Онлайн чтение книги Конец злодея – это... The Villain's Ending
9 Первая

Я шёл по коридору.

Тех, кто загораживал путь, просто отталкивал в сторону и продолжал двигаться вперёд.

Плечо сталкивалось с другими, позади доносилась чья-то брань, но мне было всё равно.

Сейчас я хотел только одного – вернуться. Туда, где я жил прежде. Туда, где меня не называли «Равином».

Но я не знал дороги назад. Хотя, наверное, я знал в каком направлении идти.

Наконец я остановился перед знакомой дверью. Повернул ручку и открыл. Внутри была Серафина.

Она стояла возле двери, как и в тот момент, когда я уходил. Казалось, что после моего ухода она не сделала ни единого шага. Словно фигура на чёрно-белой фотографии, на котором запечатлено застывшее время.

— Я ждала тебя.

Её голос был надломленным.

Я не ответил. Сил не было. Я хотел побыть один. По крайней мере, сейчас.

Оглядевшись вокруг, я заметил, что Серафина прибралась в комнате.

Пустые бутылки, валявшиеся на полу, были аккуратно сложены в углу, пепельница тщательно вычищена. Смятые вещи лежали на диване аккуратной стопкой.

Окно было распахнуто настежь, и холодный вечерний воздух выгонял застоявшийся запах.

Она всегда была такой. Вечно прибиралась за «Равином».

В какой-то момент я перестал разбрасывать что-либо, но даже тогда она ворчала на Равина и что-то прибирала. Будь то чувства, забота, воспоминания – не важно, что именно.

Я прошёл мимо неё и рухнул на кровать. Скрипнувшие пружины сделали тишину в комнате ещё тяжелее.

— Не стой, присядь. Ноги ведь болят, Серафина.

На эти слова Серафина неловким движением опустилась на диван. Её глаза были красными и влажными.

Мы на миг встретились взглядом, но тут же отвели глаза в разные стороны. Она перебирала пальцами и украдкой посматривала на меня, а я смотрел на аккуратно собранные пустые бутылки, после чего взял с стола последнюю и приложился прямо к горлышку.

— Прости.

Она первой нарушила тишину. Слова повисли в воздухе и бессильно упали на пол.

— Ага.

Коротко ответил я. Алкоголь обжёг горло и скользнул в желудок. Тело будто слегка согрелось.

— И ещё… насчёт Кайла… это не то, о чём ты думаешь. Мы просто друзья. Между нами нет того, о чём ты…

— Знаешь ведь, кто обычно так оправдывается?

Я сделал ещё один глоток и сказал это. Её лицо застыло.

— …

— Шучу. Я и сам знаю, что Кайл не из таких.

Бутылка опустела. Вопреки стараниям Серафины навести порядок, пустая бутылка снова покатилась по полу.

Пожалуй, раз за целый день моё занятие сводилось к тому, чтобы пить и бросать бутылки, я уже стал мастером в том, как швырять их, не разбивая. Она прокатилась по ковру и послушно замерла рядом с другими, аккуратно собранными ею ранее.

— Но почему именно сейчас?

Изначально я был до отвращения правильным человеком – не любил ни алкоголь, ни сигареты. Мне не нравилась горечь спиртного, и не переносил едкий дым.

Тем, кто наслаждался этим, был «Равин», а не я.

Но теперь и я сам начал наслаждаться этим. Хотя нет, не наслаждался – скорее, зависел.

— …Сейчас?

— Всё это. Уборка комнаты, слова о том, что тебе жаль, и то, что ты меня ждала. Почему всё это только теперь?

Как же всё так стало? Почему я превратился в такого же ничтожного человека? И почему я тоже влюбился в свою подругу детства, сидящую передо мной?

— Это…

Серафина не смогла договорить. Она лишь прикусила нижнюю губу.

— И почему именно сейчас?

Её синие глаза сильно дрожали. Что бы мы сейчас ни сказали, друг другу это уже ничем не поможет.

Чтобы сдержать нахлынувшие чувства, я заговорил первым:

— Ничего. Так бывает. Человеческие чувства ведь не всегда поддаются нашей воле.

И тут же замолчал. Казалось, пользы от этих слов всё равно не было.

Правда в том, что мне не было спокойно. Совсем.

И потому я хотел немедленно вернуться назад. В то время, когда мы были близки… Нет, не так. Это "Равин" был близок с ней. Я хотел вернуться в то место, где мне даже в голову не пришли бы такие заблуждения.

В крошечную однокомнатную квартирку, где каждый день аккуратной стопкой складывались литровые стаканы кофе за три тысячи вон, а на столе одиноко стоял лишь ноутбук. В моё чистое, только моё пространство.

— Хоть помолвка официально ещё не расторгнута, но, всё же, бывшим жениху и невесте вот так сидеть вдвоём – наверное, не очень хорошо.

— Почему именно это тебя сейчас волнует?

— Потому что не хочу разговаривать с тобой. Я устал. Я только что вернулся после того, как меня измотала моя славная сестрица.

Не знаю, какое выражение было на лице Серафины. Я видел лишь её пальцы, которые, не находя себе места, теребили что-то, пока она опускала голову.

— Ты же хотела извиниться, да?

— Да. За всё, что тогда наговорила. Я хотела извиниться.

— Всё в порядке. Всякое бывает, когда злишься.

Я опустил взгляд на пустую бутылку. Она была пуста, как и моя голова.

— Но всё же… Знаешь, было бы лучше, если бы ты сказала это с самого начала. Если тебе были так отвратительны те письма, что я каждый день писал, то стоило бы сказать раньше. Тогда я бы не занимался такими глупостями.

— С начала всё было не так. Поначалу мне казалось, что ты меняешься, и я радовалась. Правда. Но потом… потом каждый раз, когда ты что-то вытворял, всё это выглядело как сплошная ложь…

— Разве я когда-то что-то натворил? Ах, запретное книгохранилище? Я же говорил, это сделал не я.

Её глаза всё так же дрожали. По её виду не скажешь, что она поверила мне. Но то ли она не хотела быть выгнанной из этой комнаты, то ли просто устала спорить со мной – Серафина лишь кивнула.

— Это потому, что я слышала об этом каждый день. Что ты кого-то избил, что травы, которые ты мне дарил, были где-то украдены. Что тебя интересуют мужчины или что ты ошиваешься с другими девушками. Только такие разговоры и доходили до меня ежедневно. А в конце всегда бросали на меня взгляды полные жалости, говоря какая я несчастная невеста…

В конце её голос начал дрожать. Глаза покраснели, и, словно нахлынувшие чувства прорвались, Серафина выпустила слова с оттенком укора.

— И когда я спрашивала, ты ведь никогда ничего не говорил! Никогда!

Потому что это были пустые, не стоящие ответа слова.

— Ну да, конечно. Слова твоих друзей, которые только и умеют нести чепуху, для тебя важнее.

— Нет, я не это имела в виду…

— Не это? А тогда что?

— …

Она не смогла ответить. Или не захотела. Вместо этого задала другой вопрос:

— Тогда почему ты всегда молчал?

— Скажи я, ты поверила бы? В прошлый раз вместо того, чтобы поверить, ты только осуждала. И сейчас ведь всё равно не веришь. Так что не делай из меня дурака, Серафина.

На банальный вопрос – столь же банальный ответ. И снова я поймал себя на мысли – зачем мы вообще опять ведём этот разговор…

— Перед тобой я всегда становлюсь жалким. В твоей голове я – не иначе как отъявленный подонок, сучий сын, никчёмный бастард, жалкий ублюдок, который без тебя ничего не может… да?

— Но… но это ведь ты сам всё начал. Ты всегда, всегда предавал мою веру в тебя.

— И что же я предал?

— Всё. Абсолютно всё. Каждый раз, когда я пыталась тебе поверить, ты всегда… Каждый раз, когда я думала, что всё наладится, ты лишь снова и снова лгал мне. Таскался с шайкой хулиганов, держался рядом с какой-то странной девицей, а потом в насмешку говорил, что между вами ничего нет!

— Потому что и правда ничего не было.

— И как… как я должна в это поверить!?

— Конечно трудно поверить. Ведь ты никогда не веришь мне даже тогда, когда я говорю правду. Для тебя всё было ложью. И письма, и мои подарки, и мои чувства. Прости, зря я всё это приносил, да?

Я вытащил сигарету из кармана.

— Да какое теперь всё это имеет значение.

Зажав в зубах сигарету, я чиркнул спичкой, затянулся и медленно выпустил дым вниз.

Выкурив примерно половину, я встретился взглядом с Серафиной и вдруг потерял всякое желание курить. Затушив сигарету о пепельницу, я тихо произнёс:

— Возвращайся к себе, Серафина. Нам больше не стоит встречаться.

— Нет.

Она поднялась с места и, шатаясь, подошла ко мне.

— Я не могу вот так уйти.

Её рука медленно потянулась к моей щеке. Я оттолкнул её.

Звук был негромким, но в тишине комнаты прозвучал особенно резко.

Её ладонь покраснела. Схватившись за обожжённую ударом тыльную сторону ладони, она прикусила нижнюю губу. По её щекам заструились слёзы.

Серафина, растерянная, продолжала держать покрасневшую руку и смотрела на меня. Молчание, показавшееся бесконечно долгим, тянулось минут пять.

— …Равин.

— Что.

— Можно я… с завтрашнего дня буду приходить каждое утро? Я хочу доделать уборку в твоей комнате.

Её вопрос прозвучал нелепо, лишённый всякой логики. Но, пожалуй, искать логику в нашем разговоре сейчас было бы не меньшей глупостью.

— Как хочешь.

Я ответил безразлично. Уберёт она комнату или подожжёт её – теперь для меня это уже не имело значения.

Я смотрел ей вслед, когда она, тяжёлой походкой, вышла из комнаты. И даже после того как дверь за ней закрылась, я ещё долго оставался сидеть на том же месте.

У кончика носа скользнул лёгкий запах сирени.