— Кто знает, может, причина вовсе в другом, — снова заметила Сирша тем же своим странным тоном — и легковерная Вильма Перетти, разумеется, тут же клюнула.
— «В другом»? В каком это смысле?
Сирша понизила голос с таким видом, будто только и ждала этого вопроса.
— Я не говорю, что это правда. И, честно говоря, вовсе не хочу, чтобы это оказалось правдой… Но вы ведь и сами знаете, каким герцог Чезаре был прежде.
С того момента, по мнению Делайлы, начался сущий бред — настоящие фантазии, граничащие с манией. Суть сводилась к тому, что, мол, Чезаре наконец-то захотел свободы.
Подобные сплетни начали расползаться после одного вечера у мадам Равенны и теперь незримо распространялись по всему высшему обществу. Герцога, и без того привлекавшего внимание, теперь начали разглядывать еще более откровенно, под другим, почти жадным углом.
Люди совсем разучились видеть суть. Делайла мельком взглянула на Чезаре, направлявшегося к герцогине Торлонья.
Какими бы ни были причины, по которым герцог Чезаре Буонапарте сегодня пришел один, Делайла была уверена: это воля Адель Буонапарте.
С момента их брака супруги никогда не появлялись на официальных приемах поодиночке, потому иначе и думать было бы странно.
К тому же, стоило хоть раз увидеть, как Чезаре смотрит на Адель Буонапарте, и все домыслы Сирши Фоскари рассыпались бы в прах.
Когда он был рядом с ней, мужчина преображался до неузнаваемости. В нем расцветала и мальчишеская живость, и глубокое, безмятежное спокойствие. В свете это обсуждали, не уставая повторять: Адель изменила его до неузнаваемости.
И, видимо, в самом деле изменила, — подумала Делайла, глянув на Чезаре, державшего бокал с вежливой улыбкой рядом с герцогиней Торлонья.
Он улыбался, но живости в нем не было. Исчезла прежняя сила, та, что текла через него, как магма под тонкой оболочкой. Исчезла и та чувственность, что прежде хлестала из него, словно из переполненного сосуда, теперь ее вытеснила сдержанность и холодная собранность.
Иначе говоря, он выглядел удручающе скучающим.
— Неужели поссорились?
— А я думала, у них все так идеально… Вот тебе и «навсегда».
Делайла, услышав шепотки за спиной, тихо фыркнула.
Все эти разговоры — не более чем отражение их желаний.
Сколько дам в этом зале, даже замужних, на самом деле смогли бы отказаться от запретной интрижки с Чезаре Буонапарте, окажись у них такая возможность?
Каждая, похоже, искренне мечтала стать героиней подобной комедии нравов.
В этот момент Делайла заметила, как герцогиня Торлонья, до того беседовавшая с Чезаре, вдруг ненадолго удалилась.
Вот это уже плохо.
Герцогиня, солидная дама средних лет, была тем самым уравновешенным центром, который сдерживал неугомонную, переменчивую, как прибрежный ветер, атмосферу бала.
А теперь она ушла — значит…
— Герцог Чезаре… — чей-то голос тут же прозвучал, едва только появилась возможность.
Делайла успела заметить, как глаза всех вокруг хищно дернулись в одну сторону, и с интересом присоединилась к наблюдателям.
— Это я… Моника. Как… как поживали в последнее время?
К Чезаре подошла Моника Эсте.
Ее узнавали все: эта леди с роскошными темно-каштановыми волосами и соблазнительной родинкой на щеке была одной из самых ярких звезд светского общества. После того как с Лукрецией случилось «все это», ее слава и вовсе взлетела до небес.
Стоило ей появиться, как Делайлу охватило тяжелое предчувствие. И у нее было на то три причины.
Во-первых, Моника когда-то была любовницей Чезаре.
Во-вторых, дом Эсте, к которому она принадлежала, в последнее время переживал финансовые трудности.
В-третьих, взгляд Моники сейчас был острым, как у хищной птицы, засекшей добычу.
Богиня, только бы она не решила, что раз Чезаре пришел без жены, это ее шанс…
Чувствуя нарастающее напряжение, Делайла наблюдала, как Моника и Чезаре оказываются лицом к лицу.
Тот встретил ее ледяным молчанием, сквозь которое вдруг проскользнул какой-то приглушенный смешок. А потом совершенно бесстрастно сказал:
— Что тебе нужно?
Тон был холоден, как зимняя сталь. Моника невольно поежилась.
Делайле стало даже неловко. Она ведь знала, что Чезаре не отличается снисходительностью к своим прежним пассиям. Неужели Моника не понимает?
Но леди из дома Эсте стояла крепко. Ее большие, влажные глаза блестели в полумраке, и, будь Чезаре обычным мужчиной, он, возможно, даже отозвался бы на эту игру.
Но этот мужчина был не из тех.
— Не неси чушь и ступай, куда шла, — произнес он с ленцой, и его беззаботная улыбка обожгла сильнее пощечины.
Вокруг тут и там раздались сдавленные смешки.
Лицо Моники моментально залилось краской.
— Как вы можете так говорить…
— А разве я когда-то выражался иначе? Если хочешь пойти и сказать, что Чезаре Буонапарте — мерзавец, я не стану возражать. Только давай на этом и попрощаемся.
Последнюю фразу он сопроводил детской улыбкой с глубокими ямочками — все в лучших традициях бывшего светского развратника.
Но Моника была женщиной с выдержкой. Даже после этого она не сломалась. С усилием собравшись, леди опустила взгляд и тихо спросила:
— А с супругой… все хорошо?
Это слишком интересно, но, пожалуйста, остановись, — думала Делайла, глядя на нее, как на искру, летящую прямо в пороховую бочку.
Чезаре молчал. Улыбка исчезла с его лица. Его золотистые глаза, опустившиеся на Монику, были холодны, как лед.
Наконец он усмехнулся почти с отвращением.
— С каких это пор ты стала так интересоваться моей женой?
— Разве можно не интересоваться?
Моника сжала кулаки. Ее лицо стало напряженным, в голосе зазвучала плохо скрытая зависть.
— Сами подумайте. Не явиться на бал такого масштаба… Не слишком ли…
— Странно, — прервал ее Чезаре.
В следующее мгновение его рука рванулась вперед и сжала ее лицо, схватив за нижнюю челюсть.
Он сжал ее с такой силой, что лицо Моники смялось, как разваренные равиоли.
Герцог смотрел на нее сверху вниз без тени жалости.
— Вы ведь все знаете, что я не самый терпеливый человек. Так зачем так стараетесь мне на нервы действовать?
— Г-герцог Чезаре…
— Ну? Ответь. Это что вообще такое — при муже обсуждать его жену, которая просто плохо себя чувствует и осталась дома?
— Я… я просто хотела поинтересоваться, как она…
— Хотела поинтересоваться — спросила бы, как герцогиня Торлонья: «Как здоровье госпожи Адель»?
Он резко фыркнул с ядовитой усмешкой.
— С самого начала ведь все не так, верно? — протянул Чезаре лениво. — Увидела, что добыча пришла одна, и решила: вдруг повезет, и заодно спасешь семейство от разорения?
Все в округе поняли: он попал в точку. Моника едва заметно побледнела.
Чезаре слегка усилил хватку и лениво наклонил голову. Движения его были нарочито расслабленными, почти игривыми.
— Жаль. Не повезло.
В глазах Моники вдруг вспыхнул огонь. Она с резким движением отбила его руку и, чуть срываясь на всхлип, вскричала:
— Но ведь мы… мы же когда-то были близки! Как вы можете так измываться надо мной?
О, не стоило этого говорить…
По мнению Делайлы, этой фразой Моника окончательно похоронила свою семью.
Чезаре уже погубил когда-то целый род — семью Изабеллы Ардженто — только за то, что при Адель Брюль Шредер та обмолвилась, будто «Чезаре Буонапарте обожает целовать родинки».
Он и бровью тогда не повел, но ее семья вскоре объявила о банкротстве.
Теперь Чезаре резко изменился в лице. Все замерли.
Тишина сгустилась, как гроза перед ударом грома. Все затаили дыхание, ожидая его следующего слова.
И в этот момент Делайла в полной мере осознала: его улыбка не более чем маска. С самого рождения он носил с собой такое величие и силу, что людям рядом с ним требовалась уловка, чтобы чувствовать себя спокойно. Той уловкой была улыбка.
Холодный, резкий голос прорезал воздух:
— Значит, ты ходишь и рассказываешь всем, что была со мной в постели?
Только теперь до Моники дошло, какая угроза нависла над ней и ее семьей. Ее лицо стало белым, как новенький парус.
— Н-нет… Я не…
— Не рассказываешь? Забавно. Для человека, который этого не делает, язык у тебя подвешен на зависть многим.
— Г-герцог Чезаре… Я… я просто… оговорилась… не подумала…
— Интересно. Особенно если вспомнить сумму, которую дом Эсте занял у банка Стеллоне. Тогда становится еще интереснее.
Краска окончательно спала с ее лица. Моника сделала шаг назад, у нее затряслись руки… а потом, срывая дыхание, она вдруг упала на колени прямо перед Чезаре.
— Простите меня! Пожалуйста, простите! Я не хотела оскорбить вашу супругу! Я лишь… хотела попросить у вас помощи…
— Леди Моника Эсте, — произнес он, и голос его резанул по воздуху, как ледяное лезвие.
— Посмотрим-ка, — проговорил Чезаре медленно, по слогам, — сможет ли ваш дом сохранить свою пресловутую «достойность»… без помощи Стеллоне.
Это была не просто угроза. Это было объявление отсчета до падения дома Эсте.
— А…
Лицо Моники потемнело от отчаяния. Вокруг тут же раздались сдавленные вздохи.
Делайла, вздохнув, отвела взгляд. И вот еще один род приближается к своей глупой, бесславной кончине.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления