И вдруг голос её стал зловещим, будто какая-то мысль промелькнула у неё в голове.
— Уж больно вы плечи расправили, леди Женевьева. Но надолго ли?
— Если вы опять хотите нести чушь…
— Герцог Чезаре умеет играть с женщинами. Он ни разу не был верен одной. Вы и вправду думаете, что такой человек будет до конца жизни слепо предан госпоже Буонапарте?
— Сейчас вы, выходит, прямо утверждаете, что герцог ей изменит?
— Почему обязательно измена? Есть ведь и разумный правовой институт — развод.
Женевьева хмыкнула.
— Прямо как проклятие какое. Вы уверены, что они однажды разведутся?
— Я лишь сказала, что это возможно. Все мужчины такие, не так ли? Глупо полагать, что твой мужчина не такой.
— Леди Адель вовсе не глупа. По крайней мере, поумнее мадам Равенны!
— Что ж, поглядим. Если окажется, что я права, я больше не желаю видеть перед собой даже волоска с вашей головы.
— Вот уж кто бы говорил!
— …Вот такой у них, говорят, был разговор.
Подкрепляя рассказ выразительной мимикой, жестами и взмахами ног, Джуд Росси пафосно излагал происходящее.
Чезаре приподнял одну бровь.
— Надо признать, Адель выбрала себе отличную подругу.
— Леди Женевьева, похоже, сумела как следует пройтись по всем этим злобным дамочкам, — хмыкнул Джуд, усаживаясь напротив него.
Они находились в зале отдыха при здании Синьории. Заседание приоров уже завершилось, и все давно разошлись — остались только они двое.
Джуд покосился на дверь и добавил:
— Но ты же понимаешь, Чезаре, что подобные разговоры не только среди дам ходят?
Герцог лишь усмехнулся.
А как иначе.
У Буонапарте была целая сеть слуг, осведомителей и шпионов. А кроме них, ещё с десяток других, кто сам по доброй воле пытался быть к нему ближе, принося информацию, словно это были золотые монеты.
Он фыркнул, прищурившись:
— Что поделать. Все в этом городе просто с ума сходят по мне.
— Вот я и говорю: перестань так выражаться…
— А в чём проблема? Как бы я ни говорил, весь свет Форнатье всё равно мечтает меня раздеть.
— Свет, может, и мечтает, да только теперь ты у него не единственный на примете.
Чезаре замолчал. В голове тут же возник образ: Адель, сидящая в мастерской, с сияющими глазами, держащая карандаш.
Он бы на что угодно пошёл, лишь бы навсегда оставить ее такой.
— Ну, это уж точно, — тихо согласился он.
— Говорят, кое-где уже начали делать ставки, когда ты или леди Адель начнёте искать себе кого-то нового.
Чезаре снова расхохотался.
— Даже после Ардженто им всё неймётся.
Джуд тут же посерьёзнел.
— Только без банкротств по личной инициативе. Потерпи.
— Уж на это у меня ума хватит.
— Умный человек не стал бы такое вытворять с Ардженто…
— Ардженто это заслужили.
Семье девушки, что когда-то отпустила при Адель шутку про «поцелуй в родинку», пришлось расплачиваться — их навсегда вытеснили из светского общества.
Пусть сплетни в светском обществе всегда были язвительны, Чезаре не собирался истреблять их под корень. Но всё равно… его раздражала сама мысль, что кто-то может задеть Адель. Он хотел, чтобы та, кто сейчас с таким старанием осваивает живопись в их дворце, слышала и видела только хорошее.
Он ведь обещал. Когда они поженились. Когда он надел кольцо с фамильным гербом ей на безымянный палец.
И ещё раньше…
Раньше?..
Откуда ни возьмись выскочившее непонятное слово заставило Чезаре нахмуриться.
Джуд, поняв реакцию старого друга по-своему, покачал головой:
— Да брось. Эти дамы наверняка уже всё переосмыслили и сделали выводы. Никто больше в открытую так не высказывается, не так ли?
— И правильно, — отозвался Чезаре, лениво потирая висок.
Что-то я забыл…
Мысль вертелась на грани сознания, словно застряла в тумане, и он уже почти протянул руку в ту сторону, в глубину, туда, где на фоне убаюкивающего пения снов должна была скрываться разгадка, как вдруг…
— Знаешь, я рад, что у вас с Адель всё хорошо, — сказал Джуд. — Ты, кстати, с тех пор заметно изменился. Ты и сам это замечал? С тех пор как женился?
Имя Адель вырвало Чезаре из задумчивости.
— Я?
— Ага. Стал… спокойнее. Или, может, умиротворённее. В чём-то даже начал походить на своего отца.
Чезаре приподнял бровь.
— Вот уж что мне совсем не нравится.
— Нравится тебе или нет, суть от этого не меняется.
Джуд поправил манжеты и поднялся со своего места.
— Скажу ещё раз: ты должен быть благодарен Адель. Она ведь знала, кто ты, и всё равно осталась.
Чезаре молча смотрел, как он надевает шляпу. Потом вдруг негромко бросил:
— А ты?
— Я?
Джуд Росси удивлённо распахнул глаза.
Чезаре помолчал, потом медленно произнёс:
— Ты вроде бы хорошо ладишь с мадам Росси.
— А, Отилья. Да, она хорошая женщина, — ответил тот без колебаний и кивнул.
Чезаре не сводил с него глаз. Джуд выдержал его пристальный взгляд спокойно, а затем вдруг хмыкнул:
— Я рад, что ты не стал таким, как я.
Сказав это, он вышел из комнаты отдыха.
******
После свадьбы Чезаре больше не находил причин посещать балы, приёмы, вечерние собрания и чаепития. Даже если он ничем не занимался, ему всё равно было приятнее находиться рядом с ней.
Ему нравилось всё — каждый жест, каждый взгляд. Как жена смотрела на него с лёгкой досадой, когда он дразнил её, и как, стоило ему наклониться ближе, она, вздохнув, позволяла себе тихий поцелуй.
А когда после этого Адель смотрела на него спокойно, тихо, с такой глубиной…
В такие моменты мне кажется, что вся моя жизнь существует только ради этого взгляда.
«Чезаре. Не каждому суждено познать такую любовь».
Он вспомнил слова своей бабушки. Она не ошиблась.
Чезаре знал: быть в положении, когда можешь любить кого-то настолько без остатка — это дар. Он знал, слишком хорошо знал, что стоит ослабить хватку, забыть, как дорога эта ладонь в твоей, — и всё исчезнет. Именно потому он был предан Адель каждый миг. И в этом он становился безупречным.
Разумеется, временами возникали преграды.
— У меня месячные. Иди один.
Ранним вечером, в день бала, устроенного домом Торлонья, Адель вдруг подошла и бросила эту фразу.
Месячные были для них двоих настоящей преградой и физической, и душевной. Адель была рассудительной и нежной женщиной, и потому, когда у неё начинались боли, она не срывалась на нём по пустякам, но всё же становилась тише, угрюмее.
Чезаре сразу ответил:
— Тогда и я не поеду…
— Сегодняшний бал устраивает герцогиня Торлонья. Это не кто-нибудь. Пропустить — было бы неуважением.
— Но я…
— Ступай.
Голос её был ровным, даже немного отрешённым. И, отведя взгляд, Адель показала, что уже овладела истинно аристократичным искусством говорить: «Я не желаю продолжать этот разговор».
Он бы с радостью подулся на супругу подольше, но не хотел давить на ту, которая и без того плохо себя чувствует.
Чезаре вздохнул и поцеловал её в щёку.
— Ладно. Я съезжу, а ты отдохни. Если что-то понадобится, скажи Эфони.
— Хорошо.
Только тогда Адель слабо улыбнулась.
Вздохнув, Чезаре вскочил в седло. Балы в Форнатье длятся до самого рассвета. А он, глядя на восходящие звёзды, уже чувствовал, как наскучит ему всё это.
В тот момент, как Чезаре появился у входа в украшенный сад, где проходил бал, вторая дочь семьи Беллучи — Делайла Беллучи — тут же обратила на него взгляд.
Она вовсе не собиралась охотиться за чужим мужем. Просто Чезаре таким родился. Куда бы глава рода Буонапарте ни явился, всё внимание тут же притягивалось к нему.
В доказательство тому — не только она одна обратила на герцога внимание: плечи и головы всех присутствующих синхронно дрогнули, будто у чаек на побережье, вздрагивающих при каждом движении руки с кормом.
Делайла еле сдержала улыбку.
— Герцог Чезаре сегодня один, — тихо произнесла Сирша Фоскари, сидевшая рядом с ней, пряча губы за веером. В голосе её звучала странная интонация.
— И правда, — поддержала Делайла. — Поскольку бал устраивает сама герцогиня Торлонья, я думала, они явятся вдвоём… Супруге нездоровится?
Она знала, куда клонит Сирша, но всё равно выбрала нейтральный ответ.
Сирша фыркнула, раздражённо щёлкнув веером.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления