Онлайн чтение книги Власть книжного червя Ascendance of a Bookworm
630 Старейшины Лейзеганга

Несмотря на то, что я с энтузиазмом выскочила из комнаты Шарлотты, пешком за Вильфридом мне было не угнаться. Я села в своего ездового зверя, и мы вместе направились к главному зданию.

— Быстрее, Розмайн, — сказал он, идя впереди меня.

Стараясь соответствовать его темпу, я вдруг заметила нечто странное — его последователи не занимали своих обычных мест. Лампрехт всегда держался рядом со своим господином, но сейчас он находился ближе к задней части группы. При этом Бартольд находился довольно близко к Вильфриду. Неужели он заслужил такое доверие благодаря посвящению имени?

Я размышляла над этим странным зрелищем, пока мы направлялись в гостиную замка: по словам Хартмута, именно там мы должны были найти Лейзегангов. Когда мы пришли, я увидела, что один из рыцарей сопровождения Флоренции стоит у входа в зал. Рыцарь подтвердил, что слухи о беспорядках верны, после чего я попросила его пропустить нас внутрь. В некотором замешательстве от встречи с кандидатами в аубы, требующими доступа на частную встречу, рыцарь позвал кого-то из комнаты.

— Зачем вы все здесь собрались, дамы и господа? — выходя нам навстречу, спросил Леберехт. Он был отцом Хартмута и, по-видимому, присутствовал на собрании в качестве служащего Флоренции.

Вильфрид, не раздумывая, шагнул вперед. 

— Лейзеганги здесь, не так ли? Пропустите нас внутрь. Мы не можем допустить, чтобы матушка вела переговоры в одиночку.

— Пожалуйста, Леберехт, — добавила я. — Их обсуждение касается меня, не так ли?

Он бросил на нас неодобрительный взгляд и вернулся в зал заседаний, чтобы получить разрешение своей госпожи. Через мгновение нас впустили внутрь, где мы увидели Флоренцию, её последователей и нескольких старейшин Лейзеганга, сидящих вместе. Мне приходилось встречаться со старейшинами во время различных торжеств, но мы никогда особо не общались.

— О, госпожа Розмайн?! — воскликнули они.

— Что вы все здесь делаете, дамы и господа? — спросила я.

— Мы обсуждаем вопрос, имеющий огромное значение для будущего нашего герцогства. Вы — сияющая надежда Лейзегангов, госпожа Розмайн. Сама мысль о том, что вы можете быть низведены до служения главой храма, просто абсурдна! О чём только думает ауб Эренфест?!

Старейшины вели себя настолько вопиюще самонадеянно, что их решение внезапно прорваться в замок уже не удивляло меня.

Флоренция вздохнула. 

— Как я уже говорила, все вопросы, касающиеся будущего нашего герцогства, должны обсуждаться с аубом Эренфестом. Пожалуйста, дождитесь его возвращения, чтобы поговорить с ним напрямую.

«Другими словами: уходите уже».

Старейшины покачали головами. 

— Мы должны убедиться, что и вы понимаете нашу позицию, госпожа Флоренция. Только первая жена может спасти ауба, которому завязал глаза Фёрберген, или же любовь к собственным детям ослепила и вас? — Они вздохнули. — Эта его сторона слишком сильно напоминает госпожу Веронику.

Они прямо заявляли, что рассудок Сильвестра помутился и что его нужно вернуть на правильный путь. Конечно, всё это было лишь завуалированной попыткой сделать меня следующим аубом, чтобы меня не сделали главой храма.

— Я не верю, что Фёрберген осчастливит своим присутствием герцогскую семью, — сказала Флоренция.

Старейшины с улыбками кивнули. 

— В таком случае вы должны понимать, что госпоже Розмайн нельзя позволять покинуть Эренфест. Если по королевскому приказу кандидат в аубы, способный проводить религиозные обряды, должен быть переведен в храм Центра, то у нас есть и другие кандидаты, которые могли бы отправиться вместо неё. Это должно потребовать лишь небольших... переговоров.

Они посмотрели в сторону Вильфрида не скрывая своих ухмылок. Воспитанный преступницей Вероникой и сам совершивший преступление, тот больше подходил для отправки в храм. Они также косвенно намекали на то, что на весенний молебен он посещал Лейзеганг в синих одеждах.

В ответ Вильфрид только поджал губы.

«Готова поспорить, ему не раз говорили подобное, когда он отправился в Лейзеганг».

Увидев этот обмен мнениями, я поняла, почему Вильфрид был так подавлен тем, что люди постоянно вспоминают его ошибку, которую он совершил в детстве. От отношения же старшего поколения к храму мне хотелось вздохнуть.

— Матушка, пожалуйста, выйди из комнаты, — сказала я Флоренции. — Ребёнку не стоит слышать такие обидные слова.

— Действительно, мама. Оставь нас, — добавила Шарлотта. Она двинулась, чтобы взять Флоренцию за руку, но та с нежной улыбкой отказалась.

— Нет, я останусь здесь, — заявила Флоренция. — Ваша забота согревает мне сердце, но я не могу оставить своих детей одних в такой обстановке.

Вместе с Вильфридом я встала перед Флоренцией и обратилась к старейшинам Лейзеганга: 

— Я нахожусь в полной растерянности, так как не могу понять, что привело вас сюда. Меня не планируют отправлять в храм Центра. Что послужило причиной таких слухов?

— У нас есть своя информационная сеть, госпожа Розмайн, и все, кто присутствовал на собрании герцогов, подтверждают наши опасения.

На собрании герцогов в принципе могло присутствовать только ограниченное число дворян, а то, что не просочилась информация о моём удочерении, ещё сильнее сократило список возможных виновников. Но одно обстоятельство особенно бросалось в глаза: они говорили так, как будто у них были конкретные доказательства того, что я стану главой храма.

— Королевский приказ или нет, — продолжали старейшины, — но мы крайне обеспокоены тем, что будущее Эренфеста находится в руках ауба, который не понимает, что нужно его герцогству, и такого человека, как господин Вильфрид, дающего обещания, которые он не в состоянии выполнить. Мы хотим, чтобы герцогство возглавили вы, госпожа Розмайн.

Несмотря ни на что, старейшины настаивали на том, чтобы в храм Центра вместо меня вступил Вильфрид. Однако их речь прервал ворвавшийся в комнату Бонифаций.

— Розмайн, ты в безопасности?!

— О, господин Бонифаций! Как вовремя!

Старейшины посмотрели на Бонифация светлыми глазами и попросили его помочь удержать меня в Эренфесте. Он хмуро посмотрел на них в ответ. Я поняла, что он хотел сотрудничать с ними, и, возможно, так бы и поступил, если бы не знал о моём новом удочерении.

«В любом случае, похоже, что не дедушка разжег в них огонь...»

Затем старейшины повторили, что посылать меня в храм Центра неразумно, поскольку я лучше других кандидатов подхожу на роль следующего ауба. По понятным причинам это застало Бонифация врасплох.

— Я ничего не слышал о том, что Розмайн переезжает в храм Центра, — сказал он. — Кто сказал вам об этом?

— Все дворяне, которые присутствовали на собрании герцогов, говорили об этом. А вы не знали?

— Нет.

Когда старейшины обменялись беспокойными взглядами, Вильфрид в раздражении уставился на них.

— Розмайн не планирует вступать в храм Центра. Мне кажется, кто-то пытается вас обмануть.

Их лица потемнели: Вильфрид был последним, от кого они хотели это услышать. Старейшины тут же стали стали язвить в его адрес, используя благородные эвфемизмы.

«Подождите... Могло ли что-то подобное произойти во время весеннего молебна? Должно быть, Вильфрид непреднамеренно спровоцировал их».

Если бы это замечание исходило от Бонифация или меня, старейшины Лейзеганга не пришли бы в такую ярость, но от Вильфрида... Похоже, что он так же плохо читал атмосферу, как и я. Старейшины продолжали ругать Веронику, перечисляли её прошлые грехи, а Вильфрид лишь отнекивался.

«Вильфрид, мне кажется, ты ещё меньше приспособлен к общению, чем я...»

— Я понимаю вашу позицию, — сказала я старейшинам, вмешиваясь в разговор. — Никто не может отрицать, что Лейзеганги пережили много трудностей, и что Вильфрид был небрежен в прошлом.

Старейшины смотрели на меня с надеждой в глазах, а Вильфрид просто выглядел уязвленным.

— Однако, — продолжала я, — полагаю, вы делали аналогичные замечания Вильфриду, когда он посетил Лейзеганг во время весеннего молебна, желая обогатить и вашу землю, и Эренфест?

— Госпожа Розмайн?..

— Вы обвиняете его в наивности, но я думаю, что и вы недальновидны, — сказала я с улыбкой, заставив Вильфрида и старейшин удивленно переглянуться. — Вы полагаете, что меня отправляют в храм Центра, верно? Как вы думаете, кто будет проводить обряды в Эренфесте после моего ухода?

Я взглянула на Вильфрида, который усмехнулся в ответ, а затем обратился к старейшинам. 

— После совершеннолетия Розмайн, Мельхиор займёт пост главы храма. Но если она уйдет сейчас, как вы полагаете, моя главная опора исчезнет... А это делает меня наиболее подходящей кандидатурой для вступления в храм.

— Действительно, — продолжала я с угрожающей улыбкой. — А с тобой так плохо обошлись, когда ты приехал в Лейзеганг на весенний молебен. Никто не осудит тебя за то, что ты решил, будто Лейзеганги больше не желают принимать участие в религиозных церемониях. Можно было бы подумать, что, будучи житницей герцогства, они знают о важности весеннего молебна... но, видимо, это не так.

— Учтите, что Эренфест не может функционировать без урожая Лейзеганга, — возразил старейшина. — Если пострадает наш урожай, пострадает и герцогство.

Лейзеганги могли быть столь самоуверенными только благодаря их непоколебимому положению житницы герцогства. Лишение возможности совершать религиозные обряды нанесло бы огромный удар по ним.

Моя улыбка расширилась. 

— Да, когда-то это было правдой. Но вам не мешало бы помнить, что религиозные церемонии значительно повысили урожаи всех провинций, даже Хальдензеля. В последнее время Эренфест также активно торгует с другими герцогствами. Да будет вам известно, что теперь ввозить товары стало гораздо проще, чем раньше.

В прошлом Эренфест редко вступал в отношения с другими герцогствами, но времена меняются. В будущем мы сможем импортировать продовольствие в обмен на украшения для волос и бумагу. Я подчеркнула, что в результате влияние Лейзегангов может легко ослабнуть, и что такое решение может быть принято аубом самостоятельно.

Старейшины побледнели: они знали Эренфест только как захолустное герцогство, на которое никто не обращал внимания. 

— Госпожа Розмайн, — кричали они, — как вы, принцесса Лейзегангов, в которой течёт наша кровь, можете так говорить?! Неужели вы хотите отвернуться от своей самой большой опоры?!

— Отвернуться от вас? О Боги. Я — глава храма Эренфеста и приёмная дочь герцога. Очевидно, я не хотела бы, чтобы среди моих сторонников были те, кто пренебрегает религиозными обрядами, ругает моих братьев и сестру и не уважает ауба. 

Я приложила руку к щеке.

— Кроме того, сколько раз я должна напоминать вам, что не хочу становиться следующим аубом?

Старейшины смотрели на меня с недоумением. Наконец-то, похоже, они поняли мои намерения.

Бонифаций посмотрел между старейшинами и мной. 

— Розмайн, тебе не кажется, что это заходит слишком далеко? — спросил он, пытаясь сгладить ситуацию.

— Вовсе нет, дедушка. Лейзеганги хотели, чтобы ауб понизил ранг нашего герцогства, не так ли? Они хотели растоптать плоды моих трудов и всех остальных в дворянской академии. 

Подражая классическому скорбному выражению лица Ангелики, я сказала: 

— Все будто предали меня.

Бонифаций хмыкнул, поскольку присутствовал на этой встрече в качестве представителя Лейзегангов.

— Тем не менее, не проводить никаких церемоний в Лейзеганге было бы...

— Не бойтесь, — с улыбкой вмешался Вильфрид, разрушая напряженную атмосферу в комнате. Он повернулся к старейшинам и сказал: — Всё, что вам нужно сделать, — это вступить в храм. Если вы будете проводить ритуалы самостоятельно, ваши урожаи точно останутся такими же щедрыми, как и раньше. Драгоценная принцесса Лейзеганга совершала эти ритуалы ради Эренфеста, так что считайте это возможностью поддержать её. Хоть вы уже и отошли от дел, но у вас всё ещё есть магическая сила, так почему бы и нет?

«В очередной раз он не сумел прочитать атмосферу... Но он не ошибается».

— Вильфрид и Шарлотта начали проводить религиозные обряды, чтобы компенсировать моё отсутствие, — сказала я, — и они продолжают помогать мне и сейчас. Возможно, будет разумно попросить моих сторонников последовать их примеру.

Раз старейшины расстроены тем, что мне приходится в одиночку возвращаться из дворянской академии на ритуал посвящения, было бы весьма кстати, если б они, уже ушедшие на покой и не тратящие время на общение, помогли мне с церемониями. Когда я высказала эту идею, на лицах старейшин, питающих отвращение к храму и ритуалам, возникло явное выражение неудовольствия.

— Ваша помощь будет очень кстати, когда я тоже начну учиться в дворянской академии, — радостно воскликнул Мельхиор.

***

— Я очень сожалею о неприятностях, причинённых дворянами Лейзеганга, которые приняли эти слухи за чистую монету, — извинился гиб Лейзеганг сразу же после своего появления. К этому моменту старейшины погрузились в тихую грусть, услышав мои объяснения о полной незаинтересованности в становлении аубом и о том, сколько хлопот они мне причинили. — Хотя они поступили так грубо, но все их слова и поступки были вызваны заботой о вас, госпожа Розмайн. Прошу великодушно простить их.

Гиб Лейзеганг стал наперебой рассказывать, как улучшилось положение Лейзегангов после падения Вероники и моего удочерения. Это и улучшение урожая, и возрождение церемонии призыва весны, и появление мастерских по изготовлению печатной и бумажной продукции, и увеличение количества получаемых божественных защит, и мой метод сжатия магической силы, и ещё куча всего, что мне даже в голову не пришло.

Он продолжил: 

— Старейшины, прожившие жизнь в лишениях, услышав, что принцесса Лейзеганга, принёсшая столько пользы их роду, не станет следующим аубом только потому, что она приёмная дочь, а также будет отправлена в храм Центра, будто она какая-то обуза, почувствовали себя обязанными действовать.

Старейшины не хотели, чтобы я столкнулась с той же жестокостью, что и они, поэтому, узнав о том, что меня по королевскому приказу отправляют в храм Центра, те сразу же принялись за дело.

— Вы способны сопереживать господину Вильфриду, — сказал он. — Я могу только надеяться, что вы проявите такую же доброту к тем, кто беспокоится о вас и боится, что с вами могут поступить также, как с господином Фердинандом, которого вынудили войти в храм, чтобы отдалить от политики.

Я кивнула гибу Лейзеганга и сказала: 

— Это так. 

Их методы были экстремальными и я чувствовала только раздражение, но, скорее всего, старейшины Лейзеганга действовали из заботы обо мне.

— Розмайн — добрая девушка, — сказала Флоренция, улыбаясь гибу. — Я думаю, она была бы гораздо более внимательна к чувствам Лейзегангов, если бы они не ворвались в замок без предупреждения в отсутствии ауба. Она пришла сюда только из беспокойства за меня, хотя участвовала в чаепитии, когда получила эту новость. Таким образом, это просто обсуждение и ничего более. На самом деле она не собирается лишать Лейзеганг религиозных церемоний. Не так ли, Розмайн?

Я всё ещё была раздражена из-за того, что Лейзеганги попросили понизить наш ранг и смотрели на Сильвестра свысока после чистки бывшей фракции Вероники, но я кивнула. 

— Действительно. Если они начнут поддерживать ауба, который отбросил свою фракцию ради блага герцогства, я уверена, мои мысли изменятся.

Лейзеганги будут больше поддерживать Сильвестра в обмен на дальнейшее проведение религиозных церемоний в их землях.

— Гиб Лейзеганг, если вы согласитесь с просьбой Розмайн и будете больше поддерживать моего мужа, я закрою глаза на этот инцидент. Вам повезло, поскольку его нет, только мы, находящиеся в этой комнате, знаем о том, что этот визит был неожиданным.

— Примите мою благодарность, госпожа Флоренция.

Флоренция сумела красиво повернуть ситуацию. По правде говоря, выслушав объяснения гиба о том, как сильно они за меня переживают, я была рада, что старейшины не понесут сурового наказания. Я полагала, что разговор окончен, но тут заметила, что гиб Лейзеганг внимательно осматривает Вильфрида.

— Господин Вильфрид, — сказал он низким голосом, — вы когда-нибудь задумывались над тем, почему Лейзеганги так вас невзлюбили и что сделала госпожа Вероника с Лейзегангами?

Вильфрид слегка сузил глаза, несомненно, удивлённый тем, что вместо завуалированной насмешки получил искренний вопрос.

— Мне кажется, вы не совсем понимаете, несмотря на объяснения, которые вы получили от ауба и ваших последователей. В детстве вы больше других пользовались преимуществами фракции, которую создала госпожа Вероника. Вам стоит задуматься о её действиях и о том, как вас воспринимают окружающие.

Указав на то, что Вильфрид своей неосведомленностью невольно раздражает Лейзегангов, гиб Лейзеганг удалился, прихватив с собой старейшин.

Вильфрид просто уставился себе под ноги, погрузившись в раздумья.

***

Через несколько дней я вернулась в храм. Хартмут попросил о приватной беседе со мной, поэтому я позаботилась о том, чтобы взять с собой магические инструменты, блокирующие звук.

— Я выяснил, кто подстрекал старейшин Лейзеганга, — объявил Хартмут, выглядевший несколько измученным. — Похоже, что в этом повинны несколько человек, и найти их оказалось непростой задачей. Первым был Бартольд, присягнувший господину Вильфриду.

— Что?

— Пользуясь оказанным ему доверием, он пичкает своего господина ложью, ставит перед ним невыполнимые задачи, которые, как он утверждает, исходят от Лейзегангов, и стравливает друг с другом своих товарищей по службе. Кроме того, он делал всё возможное, чтобы помешать вам и другим кандидатам в аубы встретиться для обмена информацией.

Моё лицо дернулось. Вильфрида предал один из последователей, посвятивших ему имя?

— Бартольд не может ослушаться приказа, но это не делает его неспособным к предательству. — пожав плечами, продолжал Хартмут.  — Это довольно тонкое различие. 

По его словам, отношение к посвятившим имя зависит от господина, а потому и возможности для предательства могут быть различны.

 — Главный вывод — Бартольд люто ненавидит своего господина и ауба, потому что они предали свою фракцию, несмотря на то, что были воспитаны госпожой Вероникой.

— Значит...

— Именно госпожа Флоренция первой заметила резкую перемену в окружении господина Вильфрида и обратила внимание на подозрительное поведение Бартольда. Она решила воспользоваться отсутствием ауба, чтобы поставить на место мешающего последователя и уменьшить влияние Лейзегангов.

— Подожди, это сделала Флоренция?! — воскликнула я, широко раскрыв глаза. Эта мысль даже не приходила мне в голову.

— Она подстрекала Бартольда и намекала на действия храма Центра, используя несколько путей, чтобы раззадорить старейшин. По всей видимости, план состоял в том, чтобы в отсутствие ауба отправить их в замок и, если поведение старейшин даст к этому повод, отправить рыцарский орден для их ареста и тем самым ослабить их влияние, пока это ещё возможно.

Она даже назначила их встречу на то время, когда мы собирались в северном здании на чаепитие. В расчёт не было принято лишь то, что прибытие Лейзегангов мог заметить Хартмут.

— Насколько я понимаю, именно мой отец разработал этот план, — пояснил он, а затем вздохнул. — Эти хитроумные уловки показались мне странно знакомыми.

Короче говоря, злым гениям пришлось обманывать друг друга. Хартмут отправился к Леберехту с доказательствами и свидетельствами и в упорной борьбе добился у него правды.

— Как оказалось, — продолжил он, — они намеревались ранить Лейзегангов сильнее, чем это получилось в итоге. Отец сказал, что благодаря вашему участию всё разрешилось вполне мирно.

— Это хорошо, но... я до сих пор в шоке от того, что приёмная мама затеяла интригу. Я не могу в это поверить.

У неё всегда была такая спокойная, умиротворенная улыбка, что это откровение застало меня врасплох.

— Старейшинами легко манипулировать сейчас, когда они в эйфории от в результатов чистки, сделавшей их самой большой фракцией в герцогстве. Я полагаю, что госпожа Флоренция желает существенно ограничить их влияние до того, как Брюнхильда станет второй женой. В конце концов, она не может заимствовать силу госпожи Эльвиры.

Моё лицо омрачилось: мне было абсолютно наплевать на благородную чепуху. Я поспешила уйти с нашего чаепития, беспокоясь за Флоренцию, переживая, что ей приходится иметь дело с Лейзегангами, будучи беременной... но теперь я чувствовала себя очень глупо.

— Что будет с Бартольдом? — спросила я. Он строил козни против того, кому посвятил имя, и я не могла подавить любопытства.

— Это должен решить господин Вильфрид. Госпожа Флоренция намерена присматривать за непоседливым последователем и намекать на его проступки до тех пор, пока молодой господин сам не докопается до истины. Отец довольно строго приказал мне не вмешиваться, поскольку это дело воспитания. И, добавлю, он строго отругал меня за то, что я позволил вам броситься навстречу опасности.

Если что-то казалось странным, то это, как правило, объяснялось тем, что кто-то дергает за ниточки из-за кулис. Человек рисковал подвергнуть своего господина или госпожу опасности, если не мог понять, что именно происходит.

— Мне ещё многому предстоит научиться, — заключил Хартмут. 

Он очень переживал, что его ордоннанц заставил меня отказаться от чаепития и взяться за старейшин Лейзеганга. Но ещё больше его возмущало то, что от этого выиграла только герцогская чета. В личном плане мы ничего не получили от этой затеи, и это его огорчало.

— Если бы не ты, я бы никогда не поняла обстоятельств этого инцидента. Ты молодец. Давай пить чай и лакомиться вкусными конфетами.