Онлайн чтение книги Власть книжного червя Ascendance of a Bookworm
624 Мать и дочь

К тому времени, как моя неловкая исповедь закончилась, было уже достаточно поздно — Лизелетте, Леоноре и Ангелике пора было идти домой. Иными словами, наша первая беседа подошла к концу. Корнелиус и Бонифаций проводили троицу, а я осталась стоять в коридоре.

— Мама, — сказала я, — мне нужно вернуться в свою комнату.

— Одну минуту. Позволь мне присоединиться к тебе. Нам нужно ещё кое-что обсудить.

Так что Эльвира отправилась со мной. Моё пребывание в этом поместье было недолгим, но моя комната всегда содержалась в порядке, и я могла пользоваться ею, когда захочу. Это сильно грело мне сердце.

— Ты ведь так и не зарегистрировала свою магическую силу в здешней потайной комнате? — спросила Эльвира. — Пойдём со мной. В твоём возрасте обычно уже не принято входить в потайную комнату с родителями, но позволь нам испытать это хотя бы раз, прежде чем ты уйдешь. Я бы хотела, чтобы ты знала, как это сделать и смогла зарегистрировать своих детей, когда придёт время.

«Мы с господином Фердинандом уже регистрировали мою магическую силу в потайной комнате в храме, но... я оставлю это при себе. Не хотелось бы, чтобы Эльвира выхватила из воздуха диптих и начала лихорадочно записывать идеи».

Было так легко представить загорающиеся глаза Эльвиры, что я решила просто поблагодарить её и молча провела регистрацию. Её глаза зажмурились от ностальгии, когда мы подошли к двери у кровати, и положили руки на магические камни, формирующие потайную комнату, и вместе влили в них свою магическую силу.

— По правде говоря, как твоя мать, я хотела сделать всё это, ещё когда ты только приехала, на случай, если чувства, обуревающие тебя, станут слишком сильными... Однако благодаря тому, что господин Фердинанд присматривал за тобой, не было ни одного случая, чтобы ты испытывала тревогу или грусть, хотя ты только что приехала в новый дом и была вынуждена называть незнакомых людей семьёй. Так что я, лишь недавно ставшая для тебя матерью, в итоге решила, что жить с господином Фердинандом тебе будет спокойнее, а потому так и не занялась этой комнатой.

Рука Эльвиры лежала на моей, и от её прикосновения исходило приятное тепло. Я смотрела, как по двери бегут линии магической силы, и меня охватило щекочущее чувство, когда за ней начала формироваться потайная комната. Теперь у меня не оставалось сомнений: когда я только приехала в это поместье, Эльвира действительно была готова принять меня как родную дочь.

Слуги внесли в пустую комнату стол и два стула, а затем приготовили нам напитки. Мы собирались устроить в потайной комнате своё собственное небольшое чаепитие на две персоны.

— Итак, с чего бы нам начать? — размышляла Эльвира. — Полагаю, мы могли бы обсудить будущее Филины и Дамуэля, о которых я решила не упоминать ранее.

— Филины и Дамуэля? — переспросила я, недоумённо глядя на неё. Я не могла придумать причину, по которой стоило бы ждать этого момента, прежде чем заговорить о них.

Эльвира улыбнулась. 

— Я не хотела давить на тебя, пока мы находились в обществе других людей. Госпожа должна сама решать, как поступать со своими последователями. Поэтому я сначала выскажу своё желание, а потом соглашусь с любым твоим решением. 

Ведя себя более непринужденно, чем я привыкла, она продолжала уже спокойным тоном: 

— Не могла бы ты оставить Филину и Дамуэля в Эренфесте? Причин для моей просьбы много, но остановимся на одной, которая касается их обоих. В Центре почти нет низших дворян. Если они отправятся с тобой, как я полагаю, оба будут чувствовать себя ещё более неуютно, чем в Эренфесте.

Далее она рассказала, что, хотя средние и высшие дворяне иногда брали с собой в Центр слуг из низших дворян, она никогда не слышала, чтобы туда отправлялись рыцари или служащие подобного ранга. Потому сама мысль о том, что они могут служить принцессе, была немыслима. Мы уже договорились, что я некоторое время понаблюдаю за Центром, прежде чем решить, стоит ли переводить туда Гутенбергов. Эльвира хотела, чтобы мы сделали то же самое с Филиной и Дамуэлем.

— В то же время, — продолжала Эльвира, — Эренфесту выгодно, чтобы люди, хорошо знающие твои методы и умеющие общаться с нижним городом, оставались здесь подольше. Есть серьёзные опасения, что твой отъезд приведёт к тому, что дворяне герцогства вернутся к старым порядкам.

Лишь немногие люди хорошо знали мои методы и могли правильно взаимодействовать с нижним городом. Хотя по плану мы должны были завершить передачу дел в печатной промышленности в течение следующего года, этого времени было бы недостаточно для полной перестройки дворянской культуры. Эльвира полагала, что Брюнхильде будет трудно поддерживать постоянные контакты с нижним городом после того, как она станет второй женой герцога.

— То же самое можно сказать и о передаче дел храма, — сказала она. — Филина и Дамуэль провели огромное количество времени рядом с тобой, помогая господину Фердинанду в его работе. Если они останутся, это будет иметь огромное значение. В нынешнем положении господину Мельхиору и его последователям придётся нести непосильное бремя.

Мельхиор, конечно, будет занят ритуалами, но я не ожидала, что возникнут какие-то проблемы с управлением храмом: я планировала оставить ему своих служителей, а некоторые священники, такие как Канфель и Фритак, уже выполняли внушительный объём работы. Но когда я сказала об этом Эльвире, она со слабой улыбкой покачала головой.

— Ты можешь не согласиться с этим, поскольку сама воспитывалась в храме, но последователи герцога не захотят просить священников обучать их. Это вопрос гордости. Низшие дворяне всё равно остаются дворянами, и хотя они без колебаний будут учиться у своих товарищей...

Как бывшая простолюдинка, я не считала себя настолько выше священников, чтобы видеть какие-то проблемы в получении советов от них. Однако здравый смысл дворян опять-таки оказался несовершенным. Эльвира объяснила, что для того, чтобы передача дел в храме прошла гладко, мне стоит быть более внимательной к последователям Мельхиора.

— Хартмута учил господин Фердинанд, верно? — спросила она. — Первоначально я хотела, чтобы он остался в Эренфесте как главный священник и высший дворянин, способный запугивать других дворян, но он посвятил тебе своё имя ещё до того, как я успела к нему обратиться. Полагаю, что в Центре тебе пригодятся высшие дворяне, так что с этим ничего не поделаешь.

«Подумать только, Хартмут оказался на шаг впереди матушки...» — задумалась я. Похоже, причины, побудившие его так настойчиво и поспешно предлагать мне имя, были гораздо более сложными, чем я предполагала.

Эльвира продолжила:

— Если, несмотря на всё сказанное, ты всё же хочешь взять Филину и Дамуэля с собой, могу ли я предложить перевезти их в Центр вместе с Гутенбергами, когда ты достигнешь совершеннолетия?

— Э?..

— Ты в любом случае не сможешь сразу взять с собой Гутенбергов. Так не хотелось бы тогда тебе, чтобы здесь были люди, знающие о твоих обстоятельствах? Это оказало бы серьёзное влияние на безопасность твоей настоящей семьи.

Я ахнула от столь небрежного упоминания «настоящей семьи». Глаза Эльвиры расширились, затем она рассмеялась. 

— Боги, что это за выражение? Я знала, что ты простолюдинка, с того самого дня, как взяла тебя в дом. Они не сказали мне, чья ты дочь, но мне потребовалось лишь немного пообщаться с простолюдинами, которых ты так ценишь, чтобы выяснить и это.

— Э? Что?!

Никто не говорил мне, что Эльвира знала мою тайну. Я старалась выдавать себя за настоящую дворянку, находясь рядом с ней, но она всё это время знала, что я простолюдинка? В это трудно было поверить.

— Ты хочешь перевезти свою семью в Центр вместе с Гутенбергами, верно? Я думаю, что Дамуэль лучше всего подойдёт для того, чтобы защищать их, пока не наступит этот день.

— Но зачем ждать, когда я достигну совершеннолетия?

Действительно, сначала мне нужно было изучить Центр, но до совершеннолетия оставалось ещё три года. Год займёт передача, но ждать ещё два после этого было излишне, особенно когда я хотела сразу же перенести печатную промышленность.

— Почему? Боже правый, Розмайн... Я понимаю, что твой нынешний образ жизни и гибкость ауба Эренфеста заставляют тебя забывать об этом, но несовершеннолетним детям обычно не доверяют крупные дела. Тебе следует понять, что в Центре у тебя не будет такой же свободы в отношении торговли и прочего, как здесь.

Сильвестр позволял мне самой принимать решения касательно печатного дела, поскольку весь этот проект начала я, но в обычной ситуации руководство новой отраслью взяло бы на себя герцогство. У не достигших совершеннолетия обычно отбирали такую работу.

— Кроме того, Карстед сказал мне, что в настоящее время ты являешься кандидатом в зенты, наиболее близким к получению Грутрисхайта. Не следует ли из этого, что тебе придётся выполнять всевозможные обязанности, прежде чем ты сможешь даже подумать о том, чтобы погрузиться в печатное дело? Ты будешь получать образование, соответствующее твоему новому статусу, я полагаю.

— Ах!

Это даже не приходило мне в голову. Я предполагала, что после получения Грутрисхайта, передачи его Сигизвальду и спасения Фердинанда я смогу делать всё, что захочу — при условии, что мне вообще удастся получить Грутрисхайт. Но, конечно же, став королевской особой, я буду вынуждена тратить кучу времени на учёбу.

— Сможешь ли ты действительно стать принцессой, Розмайн? — спросила Эльвира, с сомнением глядя на меня.

— Ууу... — простонала я и опустила плечи. Даже я не могла убедить себя, что всё будет хорошо, но мы должны были двигаться вперёд. Я не могла ничего поделать.

— Есть и другие причины подождать. Филина достигнет совершеннолетия одновременно с тобой, что позволит ей переехать в Центр, не посвящая своего имени. Не стоит говорить, что я не одобряю использование посвящение имени в качестве средства для переезда в Центр, и, честно говоря, я не считаю, что ты должна брать на себя ответственность за новые жизни. 

Видя всех сирот и тех кто посвятил своё имя Эльвира, видимо, забеспокоилась, что я откусываю больше, чем могу прожевать.

— Но ведь это я взяла Филину в свиту и увезла её от проблем, с которыми она столкнулась дома, — ответила я. — Я не могу заставить её вернуться туда. 

Немыслимо было вернуть её в этот дом с отцом и мачехой.

— Филина — полноправная наследница своего дома, её отец просто вошёл в семью матери Филины. Таким образом, вернуть дом ей не составит труда. А если нет, я всегда смогу позаботиться о ней, также как о Мюриэле. Однако я должна отметить, что если она отправится в Центр, её нужно будет обручить, чтобы обеспечить ей защиту. Как ты смотришь на её помолвку с Дамуэлем?

— ЧТООО?!

Это предложение прозвучало так неожиданно, что я, неожиданно для себя, вскрикнула.

Эльвира некоторое время наблюдала за мной, явно забавляясь. Поскольку низшие дворяне редко появлялись в Центре, пояснила она, Филине и Дамуэлю придется рассчитывать на поддержку друг друга.

— Я полагаю, что в дворянах, пытающихся приблизиться к твоим последователям, недостатка не будет, так что у Филины могут появиться другие варианты... Но при таком раскладе Дамуэлю будет трудно в принципе жениться.

— Хм, а не мог бы Дамуэль жениться на средней дворянке? — спросила я, надеясь, что тот сможет повысить свой ранг. — Мне сказали, что количество магической силы у него уже соответствует среднему дворянству, хоть и по нижней грани, так что я подумала, что он может как-то справиться...

Эльвира моргнула. 

— Может быть, он талантлив, и заслуживает самой высокой похвалы, но его общественная репутация оставляет желать лучшего. Насколько известно, он — опозоренный низший дворянин, которого в любой момент могут уволить со службы. Даже самые великодушные дворяне не захотят вступить с ним в брак. Да, был роман с Бригиттой, но он случился при откровенно чудесных обстоятельствах: репутация самой Бригитты пострадала после того, как она резко отменила помолвку и стала посещать храм, у неё была возможность сблизиться с Дамуэлем по работе, её брат гиб Илльгнер хотел наладить с тобой хорошие отношения, она была уже достаточно взрослой, чтобы к ней не подходили другие мужчины, и она проявила горячее желание пополнить свой дом.

Она была права — неразумно строить свои ожидания о будущем Дамуэля на основе его прежних отношений с Бригиттой. Вместо этого я попыталась представить его с Филиной. Они, безусловно, были близки, и хотя, возможно, Филине больше нравилась идея влюбленности, у меня сложилось впечатление, что она, по крайней мере, испытывает к нему какие-то чувства.

«Но Дамуэль...»

— Дамуэль как-то сказал, что у Филины были чувства к Родериху, так что... это может быть сложно. Он явно относится к ней как к ребёнку и ни в малейшей степени не рассматривает её как потенциальную супругу.

— Понимаю. Мне казалось, что они были бы прекрасной парой — рыцарь, милостиво опекающий одинокую девушку, порвавшую с семьей и пожелавшую последовать за своей госпожой. Он бы оберегал её до совершеннолетия, их чувства друг к другу росли, но, увы...

— Мама, это материал для твоей следующей книги? — спросила я, надув щёки. — Ты слишком часто черпаешь вдохновение, наблюдая за моими последователями.

Эльвира достала диптих и начала писать, в её тёмных глазах появился заметный блеск. 

— Конечно, важно записывать идеи по мере их появления, чтобы не забыть их. В любом случае, сообщи Дамуэлю о моём предложении. Самое большее, что я могу сделать, — это предложить вариант и высказать свои пожелания относительно развития их отношений. Я не буду принимать участия в принятии окончательного решения — это должны сделать они сами.

Я обдумала предложение Эльвиры. Она сказала, что может взять Филину под свою опеку, пока мы будем договариваться, но ничего не сказала о присмотре за Дамуэлем.

— Мама, не поставит ли моё отсутствие Дамуэля в неустойчивое положение? — спросила я. — Будешь ли ты заботиться о нем так же, как о Филине?

Она подняла глаза вверх.

— Я могла бы в какой-то мере защитить его в случае его помолвки с Филиной, но... лучше оставить мужчин с мужчинами, Розмайн. Могу ли я предложить доверить его господину Бонифацию, чтобы он сохранил свою связь с герцогской семьёй? Ему придется пройти немало тренировок, прежде чем он сможет переехать в Центр. Если Дамуэль продолжит упражняться в перерывах между посещениями храма, я полагаю, он не вызовет критики со стороны знати.

— Очень хорошо. Я попрошу дедушку присмотреть за ним, если Дамуэль того пожелает.

Я с облегчением поняла, что Эльвира и в самом деле думала о том, как помочь Дамуэлю. Но пока я любовалась её добротой, тёмные глаза Эльвиры снова сверкнули, и на лице появилась дразнящая улыбка — та самая, которой Корнелиус одарил меня совсем недавно.

— Розмайн, господин Бонифаций согласится в одно мгновение, если ты попросишь его так же очаровательно, как ты попросила Лизелетту.

— Мама! — воскликнула я, устремив на неё самый решительный взгляд, на который только была способна.

Эльвира посмеялась над моей жалобой и вернулась к своему диптиху, что-то записывая. Затем она подняла глаза, вздохнула и с довольной улыбкой отпила из чашки. 

— Ещё недавно, если бы мне сказали, что когда-нибудь я смогу свободно заниматься своими увлечениями, я бы ни за что не поверила. Я очень благодарна тебе.

— Хм?..

— Годы, предшествовавшие твоему появлению, были для меня крайне тяжёлыми, Розмайн. Не хочешь ли ты послушать о них?

Я кивнула. Хотя я уже знала кое-что о прошлом Эльвиры, я никогда не слышала полной истории.

— Моя свадьба с Карстедом была вызвана отчаянным желанием Лейзегангов защитить себя от госпожи Вероники. Мы не были особенно близки и не враждовали друг с другом, наш брак был заключен исключительно по расчёту. Однако слуга госпожи Вероники Труделида стала его второй женой, затем он самостоятельно решил взять Розмари в качестве третьей, в результате чего в нашем доме воцарился хаос.

Когда вторая и третья жены сталкивались друг с другом, Карстед всегда проявлял благосклонность к Розмари. Чтобы поддерживать равновесие в доме и сохранять лицо перед Вероникой, Эльвире приходилось вступать в союз с Труделидой.

— Вскоре после кончины Розмари Труделида родила ребёнка. Госпожа Вероника крайне обрадовалась этой новости, заявив, что ребёнок лучше всего подойдёт для того, чтобы стать преемником господина Карстеда. Я чувствовала, что меня неуклонно вытесняют с моего места и загоняют в угол.

Вскоре после этого господин Адельберт заболел, и господство Вероники достигло своего апогея. Тем временем в поместье Карстеда смерть Розмари положила начало войне между Эльвирой и Труделидой, в которой вторая жена заимствовала власть своей госпожи. Карстед стал использовать работу как предлог для того, чтобы не возвращаться домой.

«Я прекрасно понимаю, что борьба за власть — это неприятно, но перестаньте, отец! Это просто неправильно!»

— Тогда скончался предыдущий герцог господин Адельберт. Господин Фердинанд потерял свой щит и вошёл в храм, поддавшись давлению госпожи Вероники, а Экхарт, посвятивший имя молодому господину, быстро впал в отчаяние. Именно Хайдемари поддержала его в этот трудный момент.

Экхарт женился на Хайдемари, и последующее открытие, что она беременна, казалось бы, должно было крайне обрадовать его. Но затем её отравили, и в одно мгновение Экхарт потерял и жену, и ещё не родившегося ребёнка. Эта трагедия оказалась для него более тяжёлой, чем кто-либо мог вынести.

— Я никогда не знала... — пробормотала я.

— Экхарт только начал вставать на ноги, когда ты приехала, и никому из нас не пришло в голову рассказать тебе об этом.

Ещё когда Экхарт пребывал в унынии, Вероника попросила Эльвиру взять его на службу к Вильфриду в качестве рыцаря сопровождения. Эльвира отказалась, заявив, что её сын не в том состоянии, чтобы занимать такую должность, и Вероника обратилась с тем же требованием к Сильвестру и Карстеду.

— Они тоже отказались по разным причинам, — пояснила Эльвира. — Госпожа Вероника говорила, что я не сумела воспитать Экхарта должным образом, что клятва верности господину Фердинанду — это измена герцогу, и так далее. Лампрехт, прекрасно понимая ситуацию, вызвался сам занять эту должность, поскольку к моменту крещения господина Вильфрида он уже был совершеннолетним.

Другими словами, Лампрехт принял на себя бремя прекратить страдания, которые испытывали его мать и брат.

— Госпожа Вероника сразу же завалила Лампрехта необоснованными требованиями. Он должен был ухаживать за аренсбахскими дворянками и взять одну из них в невесты, а также знать, что рыцари сопровождения должны всегда проявлять полное послушание своему господину. Я протестовала против того, что переживает наш сын, но Карстед не особенно внимательно меня слушал.

Сокрушаясь о том, что приходится терпеть Лампрехту, Эльвира умоляла мужа поговорить с Сильвестром об улучшении ситуации. Однако Сильвестр почти не слушал его. Да и в любом случае Карстед знал о давнем конфликте Эльвиры с Вероникой, поэтому просто посмеялся над этим и заметил, что Вильфрид, как и молодой Сильвестр, склонен бежать от всего на свете.

«Уф... Это слишком легко представить».

— Повзрослев, Корнелиус увидел, как два его старших брата таскаются за своими господами, и решил никогда не становиться чьим-то рыцарем. Он перестал стараться в учёбе, что очень печалило меня. Я знала, что у него есть потенциал и что он мог бы далеко пойти, но Корнелиус отказывался воспринимать что-либо всерьёз.

«О да... Вначале Корнелиус не был отличником».

Я вспомнила, как до организации «Корпуса по повышению оценок Ангелики» он сказал, что ему нужны оценки, соответствующие его положению высшего дворянина, но не более того.

— Смерть господина Адельберта позволила госпоже Веронике ещё более вопиюще распоряжаться своей властью. Хальдензель, моя родная провинция, ограничивалась всё жёстче, а Лейзеганги теряли всё больше и больше власти. Каждый день я проводила в страданиях, не представляя себе иного будущего, помимо уничтожения госпожой Вероникой моих сыновей и меня.

Теперь, когда я больше знала о дворянском обществе, я понимала, насколько ужасной должна была быть жизнь Эльвиры. Она была первой женой командира рыцарей, но была в плохих отношениях с матерью герцога и с трудом общалась как с мужем, так и с самим аубом.

— Именно тогда госпожа Вероника оказалась внезапно задержана, — сказала Эльвира. — Господин Сильвестр выступил против неё, несмотря на наше предположение, что он решил навсегда остаться марионеткой своей матери.

После того как Сильвестр объявил об ограничениях на въезд в город для дворян из других герцогств, он стал постоянно исчезать, часто на несколько дней. Вскоре по дворянскому району поползли слухи о том, что с аубом что-то случилось. В середине собрания герцогов он неожиданно вернулся в Эренфест, после чего сместил главу храма, которому всегда покровительствовала его мать, и отправил Веронику в Белую башню в наказание за её проступки.

— Карстед, вернувшись с собрания герцогов, провёл бесчисленное количество дней, занимаясь преступниками Эренфеста. Даже увидев это своими глазами, я не могла понять, что происходит.

«Если посмотреть на это с точки зрения благородного человека, то поступок Сильвестра действительно был безумным. Даже я потрясена. Почему, например, он решил сделать всё это во время собрания герцогов?»

— Среди всего этого хаоса Карстед вдруг сообщил мне, что простолюдинка, ответственная за свержение госпожи Вероники, будет крещена в нашей семье. Он сказал, что ауб сразу же после этого удочерит её, так что это не будет слишком обременительным для меня.

— Что?! — воскликнула я. — Ты собиралась стать моей матерью, как бы быстро меня ни удочерили в дальнейшем, это не уменьшило бы объём работы, ложащийся на тебя.

— Действительно. Мужская беспечность...

Несмотря на это неудобство, Эльвира согласилась на соглашение по ряду причин: я была причиной падения Вероники, обладала большим количеством магической силы, что способствовало отправке полных чаш в Хальдензель, а Фердинанд, мой непосредственный опекун, лично попросил её согласиться.

— И всё же, — сказала я, — я удивлена, что ты согласилась на это. Взять в дочери простолюдинку было нелегко...

— Я некоторое время размышляла над этим, но потом Карстед высказал предположение, что твоё вступление в герцогскую семью повысит вероятность того, что твой опекун, господин Фердинанд, вернется в благородное общество, когда придёт время. Экхарт обрадовался, услышав это. Я впервые за долгое время увидела его улыбку. Твоё удочерение поможет и господину Фердинанду, и моему сыну, и этого было достаточно, чтобы принять тебя. Я и предположить не могла, что ты сделаешь для меня гораздо больше.

С возвращением Фердинанда в благородное общество у Экхарта началась новая жизнь. В своём восторге он даже начал посещать храм, чтобы служить там своему господину. Я также спасла Вильфрида от исключения из кандидатов в аубы, а это в свою очередь спасло его рыцаря сопровождения Лампрехта. Мои новые тенденции позволили фракции Эльвиры разгромить женщин фракции Вероники, а усилия Корнелиуса по оказанию помощи Ангелике в учёбе чудесным образом сказались на его успеваемости.

Эльвира продолжала:

 — Печатное дело позволило мне уделять столько времени своим увлечениям, не говоря уже о богатстве, которое оно принесло Хальдензелю. После твоего удочерения всё в моей жизни стало налаживаться. Даже мой брак стал чем-то большим, чем просто обязанностью. Когда мы обсуждали, как будем тебя воспитывать, между мной и Карстедом возникла более искренняя связь.

С тех пор как я впервые увидела их вместе, я полагала, что у Карстеда и Эльвиры хорошие отношения — по крайней мере, для людей, вступивших в политический брак. Но, видимо, так было не всегда.

Мой переезд в поместье Карстеда заставил Фердинанда навещать меня каждые несколько дней, что, в свою очередь, побудило Карстеда проводить больше времени дома. Кроме того, он должен был играть более активную роль в моём воспитании, поскольку, приняв меня в свой дом и взяв с Фердинанда обещание заботиться обо мне, он не мог перекладывать все мои вопросы на Эльвиру, как всегда делал со своими сыновьями. Кроме того, до крещения, когда я была удочерена герцогом, оставалось совсем немного времени, и полное отсутствие у меня дворянского здравого смысла потребовало от него и Эльвиры совместной работы.

— Я была и остаюсь благодарной тебе, и в мои намерения входило поддерживать тебя как твоя мать. Однако я видела, что в храме с господином Фердинандом ты чувствовала себя более комфортно, и мне казалось излишним заставлять тебя проводить время со мной. Тем более что в замке тебя ждала твоя приёмная мать, госпожа Флоренция.

В конце концов, Эльвира решила, что будет просто присматривать за мной, готовая в случае необходимости стать моей защитой. Когда за мной присматривал Фердинанд, беспокоиться было не о чем... Но потом по королевскому приказу он отправился в Аренсбах.

— Я была сильно обеспокоена тем, что ты лишилась своей опоры, но в то же время я была в растерянности и не знала, что делать. Учитывая твой возраст, я не хотела переступать границы дозволенного. Это не было бы такой проблемой, если бы ты могла попрощаться с ним после разумного периода подготовки, но его уход произошёл так внезапно и в такое неподходящее время...

Сразу после отъезда Фердинанда мне пришлось вернуться в дворянскую академию, и Эльвира решила снова присматривать за мной. Она планировала подождать, чтобы понять, встану ли я на ноги в течение учебного года и станет ли Вильфрид, мой жених, поддерживать меня после отъезда Фердинанда, либо же этим стоит заняться ей как матери.

— Готовясь к чистке, — сказала она, — господин Фердинанд поручил мне заложить основу, необходимую для того, чтобы держать Лейзегангов в узде. Но когда началось зимнее общение и мы только начинали налаживать с ними контакт, неожиданные новости из дворянской академии потребовали от нас начать чистку раньше времени. Ещё не были заложены необходимые основы, и Лейзеганги взволновались гораздо сильнее, чем ожидалось.

Чтобы решить эту проблему, Брюнхильда согласилась стать второй женой Сильвестра и вместе с Эльвирой сдерживать Лейзегангов. Чистка привела старейшин в необычайно приподнятое настроение, но ожидалось, что со временем они успокоятся.

И всё же, не успела ещё улечься пыль, как Вильфрид заявил о своём намерении посетить Лейзегангов во время весеннего молебна, чтобы заручиться их поддержкой.

— Как ты помнишь, Лампрехт пытался остановить его, заявив, что не было сделано никаких необходимых приготовлений... Но господин Вильфрид всё же осуществил свой план.

Никто не удивился, когда Вильфриду удалось лишь разжечь пламя. Эльвира рассказала, что после этого с ней связался гиб Лейзеганг, который сообщил, что старейшины находятся в неконтролируемой ярости. От этого страшного известия кровь отхлынула от её лица.

Тогда она отправилась к Брюнхильде, и они стали обсуждать, как снова сдержать Лейзегангов. Но тут настало время собрания герцогов, и было принято решение о моём удочерении королём.

— Ситуация постоянно меняется, и я даже не успеваю сориентироваться, — сетует Эльвира. — Меня поражает, что господин Фердинанд смог так долго идти с тобой в ногу.

Возможно, всё было бы не так плохо, если бы в герцогстве царил мир, но чистка привела к большим беспорядкам. К тому же Фердинанд, который был единственным человеком, державшим всё под контролем, исчез. Эльвира слишком остро ощущала его отсутствие.

— Признаюсь, — продолжала она с грустной улыбкой, — мне не раз приходила в голову мысль, что мы могли бы удержать господина Фердинанда в Эренфесте, если бы только сделали его твоим женихом вместо Вильфрида. Но теперь уже слишком поздно...

Я отпила чай и улыбнулась ей. 

— Я не могу представить себя помолвленной с господином Фердинандом. Всё моё внимание было сосредоточено только на том, как спасти его, если что-то случится в Аренсбахе.

— Ты уже позаботилась о том, чтобы он не был наказан вместе с госпожой Дитлиндой, верно? Отличная работа. 

Она протянула руку, погладила меня по щеке и сказала: 

— Ты действительно хорошо поработала.

Я не могла не вцепиться в её добрую, нежную руку. 

— Это первый раз, когда кто-то хвалит меня за... за эти переговоры… —  пробормотала я, опустив глаза, когда внезапное тепло разлилось по моей груди. Слёзы без предупреждения потекли по моим щекам.

— Ну, это был акт сострадания к кому-то в другом герцогстве — никто не может похвалить тебя за это открыто, да и не подумает похвалить в частном порядке. Скорее всего, это единственный раз, когда я могу это сказать, но... твои действия заставили моё сердце радостно забиться. Спасая господина Фердинанда, ты спасла не одну, а три жизни.

Мои действия, очевидно, спасли помимо Фердинанда, также Экхарта и Юстокса. Я кивнула, мысленно добавив к этому списку Лазафама.

— Эти трое в безопасности благодаря тебе и тому, чего ты добилась, — заключила Эльвира. — Гордись.

— Мама...

— Вполне естественно беспокоиться за уехавшего человека, особенно если знаешь, что его жизни угрожает опасность. Конечно, такие переживания не должны становиться достоянием общественности, но... я беспокоюсь и за Экхарта, и за господина Фердинанда. А Рихарда определенно беспокоится о Юстоксе.

Мне казалось, что теперь, когда Фердинанд, Экхарт и Юстокс переехали в Аренсбах, никому в Эренфесте не было дела до них, но это было не так — те, кому было не всё равно, просто хорошо держали свои чувства при себе. Зная это, я успокоилась.

— Мне сказали, чтобы я не беспокоилась о господине Фердинанде и остальных, — сказала я. — Казалось, что все остальные перестали о них заботиться... и это было очень больно. Думаю, именно тогда я и начала упрямиться. Если никто больше не собирается заботиться о них, я сделаю это сама.

Эльвира опустила взгляд, глаза её наполнились слезами.

— Моя дочь будет удочерена королём, а один из моих сыновей войдёт в свиту принцессы. Как только мы покинем эту комнату, я не смогу проявить иных чувств, кроме гордости за эти достижения. Так что... позволь мне немного погоревать о двух моих детях, уезжающих так далеко.

— Мама...

Я уже знала, что дворяне используют потайные комнаты для выражения своих скрытых эмоций, но впервые увидела это наяву. Эльвира, которую я всегда знала по её спокойным улыбкам и заговорам из тени, сейчас заплакала.

— Я переживаю за тех, кто уехал в Аренсбах, но также я беспокоюсь, что на твои маленькие плечи придётся взвалить всё будущее нашей страны... — сказала она. Слёзы, стекавшие по её лицу, передавали это беспокойство с болезненной прямотой.

Королевская семья была сосредоточена на том, удастся ли им получить Грутрисхайт, и что они будут делать в этом случае. Герцогская семья была сосредоточена на том, как руководить Эренфестом после моего ухода. Сколько из них беспокоились о том, что может случиться со мной, если я всё же заполучу Грутрисхайт?

И снова я смогла вымолвить лишь тихое «матушка...» Меня всегда учили, что дворяне никогда не бывают мягкими друг с другом, поэтому я считала бессмысленным даже пытаться. Но сейчас я впервые протянула Эльвире руку, как когда-то давно маме. Она взялась за неё, а затем крепко сжала.

Действительно, был ещё кто-то, кто разделял мою печаль.

— Розмайн, груз, который тебе предстоит нести, я не могу нести вместе с тобой... Но я сделаю всё, что потребуется, чтобы ты смогла покинуть Эренфест без всяких забот и сожалений. Оставайся верна себе и продолжай прокладывать свой собственный путь. Когда ты получишь Грутрисхайт, используй его не как дубину власти, а как инструмент для исполнения своих желаний. Я знаю, что ты сможешь это сделать. Ведь ты — моя дочь.

***

Несколько фан-артов по главе: