Онлайн чтение книги Власть книжного червя Ascendance of a Bookworm
Пролог (❀)

Диттер между Эренфестом и Дункельфельгером подошёл к концу. Было несколько неожиданных событий, таких как вмешательство рыцарского ордена Центра и решение королевской семьи допросить все участвующие стороны, но в итоге матч закончился победой Эренфеста. Розмайн не будет выдана замуж за кандидата в аубы Дункельфельгера.

Матиас вздохнул с облегчением, радуясь, что защитил госпожу, которой он посвятил имя... но расслабляться было рано. Во время разговора с принцем он заметил слабый запах — то, что все остальные, скорее всего, пропустили.

— Могу ли я попросить вас всех пройти со мной в комнату для совещаний? — сказал Матиас. — Я хочу обсудить сегодняшние события. — он обошел столовую, чтобы собрать Лауренца, Леонору и Юдит, а также Брюнхильду, которая также участвовала в игре диттер.

— А как же я? — спросил юный Теодор, но он служил госпоже Розмайн только в дворянской академии. Его настоящим господином был гиб Кирнберг, поэтому он не мог присутствовать на важных обсуждениях.

Однако Матиас не решался говорить так прямо. Он знал, как расстроится Теодор из-за того, что его оставили в стороне, поэтому вместо этого он сказал:

— Я бы хотел, обсудить это между теми, кто участвовал в диттере.

— Но разве вы не хотели бы услышать мнение того, кто наблюдал со стороны? — спросил Теодор.

Матиас погрузился в раздумья, пытаясь придумать, как заставить Теодора отступить, не задев его чувств... но тут Леонора издала нетерпеливый вздох.

— Теодор, поскольку ты служишь госпоже Розмайн только здесь, в дворянской академии, нам необходимо провести черту. Мы не хотим, чтобы каждое наше слово передавалось гибу Кирнберга. Или ты хочешь стать полноценным последователем госпожи Розмайн?

У Теодора был большой потенциал как рыцаря, и, поскольку Розмайн не хватало стражников, ее последователи очень хотели, чтобы он присоединился к ним. Но после недолгого раздумья Теодор отказался от предложения.

— Моя цель — стать рыцарем Кирнберга. — сказал он.

После ужина пятеро последователей Розмайн, участвовавших в игре в диттер, собрались в комнате для совещаний. Матиас убедился, что дверь за ними плотно закрыта, затем повернулся к Брюнхильде.

— Как госпожа Розмайн?

Брюнхильда была слугой-ученицей и могла попасть в покои Розмайн на этаже для девочек. Матиас до сих пор помнил, какой болезненно бледной была Розмайн, когда ее уносили. Он хотел получить информацию о ее состоянии — как она себя чувствует, стало ли ей лучше и очнулась ли хотя бы его госпожа.

— Ей не очень хорошо... — ответила Брюнхильда. — Состояние госпожи Розмайн отчасти вызвано тем, что она выпила слишком много лекарств восстановления, так что их нельзя принимать, пока она не поправится. Все, что мы можем сделать, это ждать ее пробуждения. По правде говоря, пока мы обедали, у нее началась лихорадка... Кажется, она даже дышит с трудом.

В данный момент Рихарда была занята ужином, а Лизелетта и Гретия обтирали и прикладывали холодный компресс ко лбу госпожи Розмайн.

Брюнхильда становилась все бледнее, продолжая:

— Если бы только я не потеряла сознание во время игры... Я могла бы остановить госпожу Розмайн от употребления стольких лекарств.

Ее голос был полон сожаления, но нельзя было винить слугу, получившую совсем немного боевой подготовки, за то, что она потеряла сознание перед лицом мощнейшей атаки Ларталька, сильнейшего рыцаря-ученика Дункельфельгера. Это была вполне объяснимая реакция. Ее приоритетом было оставаться внутри щита Розмайн — ее не учили защищаться или избегать атак. От слуг ожидалось лишь умение обращаться с лекарствами восстановления и распознавать различные виды наступательных магических инструментов.

— В таком случае, — сказала Юдит, — я виновата в том, что не справилась с ролью рыцаря сопровождения. Я позволила господину Лестилауту проникнуть в щит и не смогла защитить госпожу Розмайн. Если бы я не достала оружие, то не была бы выброшена из щита...

Она разочарованно покачала головой, выражение ее лица потемнело, но Матиас не считал, что она тоже виновата. Любой стоящий рыцарь сопровождения достал бы оружие, увидев, что его господину или госпоже угрожает опасность. Это было именно то, чему их учили, и они делали это, не задумываясь.

— Я полагаю, что любой в твоей ситуации был бы выброшен из щита Шуцерии, — сказал Матиас. — На самом деле, ты была бы некомпетентным рыцарем сопровождения, если бы не попыталась защитить ее.

Лауренц кивнул.

— Даже если бы ты осталась внутри, чтобы защитить ее от господина Лестилаута, госпожа Розмайн, вероятно, все равно выпила бы лекарство восстановления. Нам нужен был ее щит, чтобы защитить нас от атак нападающих и как база для лечения рыцарей.

Брюнхильда нахмурилась.

— Лауренц, именно это мы и должны были ей запретить. Господин Фердинанд, будь он здесь, наверняка отругал бы нас всех за то, что мы не справляемся со своими обязанностями.

Ни Матиас, ни Лауренц не поняли, что она имела в виду. Действительно ли это было достойно такой суровой критики? Матиас вспомнил, что в прошлом году госпожа Розмайн использовала щит Шуцерии для защиты учеников во время нападения танисбефаленов, и тогда их за это не критиковали. В данном случае щит был абсолютно необходим для отражения атак сверху, исцеления раненых рыцарей и защиты от зрителей, не участвовавших в сражении.

— Но почему? Если бы не щит Шуцерии, мы бы...

Брюнхильда покачала головой.

— Вспомните, что у Дункельфельгера нет щита Шуцерии, на который они могли положиться. Разве не из-за слабости наших рыцарей-учеников мы не смогли сами исцелить себя или защитить зрителей без помощи госпожи Розмайн?

Это была резкая критика, произнесенная с суровым взглядом.

Несмотря на слова Брюнхильды, Матиас считал, что она упускает из виду одну важную деталь: желание Розмайн состояло в том, чтобы сделать щит и поддерживать его в рабочем состоянии.

— Госпожа Розмайн сделала свой щит с желанием защитить всех. Разве ее благородные поступки и дух не заслуживают уважения?

— Да. Однако здоровье и безопасность госпожи Розмайн превыше всего. Мы, ее последователи, не отреагировали на это. — Твердый взгляд ее янтарных глаз упал на Матиаса и Лауренца. — Это не похоже на то, когда она была переполнена маной и ей нужно было отдать часть маны другим. Мы, ученики Эренфеста, заставили ее выйти за рамки своих возможностей и использовать больше лекарств, чем ей разрешил господин Фердинанд, ее личный врач. Мы знаем, что госпожа Розмайн настолько слаба, что даже посещение чаепития может стать причиной ее обморока, так почему же мы не вмешались? Почему мы относимся к случившемуся как к норме, вместо того чтобы сожалеть о своих проступках?..

Откровение Брюнхильды стало для Матиаса таким шоком, что ему показалось, будто кто-то ударил его по голове. Она была совершенно права — все они прекрасно знали о слабом здоровье Розмайн. И хотя у нее было больше маны, чем у других, ее запас был далеко не бесконечен. Она тоже могла иссякнуть, если бы использовала слишком много сразу.

И все же, несмотря на то, что Розмайн приходилось использовать лекарства восстановления только для поддержания щита, Матиас ничуть не беспокоился о том, что она дает благословения или использует ману. Он почувствовал беспокойство, увидев ее болезненно бледное лицо, но не перестал задаваться вопросом, чем вызвана его зависимость от нее.

— Брюнхильда... Мне очень жаль... — сказала Леонора. — Мы оказались в этой ситуации, потому что я сделала щит госпожи Розмайн неотъемлемой частью нашего плана...

— Госпожа Розмайн была заинтересована в том чтобы использовать его, и он, вероятно, сыграл важную роль в нашей победе. Я бы не вызвалась участвовать в матче, если бы не этот щит. Тем не менее... битва закончилась в тот момент, когда госпожа Ханнелора покинула базу Дункельфельгера, не так ли? Мы должны были развеять щит в тот же момент, сделав здоровье госпожи Розмайн нашим главным приоритетом. Мне, как ее последовательнице, стыдно, что мы не сделали это.

Рыцари-ученики могли свободно покинуть арену, как только битва закончилась, и восстановить силы в безопасном месте. Те, кто находился на трибунах, в большинстве своем могли защититься самостоятельно, именно для таких случаев всех учеников учили использовать гетайльт. Что касается Шарлотты, то ее рыцари сопровождения могли прилететь и защитить ее.

Матиас подумал, что сожаления Брюнхильды, должно быть, вызваны тем, что она была слугой. Ее точка зрения отличалась от точки зрения рыцарей.

— Я тоже сожалею о своих действиях, — сказала Леонора, а затем бросила обеспокоенный взгляд в сторону комнаты Розмайн. — Я не должна была позволять ей лечить того раненого ученика Дункельфельгера. Она была в гораздо худшем состоянии, чем он.

Матиас моргнул. Он твердо знал, что обязанность последователя — исполнять желания своего господина или госпожи и ничего больше. Однако даже Леонора, рыцарь сопровождения, была согласна с Брюнхильдой.

«Что заставляет их так думать?» — размышлял Матиас.

Это было не просто различие между слугами и рыцарями: и Леонора, и Юдит были согласны с позицией Брюнхильды. Скорее, это было нечто более фундаментальное, отделяющее его мышление от их. Это было отнюдь не хорошо — противоположные представления о роли последователя могли привести к недоразумениям или конфликтам в будущем. Матиас хотел понять их мысли и намерения до того, как это произойдет.

— Вы так говорите, — вмешался он, его голос дрожал от волнения, — но госпожа Розмайн пожелала исцелить рыцаря, и он, конечно, был достаточно ранен, чтобы нуждаться в этом. Разве не обязанность последователя исполнять желания своего господина или госпожи?

— Это не всегда так, — категорично ответила Брюнхильда .

Леонора на мгновение задумалась, затем пробормотала:

— Полагаю, вы оба должны знать это, раз уж вы посвятили имя... — Она посмотрела на Матиаса и Лауренца. — То, что я собираюсь вам рассказать, мне поведал Корнелиус. Это случилось до того, как мы все поступили на службу к госпоже Розмайн. Четыре года назад... Последователи госпожи Розмайн работали только для того, чтобы исполнять ее желания, не думая ни о чем другом.

Розмайн отправилась на своем ездовом звере спасать Шарлотту, которую похитил виконт Джойсотарк. Ее рыцари сопровождения отделились от нее, как и было приказано, решив исполнить любое ее желание, и в этот краткий миг похитили саму Розмайн.

Леонора продолжала:

— Ее рыцари сопровождения ставили ее желания превыше всего, и в результате их леди провела два года в юрэве.

Сколько бы благодарностей они ни получали от Шарлотты, ее последователей или герцогской четы, их подопечная оставалась в юрэве. Со временем ее присутствие в сознании людей становилось все менее заметно, и она все больше забывалась.

— Их госпожа в конце концов проснулась и обнаружила, что жизнь продолжается без нее. Она пропустила два года обучения и роста, и благородное общество не стало ждать, пока ее эмоции стабилизируются. Как вы думаете, что чувствовали рыцари сопровождения госпожи Розмайн, видя, что их госпожа, которую они не смогли защитить, отправляют в дворянскую академию, прежде чем она успела наверстать упущенное?..

От одного только представления их боли у Матиаса во рту появился неприятный привкус. Ни он, ни Лауренц не могли ничего сказать.

— Мы не можем допустить повторения истории, — заключила Леонора. — Для этого вы должны понять, что просто исполнять желания тех, кому вы служите, недостаточно. Госпожа Розмайн, в частности, необычайно изобретательна и целеустремленна, но у нее не хватает выносливости, чтобы соответствовать собственным целям. Еще больше усложняет ситуацию ее искаженное понимание дворянских ценностей, частично обусловленное воспитанием в храме, поэтому она часто не понимает других..

Матиас и Лауренц внимательно слушали. Родерих рассказал им, бывшим членам фракции Вероники, как служить их новой госпоже, но это было нечто более элементарное — это был урок, как служить той, кем является Розмайн.

— Вы должны быть осторожны и с господином Вильфридом, — заметила Брюнхильда. — Этот мальчик всегда смотрит на госпожу Розмайн свысока.

После этого она разразилась гневной тирадой. Казалось, что Вильфрид виновен в нескольких проступках, которые могли заметить только последователи. Каждый из них сам по себе был незначительным, но, подобно тому, как камень за камнем может образовать гору, его грехи создали внушительный список, отчего девушки, служащие Розмайн, были в ярости.

«Было несколько случаев, когда он раздражал и меня...» — вспомнил Матиас.

Брюнхильда продолжала:

— Мое мнение о нем немного улучшилось, когда он принял вызов в диттер, но с середины матча и до обсуждения с королевской семьей, он, казалось, заботился лишь о госпоже Ханнелоре, и только о госпоже Ханнелоре!..

— Ну... я думаю, нам следует быть немного более снисходительными, — сказал Матиас. — Эренфест победил только потому, что он вывел госпожу Ханнелору с базы после того, как она осталась там совсем одна.

— Я учитываю это, но госпожа Розмайн все еще была бела как лист. Я в ярости, что у него было время беспокоиться о кандидате в аубы другого герцогства, но не о своей собственной невесте, когда она в одиночку защищала всех учеников Эренфеста.

— Я думаю, он хотя бы немного беспокоился о ней, — сказал Лауренц, пытаясь защитить Вильфрида, но Брюнхильда бросила на него такой свирепый взгляд, что он начал сомневаться, действительно ли взглядом нельзя убить.

Леонора утешительно похлопала Брюнхильду по спине, глядя между Лауренцем и Матиасом.

— Господин Вильфрид праздновал нашу победу вместе со всеми, не так ли? Он выразил свое облегчение тем, что допрос королевской семьи закончился без каких-либо необоснованных требований или жалоб. Однако он не сказал ни слова благодарности госпоже Розмайн и не выразил беспокойства о ее здоровье, хотя она поддерживала щит ради всех остальных. Его единственными словами было то, что... потеря сознания для нее — это нормально.

Если задуматься, она права. Матиас определенно беспокоился о Розмайн, но даже когда ее уносили в полубессознательном состоянии в присутствии королевской семьи, его единственными мыслями были: «Такое часто бывает» и «Она скоро очнется». Он резко вдохнул, не понимая, насколько сильно время исказило его восприятие.

— Я думаю, это было потому, что господин Вильфрид не хотел никого беспокоить, — сказала Юдит. — Даже я могу сказать подобное. Он не может дать подробный отчет, пока госпожа Розмайн спит, и...

— И все же, — сказала Брюнхильда , прерывая ее, — с момента их помолвки прошел целый год. Госпожа Розмайн старается до потери пульса ради Эренфеста, но ни разу он не соизволил приготовить для нее подарок к выздоровлению. Я так, так разочарована в нем! Это «нормально», говорит он? Как такое может быть, если она впервые потеряла сознание от слишком большого количества лекарств восстановления во время игры в диттер? Он должен знать об этом! РАЗВЕ НЕТ?!

Брюнхильда снова разгорячилась, ее глаза пылали гневом. Было ясно, как сильно она переживает за свою госпожу. К тому же, если даже Брюнхильда , которая обычно так хорошо скрывала свои истинные эмоции, была так открыто разъярена, можно было только представить, как отреагирует Хартмут.

«Я даже не хочу об этом думать» — Матиас быстро решил выкинуть Хартмута из головы и вместо этого предложил улучшить их отношения с Вильфридом.

— В таком случае, мы можем побудить господина Вильфрида посетить ее, предложив это его последователям.

— Добрый жест не должен быть вынужденным, он бессмыслен, если не идет от сердца, — сказала Леонора, звуча не менее сердито, чем Брюнхильда . — И хотя Брюнхильда довольно сердита, я не слишком беспокоюсь о том, навещает ли он ее. Мальчикам не разрешается находиться на третьем этаже общежития, а в политическом браке лучше не показывать партнеру слабость.

При этом неожиданном заявлении Матиас увидел, как Лауренц дернулся от страха.

— Мой вопрос, — продолжала она, — заключается в том, что господин Вильфрид , похоже, сокрушается по поводу прерывания нашей игры в диттер и считает, что это как-то «омрачило» нашу победу. Дункельфельгер отбросил все оправдания и сентиментальность, чтобы признать свое поражение, но этот мальчик все равно требует реванша в присутствии королевской семьи, говоря, что он не удовлетворен решением! Это абсолютно непостижимо.

Гнев Леоноры был настолько сильным, что ее глаза цвета индиго начали менять цвет.

В ответ на ее тираду Матиас слегка кивнул в знак согласия. Вильфрид всегда говорил о том, что не хочет протестовать против решений других и что те, кто находится внизу, должны подчиняться тем, кто находится наверху, — так почему же, задавался вопросом Матиас, он решил забыть все это в самый неподходящий момент?

Леонора вздохнула.

— Мальчишка — глупец, это я уже знала, но я думала, что у него хватит ума хотя бы понять силу нашего врага после того, как мы только что столкнулись с ним в бою. Он действительно искренне хочет защитить госпожу Розмайн? Он должен использовать любые средства для достижения успеха и благодарить богов за каждую победу. Отдавать предпочтение чему-то другому — это ужасно, не так ли?

Тем кто ответил был Лауренц:

— То есть, как рыцарь сопровождения, я должен согласиться, что наша победа была вроде как неполно...

«ЛАУРЕНЦ, ТЫ ДУРАК! МОЛЧИ! НЕТ. ПРОСТО ЗАТКНИСЬ!!!» — мысленно кричал Матиас. Но, увы, эти крики не дошли до его несчастного друга. Лауренц не успел даже закончить свою мысль, как Леонора прервала его спокойной улыбкой.

— Лауренц, похоже, ты не годишься на роль рыцаря сопровождения. Я посоветуюсь с господином Бонифацием и попрошу его увеличить интенсивность ваших совместных тренировок.

— Что? — Лауренц моргнул, не понимая ее намерений.

Леонора посмотрела на Юдит и сказала:

— Юдит, расскажи о пути рыцаря сопровождения!..

— Приоритет безопасности вашего господина или госпожи превыше всего, несмотря ни на что! — прозвучало ее резкое, четкое заявление. — Используйте любые средства, чтобы защитить их! — И она явно говорила от чистого сердца. После того, как она распахнула свой плащ, чтобы защитить Розмайн во время нападения Ларталька, стало ясно, что она искренне верит и бескомпромиссно выполняет эти слова.

— Лауренц, повторяй про себя эти слова изо дня в день, — сказала Леонора. — Произноси их до тех пор, пока каждая частичка твоего существа не поймет, что защита госпожи Розмайн гораздо важнее, чем характер победы. Ты можешь посвятить свое имя, но если ты не можешь защитить свою госпожу без приказа, то от тебя не будет никакой пользы как от рыцаря сопровождения.— Она улыбалась, но слова ее были серьезны и язвительны настолько, что обжигали уши.

Лауренц уже сжимался от ярости Леоноры.

— Я прошу прощения. Я не осознавал, что значит быть рыцарем сопровождения, — сказал он. — Однако господин Вильфрид не является рыцарем сопровождения госпожи Розмайн, так что...

— Он может и не быть ее рыцарем сопровождения, но он ее жених, и их помолвка — исключительно ради него. Он не может стать следующим аубом без госпожи Розмайн рядом с ним, и трудно сказать, насколько большим авторитетом он будет обладать как кандидат в аубы среди опальной бывшей фракции Вероники теперь, когда чистка была проведена. Удивительно, разве вы не понимаете это?

— Я и сама удивляюсь... — согласилась Брюнхильда . — Именно потому, что их брак носит политический характер, господин Вильфрид должен быть особенно осторожен в своих действиях. Ему было бы так легко добиться расположения госпожи Розмайн, подарив ей одну книгу, пока она лежит на больничной койке, или написав ей письмо.

«Благодаря помолвке с госпожой Розмайн, господин Вильфрид получил возможность сделать дворян фракции Лейзенгангов своими союзниками, что позволило бы ему стать следующим аубом — но это не похоже на то, что я слышал от дворян бывшей фракции Вероники».

Матиас инстинктивно заговорил, заметив, что их фракции по-разному интерпретируют события.

— Так ли это для Лейзегангов? В нашей фракции говорили, что господин Вильфрид становится следующим аубом для поддержания баланса сейчас, когда фракция госпожи Вероники ослаблена больше, чем предполагалось.

Он просто надеялся показать, что есть недоразумения, которые нужно исправить, но его усилия вызвали разочарованные вздохи Леоноры и Брюнхильды.

— Боже, боже... Как постыдно наивно. Если дворяне из бывшей фракции Вероники действительно верят в это, то господин Вильфрид никогда не улучшит своего отношения.

— Его отношение?.. — повторил Матиас.

— Даже во время разговора с королевской семьей господин Вильфрид послушался совета, данного ему Освальдом, и проигнорировал наши мнения, заставив Эренфест безропотно подчиниться желаниям всех остальных, — сказала Леонора. — И это было далеко не в первый раз, не так ли?..

Брюнхильда кивнула в знак согласия.

— Он прислушивается только к своим последователям, ни разу он не считался с нашим мнением и даже не спрашивал его. Неужели это так неразумно, что мы хотим, чтобы он поговорил с нами или с госпожой Розмайн, прежде чем отвечать кому-то?..

Матиас тяжело сглотнул. Во время беседы Леонора предложила Эренфесту воспользоваться просьбой Дункельфельгера и принять участие в допросе злоумышленников. Матиас был полностью согласен... но Вильфрид решил послушаться Освальда и как можно меньше говорить тем, кто стоял выше его по рангу.

«Ааа... Я также помню, как меня зацепило то, что сказал господин Вильфрид, хотя это было по другой причине, нежели эти две», — подумал Матиас.

Но эти мысли были вытеснены из его головы — в конце концов, то, что он заметил после инцидента, о котором говорили девушки, было гораздо важнее. Он ломал голову, пытаясь вспомнить, что это было, когда Юдит встала между ним и Леонорой.

— Брюнхильда, Леонора, пожалуйста, успокойтесь! — сказала она. — Из-за вас Матиас и Лауренц чувствуют себя очень неловко. Они, может, и посвятили свои имена, но они все еще из бывшей фракции Вероники. Им, должно быть, тяжело переносить, когда люди так открыто критикуют господина Вильфрида. Верно?— Она выжидающе смотрела на двух мальчиков... но Лауренц лишь скорчил гримасу.

— Юдит, не усугубляй наше положение.

Матиас чуть улыбнулся. Он утешил Юдит, которая еще не совсем освоилась в комнате, а затем сказал:

— Мое молчание не было вызвано дискомфортом. Я просто вспомнил кое-что еще о расследовании, что привлекло мое внимание.

— О? Что-то еще? — спросила Брюнхильда, удивленно моргая.

— Еще когда господин Лестилаут говорил о претензии к королю, господин Вильфрид утверждал, что этот вопрос не стоит такого пристального внимания...

Члены рыцарского ордена были мобилизованы без приказа короля. Как рыцарь сопровождения, Матиас считал важным выяснить, что послужило причиной их необдуманного неповиновения... Однако Вильфрид категорически отверг эту идею. Он собирался стать следующим герцогом Эренфеста — неужели его не беспокоило, что подобный инцидент может произойти в его собственном рыцарском ордене? Казалось, он был буквально неспособен представить себе столь серьезную опасность.

— Кроме того, кто-нибудь еще почувствовал в воздухе запах чего-то сладкого? — спросил Матиас. Наконец-то он рассказал о своей главной причине, по которой собрал всех.

Все сразу же погрузились в раздумья, привлеченные его серьезным выражением лица.

Лауренц первым поднял глаза.

— Ты ведь не говоришь о унишаме, которым пользуются девушки, верно, Матиас? Чей запах тебя заинтересовал?

— Лауренц, перестань. Я бы не стал поднимать такую тему в такое время.

Матиас не мог понять, шутит ли Лауренц или говорит серьезно, поэтому он просто заставил его замолчать и повернулся к остальным. Он посмотрел в глаза Брюнхильде, но она покачала головой.

— Я не заметила ничего особенного. Даже если бы что-то привлекло мое внимание в тот момент, я бы не запомнила это, если только оно не было особенно сильным.

Внезапно Леонора вскинула голову.

— Матиас, не говори мне...

Матиас поймал ее взгляд и кивнул.

— Весьма вероятно, что трук был использован на рыцарском ордене.

— Снова?!

— Когда я подходил прощаться с принцем Анастасием, я заметил в воздухе знакомый сладковатый запах. Я проследил его, как мог, и обнаружил, что он исходил от связанных рыцарей. В то время я с трудом определял его... но после возвращения в общежитие и при виде камина, улыбка госпожи Георгины внезапно возникла в моей памяти.

Отсюда Матиас сразу же связал все точки, но, похоже, никто больше этого не заметил. От этой мысли у него по позвоночнику пробежал холодок. Брюнхильда и Юдит тоже сохраняли строгое выражение лица.

— В ходе чистки до нас дошло, что трук — опасное растение, — сказала Леонора. — Однако никто из нас не знаком с его запахом или иначе опознать его использование. Ты единственный, кто мог заметить это, Матиас.

Юдит кивнула.

— Благовония могли гореть прямо передо мной, и я бы все равно не узнала, что это трук... Это действительно опасно.

— Зажженный камин во время того летнего собрания был причиной для подозрений, но в это время года... сжечь трук было бы проще простого, не так ли? — спросил Лауренц.

Матиас кивнул. В это время года человек мог легко сжечь трук, и никто ничего не заподозрит.

— Я сама знаю об этом очень мало, — сказала Леонора. — Я могу только надеяться, что дворяне Центра, расследующие дело тех трех рыцарей, обратят на это внимание.

Услышав ее резкие слова в адрес бывшей фракции Вероники, Матиас предполагал, что Леонора сразу же усомнится в нем, но оказалось она доверяла его мнению. Обсуждение продолжалось так, словно все согласились с тем, что на рыцарей Центра использовали трук.

— Должен заметить, что я не совсем уверен в своем утверждении, — уточнил Матиас. —Я могу ошибаться.

Он очень надеялся, что ошибался, сама мысль о том, что трук был использован против рыцарского ордена Центра, была ужасной.

Однако Леонора была гораздо более прагматичной.

— В прошлом госпожа Георгина использовала трук с целью нанесения вреда госпоже Розмайн. В этот раз он был использован, чтобы прервать диттер, во время которой на кону стояла помолвка госпожи Розмайн. Не будет необоснованным предположить, что есть что-то, связывающее двух противников нашей леди.

Вместо того, чтобы беспокоиться за рыцарский орден, Леонора сосредоточилась на том, как это вещество использовалось против госпожи Розмайн. Тогда Матиас понял, что ее точка зрения полностью отличается от его собственной. Может быть, для того чтобы стать рыцарем сопровождения, нужна была такая чрезвычайная чувствительность к опасности?

— Ты был прав, не упоминая о трук в тот момент, Матиас. Дункельфельгер или королевская семья могли бы начать подозревать, что это дело рук Эренфеста. Мы не можем предпринять какие то действия без нашей госпожи, поэтому пока что давайте подождем ее выздоровления.

Матиас кивнул. Леонора, старший рыцарь сопровождения госпожи Розмайн в дворянской академии, была полностью сосредоточена на исполнении желаний своей госпожи, но сама решала, как этого достичь.