекосяк? Ну и что. Я буду рядом и утешу тебя.
Я не ответил. Просто закрыл глаза и уткнулся лицом в её плечо.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Примечание:
1. Причастие (церковное) — священный обряд в церкви, во время которого верующие вкушают особую пищу и напиток, символизирующие их единение с божественным началом и сообществом верующих.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления