Руки Эйлин были связаны верёвкой, когда она шла к гильотине. Ноги её так сильно подкашивались, что она едва могла нормально идти. Её шатающаяся походка казалась вот-вот рухнет.
Её испуганное лицо было бледным, как бумага, и скользким от холодного пота. Волосы, пропитанные густой кровью, были в беспорядке. Яркая струйка крови стекала по щеке, возможно, от удара камнем.
Но Эйлин не плакала.
Она не кричала от ужаса, не молила о пощаде, не рыдала, протестуя против несправедливости. Хотя она дрожала от страха, она не проронила ни единой слезинки.
Когда она поставила ногу на лестницу, ведущую на платформу, где стояла гильотина, ее шаг дрогнул, а колено подогнулось, заставив ее тело опасно покачнуться.
Палачи, шедшие по обе стороны, раздраженно нахмурились и дернули её вперёд. Её рваная одежда натянулась, обнажив кусочек бледной кожи, и собравшаяся толпа захихикала, указывая пальцами.
Но вскоре хриплый шум стих. От грубого обращения она упала назад, и её очки упали, волосы разметались, открывая её лицо.
Когда лицо Эйлин открылось полностью, толпа застыла в безмолвии. Даже палачи забыли подтолкнуть её вперёд, не отрывая от неё глаз.
Под тяжестью их взглядов Эйлин сгорбилась. Она всегда считала свои золотисто-зелёные глаза нелепыми. Опустив взгляд, чтобы никто его не видел, она снова поднялась по ступеням гильотины.
Когда её маленькое тело снова задвигалось, тишина нарушилась. Толпа разразилась овациями, ещё громче прежнего.
Один из палачей откинул ей волосы набок, чтобы зрители могли ясно видеть её лицо. Желающие разорвать тело осуждённой на куски на память смотрели на неё, словно хищники, выбирающие себе кусок.
Наконец Эйлин предстала перед гильотиной. Её тело содрогалось от мелкой дрожи, словно в спазме, но лицо, ожидавшее казни, было невозмутимым. С таким решительным взглядом, какого Чезаре у нее никогда не видел, она посмотрела на лезвие.
Чезаре прекрасно понимал, о чём думала девушка. Эйлин собиралась принять приговор без всяких оправданий и сопротивления, чтобы не очернить имя Великого Герцога Эрже.
Если бы она сейчас проявила страх или трусость, она, должно быть, думала, что это может запятнать честь Чезаре, пусть даже и немного.
Она всегда была робкой и плаксивой девочкой. И вот она здесь, терпит ужас смерти только ради Чезаре.
Он не мог отвести от неё глаз. Его задача ясна: нужно было просто ждать.
Если он просто будет стоял в стороне, голова Эйлин упадет на лезвие гильотины, и седьмое испытание закончится. Он наконец освободится от бесконечно повторяющихся иллюзий и вернется в реальность.
Ему оставалось только наблюдать. Минутку терпения, и всё будет кончено.
- Начать казнь Эйлин Элрод!
Палач занес топор, чтобы перерезать верёвку, удерживающую клинок. Чезаре не мог этого вынести. Даже зная, что это был неправильный выбор, провал, он всё равно шагнул вперёд. Тиканье часов преследовало его, словно слуховая галлюцинация.
Чезаре бросился на гильотину с большим отчаянием, чем когда-либо в своей жизни.
- Ваша Светлость…?
Когда он добрался до помоста, палач уставился на него широко раскрытыми глазами. Высоко поднятый топор не достиг цели и неловко упал в сторону. Толпа, которая только что ликовала, растерянно загудела, поражённая внезапным появлением Великого Герцога Эрже, который должен был быть в Кальпене.
- Остановите казнь.
Чезаре не смотрел на Эйлин. Он не отрывал взгляда от палача, отдавая приказ.
- Я воспользуюсь правом на помилование герцогской семьи Эрже.
- Но… но указ о помиловании…
Палач запинался, нервно поглядывая на Чезаре. Индульгенция, дарованная Великому Герцогу Эрже, могла быть примененная только к членам его семьи, что было известно всем жителям Империи Траон.
Чезаре оглядел свою одежду. Он был одет в парадную форму императорской армии: на груди щегольски сверкали медали и ордена, а за спиной развевался алый плащ - наряд, достойный парада победы.
Он снял плащ. Символ величия Империи Траон развевался на ветру, прежде чем опуститься на плечи Эйлин. Его голос понизился, твердый, как лезвие гильотины.
- Она моя жена.
Шокирующее заявление на мгновение лишило присутствующих дара речи. После короткой, затянувшейся паузы послышался шёпот, словно рой пчёл. Только тогда Чезаре опустил взгляд. Его багровые глаза упали на коленопреклонённую фигуру перед ним.
Эйлин уставилась на него, ее губы приоткрылись в недоумении.
- Ваша Светлость…
Но выражение её лица не было полностью радостным. Несмотря на то, что ей сохранили жизнь, на ее лице читалась боль. Из глаз, оставшихся сухими даже до лезвия гильотины, теперь лились слёзы. Одна за другой они падали, оставляя на земле круглые следы.
- Мне жаль… хык, я… я…
Рыдания прервали её слова. Чезаре на мгновение взглянул на неё сверху вниз, затем опустился на одно колено. Встретившись с ней взглядом, он молча изучал её золотисто-зелёные глаза. Эйлин слегка вздрогнула и прошептала:
- Но… вам не следовало… хык, я всё ждала, зная, что вы…
С глазами, полными абсолютной преданности, любви, близкой к поклонению, она призналась ему в своей вере.
- Что вы придёте спасти меня…
Чезаре ничего не ответил на её слова. Он лишь протянул руку, чтобы обнять. В его объятиях она всё ещё чувствовала себя маленькой, ничем не отличаясь от той десятилетней девочки, которую он встретил на лилейном поле.
Тепло её объятий было словно обжигающее пламя. Чезаре слегка прижал её к себе. Этот момент был восхитительным, словно он сжимал в руках звезду - именно то, чего он искренне желал.
Неустанное тиканье часов стало слабеть в ушах, а затем и вовсе исчезло. Но Чезаре не стал напрягаться, чтобы услышать его снова. Он сосредоточил всё своё внимание на существе перед собой.
Чезаре предпочел остаться в ловушке собственных иллюзии.
***
Великий Герцог Эрже воспользовался помилованием, заявив, что он был помолвлен с Эйлин Элрод до того, как отправился в поход, и спас ее от гильотины.
Но сохранение её жизни не означало, что дело закрыто. С этого момента начались настоящие проблемы.
Эйлин Элрод нарушила имперский закон. Ее обвинили, не только в хранении наркотических средств, но и в производстве и распространении.
Законы о наркотиках были введены под руководством самого Чезаре. Отменив им же установленный порядок, он дал своим врагам смертоносное политическое оружие.
Дворяне, собравшиеся на собрании, естественно, не оставили его в покое. Они осудили высокомерие Великого Герцога, а в прессе ежедневно появлялись статьи, высмеивающие «опального героя».
Поэтому Чезаре решил заплатить за то, что воспользовался указом о помиловании.
- Ты… отказываешься от титула Великого Герцога? Чезаре, что ты говоришь!?
Глаза Леона расширились от удивления, когда он кричал. Но Чезаре уже принял решение. Он откажется от титула и уйдет в отставку из армии, решив вместо этого жить как обычный гражданин Империи.
Услышав это, Леон почувствовал не просто смятение, а страх. Чезаре привёл завоевание Кальпена к победе, теперь ему оставалась лишь слава, и всё же он внезапно объявил, что женился на Эйлин.
Хотя помилование поставило его в политически уязвимое положение, это была проблема, которую можно было преодолеть с трудом. Но полностью отказаться от всей власти…
- Ты… в здравом уме? Ты хоть представляешь, чего стоило сюда добраться…
Чезаре вручил ему коробку. Внутри лежали все медали, которыми он был награждён за свою военную карьеру.
- Прости меня, брат.
Это короткое извинение было всем. Он не стал давать никаких объяснений или оправданий. Чезаре покинул императорский дворец. Леон смотрел ему вслед с полным недоверием, не в силах вернуть его.
Вернувшись в кирпичный дом, Чезаре смотрел на апельсиновое дерево, качающееся на ветру. В воздухе витал лёгкий цитрусовый аромат.
Пока он смотрел на дрожащие листья, дверь со щелчком распахнулась. Из дома вышла Эйлин и быстро направилась к нему.
- Ваша Светлость…
Она вцепилась в край его одежды и подняла напряженный взгляд. Чезаре слабо улыбнулся.
- Теперь тебе следует называть меня по имени, Эйлин.
Наконец, почувствовав вкус достигнутого счастья, он прошептал ей:
- Я вернулся.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления